Карбалевич: «Лукашенко приходится лихорадочно выступать в роли адвоката дьявола»

Тот с энтузиазмом, самозабвенно вписался в эту историю, но получилась стрельба мимо цели.

На гибель главы вагнеровцев правитель Беларуси не мог не отреагировать. И то, что в ходе общения с журналистами при посещении Белорусского государственного университета 25 августа Лукашенко оправдывался, достаточно понятно. Дескать, какие я мог дать гарантии безопасности Евгению Пригожину за пределами Беларуси.

Приходится выступать адвокатом дьявола

Но более интересен другой и, наверное, самый важный сюжет ответов Лукашенко на вопросы государственных СМИ. Он вдруг стал активно, даже самоотверженно, хотя и очень ненатурально оправдывать президента России. Мол, тот не виноват в гибели руководства ЧВК «Вагнер», «слишком грубая, непрофессиональная работа, если уж на то пошло, это не похоже на Путина». С чего вдруг такое адвокатирование?

После провала мятежа «Вагнера» многие эксперты делали вывод: теперь за жизнь Пригожина не дашь ломаного гроша. И прогноз достаточно быстро сбылся.

Гибель Пригожина стала важным рубежом во многих смыслах. Только теперь мятеж «Вагнера» полностью завершился полным и окончательным поражением. Что стало началом конца этой военной компании.

Пока нельзя сказать, что промах Лукашенко, который охотно влез в эту историю, грозит ему какими-то серьезными политическими последствиями. Скорее, это чисто психологический прокол.

Правитель Беларуси вложил политический капитал в проект, который не принес дивидендов, а сгенерировал одни убытки. Причем все это произошло на глазах широкой публики. Ведь Лукашенко сам вытащил на поверхность все детали этой российской, а теперь уже и белорусской драмы.

Дело в том, что раньше он тонко чувствовал все нюансы российской политики, улавливал импульсы околокремлевских игр и эффектно играл на разных имперских комплексах. А вот теперь Акела промахнулся. Он просто неправильно посчитал.

Была иллюзия, что Путин ослаб

В чем суть промаха?

По горячим следам белорусский правитель пришел к выводу, что мятеж стал симптомом политической слабости Владимира Путина, а его, Лукашенко, активное участие в разрешении кризиса повышает его собственный политический вес в политике России, потому надо включиться в игру на ее политическом поле.

Для Лукашенко такая игра — дело привычное. Он этим занимался на президентском посту все время. Особенно активно — во времена президентства Бориса Ельцина, когда метил на кремлевский трон. Правда, в последние годы, когда путинский режим заматерел, окно возможностей для Лукашенко в этом плане фактически закрылось.

Однако в момент пригожинского мятежа Лукашенко посчитал, что это окно приоткрылось, что вернулись былые времена, и стал вести себя, как в конце 1990-х, когда во главе России стоял старый, больной, крайне непопулярный Ельцин. Поэтому и ринулся с головой в эту российскую авантюру. Белорусский правитель поспешил выступить как спаситель России от смуты и гражданской войны, как человек, бросивший спасательный круг тонущему Путину.

Сразу же после ликвидации мятежа Лукашенко дал ряд комментариев, неприятных, а местами даже оскорбительных для Путина. Он заявил, что мятеж был не случаен, а закономерен, что Россия беременна революцией. По его мысли, в мятеже виноваты обе стороны. И Пригожин — не предатель и преступник, как уверяет Путин, а совсем наоборот.

«Кто такой Пригожин? Это очень авторитетный сегодня человек в вооруженных силах. Как бы кому-то этого ни хотелось… Его можно понять», — говорил Лукашенко. Он рассуждал о Путине несколько пренебрежительно, снисходительно, публично рассказывал, как учил президента РФ, что надо делать в этой ситуации, как поступать. Лукашенко представал в образе чуть ли не соправителя России: «Мы с Путиным виноваты, что не приняли вовремя меры… Я — такой же участник этих событий, как президент Путин».

Вся публичная риторика Лукашенко после окончания мятежа сводилась к тому, что нужно искать компромисс, не следует расправляться с вагнеровцами, не надо мстить. И вот главный ошибочный вывод Лукашенко о планах Кремля, сформулированный на встрече с журналистами 6 июля: «Но если вы думаете, что Путин такой зловредный и злопамятный, что его [Пригожина] завтра «замочат» где-то… Нет, этого не будет».

Правитель бодрится, но он явно прокололся

Теперь, после того как Пригожина все же «замочили», выяснилось, что весь расчет, прогноз Лукашенко, сделанные после мятежа, оказались неверными. Он не попадает в алгоритм кремлевской политики, не чувствует ее импульсов, как это было раньше. И это для правителя Беларуси очень важный психологический урок.

Но здесь есть и непосредственная опасность. Диктаторы типа Путина очень не любят тех, кто их спасал, кто видел их слабость. Поэтому и приходится теперь Лукашенко лихорадочно выступать в роли адвоката дьявола, доказывать, что кремлевский властитель не причастен к гибели Пригожина.

Аргумент, что это «слишком грубая, непрофессиональная работа», не проходит. А разве убийство Александра Литвиненко, Бориса Немцова, покушение на Скрипалей было профессиональной работой? Попытка отравления Алексея Навального — это вообще верх непрофессионализма.

И другой прокол Лукашенко, непосредственно вытекающий из первого. Ради того, чтобы поиграть на российском политическом поле, он пошел на немалую жертву. Приютил на территории Беларуси ЧВК «Вагнер». Что негативно было встречено обществом, элитой, думаю, даже частью силовых структур. Это чувствовалось и по репликам Лукашенко. Дескать, а что плохого, если вагнеровцы будут обучать белорусских военных? Это выглядело как оправдание, уговаривание.

В дополнение ко всему появление вагнеровцев в Беларуси обострило отношения с Польшей, Литвой и Латвией, они стали угрожать полностью перекрыть границу.

Теперь выходит, что эта жертва оказалась напрасной. На российском политическом поле Лукашенко получил потери. И теперь надо лихорадочно думать, как избавиться от токсичного актива в виде этой злополучной ЧВК.

Уверения правителя в ходе посещения БГУ, что «Вагнер» жив и будет жить, выглядят не очень убедительными. О чем свидетельствует сворачивание на треть лагеря вагнеровцев под Осиповичами.

Говорят, мудрость приходит со старостью. Но часто случается, что старость приходит одна.