Как в начале 2000-х военная прокуратура «не нашла» дедовщину в Печах

История о том, как письмо из армии в независимую газету вызвало скандал с участием министра обороны.

Фото несет иллюстративный характер

Трагическая история в борисовских Печах напомнила мне о моей собственной службе в армии. И о том, чем для меня обернулось желание рассказать об особенностях войсковых будней.

В июле 2004-го, стоя ночью дневальным в наряде, я написал письмо в «Нашу Ніву», которую читал лет семь и продолжал читать, служа в армии. В том письме я рассказал о своей службе в новогрудском радиотехническом полку, о том, как служится в других частях (со слов друзей-сослуживцев). А также о дедовщине, которая, по моим наблюдениям, на тот момент начала дрейфовать от физического и морального насилия в сторону дикого капитализма: «деды» начали зарабатывать на новобранцах, выдумывая для этого множество способов.

То письмо я написал за неделю до демобилизации, а спустя день после возращения домой читал его в газете. Еще через пару дней ко мне приехал сотрудник военной прокуратуры в сопровождении моих бывших командиров.

«За дедовщину и убийство сына осудили 10 солдат. Из руководства — никого»

Прокурор тряс номером «НН», угрожая ответственностью за клевету. По его словам, в указанных в статье воинских частях была проведена масштабная проверка, которая не нашла подтверждений. Последнее утверждение меня нисколько не удивило, потому что за год службы я заполнил не одну анкету о наличии в части неуставных отношений. И всякий раз писал об их отсутствии. Как и остальные мои сослуживцы.

Военные наведывались к нам еще несколько раз, в конце концов, потребовав опубликовать в «Нашай Ніве» опровержение и явиться в Новогрудок в часть «для разговора».

Визиты людей в форме заставили изрядно поволноваться моих родителей, поэтому ехать в часть я отказался, пообещав отправить в редакцию газеты письмо с уточнением, что все написанное мной следует считать литературым эссе.

В тот же день ко мне снова приехали из полка. На этот раз — замкомандира батальона по воспитательной части. Он рассказал, что меня вызывали для участия в селекторном совещании с участием министра обороны. Предполагалось, что я принесу извинения своей части за публикацию недостоверной информации. Но министр Мальцев внес свои коррективы. Он распорядился прекратить визиты в мою семью и от меня больше не требовали публикации опровержения. Более того, по словам политрука, министр сдержанно поддержал меня, сказав, что доля правды в написанном есть.

«Быць сяржантам і не набыць цягам службы мабілу — проста грэх!»

Что же так возмутило военных в моем письме? Предлагаю ознакомиться с фрагментом, в котором описывается дедовщина в армии образца начала 2000-х:

«Хіба што сама дзедаўшчына пачынае набываць вычварны эканамічны характар. Гэткі сабе дзікі вайсковы капіталізм: з «маладых» менш зьдзекуюцца маральна і фізычна, а больш націскаюць на матэрыяльны характар узаемаадносінаў. У некаторых часьцях сяржанты звальняюцца, маючы ў кішэні неслабыя грошы. Быць сяржантам і не набыць цягам службы мабілу — проста грэх! Тая ж мабілка на Фолюшы — таксама крыніца заробкаў: хвіліна размовы з мамай, каханай дзяўчынай — 1000—1500, а то й болей рублёў.

Парваліся боты ці знасілася вопратка — мусіш зьвярнуцца да камандзіра аддзяленьня (бо ён твой непасрэдны начальнік, асабліва калі ты яшчэ «дух»), а ўжо ён праз знаёмага, што служыць на складзе, знойдзе табе за «добрыя» грошы, не забыўшыся на сябе (часам камісійныя складаюць палову кошту), патрэбную рэч. І гэтак і ў Баранавічах, і ў Слоніме, і шмат дзе.

Рады за сябе і за тых, каму пашчасьціла служыць у Наваградку. Тут дзедаўшчыны амаль няма, а тое, што ёсьць, папросту сьмешнае ў параўнаньні зь вялікімі часьцямі. Тут увогуле досыць мяккі рэжым службы. Адзін прапаршчык ахарактарызаваў наш полк як ваенізаваны піянерлягер «Зорачка».

Але казаць пра тое, што дзедаўшчына цалкам зьнікла ці перайшла ў «эканоміку», не даводзіцца: нам з зайдроснай рэгулярнасьцю даводзяць пастановы вайсковага суду аб асуджэньні ваенаслужачых. У пераважнай большасьці асуджаюць за нестатутныя ўзаемаадносіны, на другім месцы — злоўжываньне алькаголем.

Найбольш «славіцца» нестатутнымі адносінамі пяхота ў вялікіх брыгадах (Слонім), што тлумачыцца сапраўды нялёгкай службай, адсутнасьцю нармальных умоў, рэгулярных звальненьняў». (Полностью опубликованное письмо можно прочитать здесь).

Как видим, за все эти годы в Печах изменились разве что способы отъема денег у молодых солдат — теперь для этого используют банковские карточки.

«Печи, Печи — голубые дали…»

В своем письме я не упоминал Печи, но все описанное выше было услышано мной в том числе и от солдат, проходивших учебку в Борисове.

Еще до службы в армии я слышал о дурной славе борисовской учебки. Поэтому когда в военкомате мне предложили идти служить в Новогрудок, я долго не думал. И тем не менее в первые недели службы едва не угодил в Борисов: из нашей учебки в Печи отобрали десять бойцов, среди кандидатов на отбор был и я.

Борисовского учебного центра у нас боялись как огня. «Печи, Печи — голубые дали. Мы такие дали на ..ю видали» — вот за такими стишками мы прятали свой страх.

Когда спустя пять месяцев мои сослуживцы вернулись из Борисова, первое впечатление было такое: словно они вернулись не из учебного центра, а из плена или зоны интенсивных боев. Исхудавшие, с потухшими взглядами и поникшими плечами, они еще несколько недель привыкали к относительному комфорту службы в новогрудской части.

Можно ли искоренить дедовщину?

На этот вопрос я пытался ответить тринадцать лет назад, когда готовил цикл публикаций о службе в армии. Пример новогрудской в/ч 75158 образца 2003-2004 годов свидетельствует о том, что это вполне возможно.

И вот как там добились успеха. Предыдущий призыв, из числа которого вышли мои сержанты, всем составом отказался служить по правилам дедовщины. Инициативу заметило командование части и без промедления поддержало ее. С этого момента в части любые проявления неуставщины попали под тотальный контроль: по пятницам в бане проводился телесный осмотр, любой синяк или серьезная царапина могли закончиться допросом у политрука или даже особиста. А уж эти товарищи не упускали возможности заработать премию или повышение на подобных делах.

В части обращали внимание не только на рукоприкладство, но и на то, как старослужащие обращались к солдатам младшего призыва — любая неуставная лексика («дух», «черпак» и так далее) могла привести на гауптвахту.

Возможно, успеху новогрудского полка способствовало и то, что в командовании на то время преобладали офицеры с прогрессивными взглядами на будущее армии. Некоторые из них открыто выступали за сокращение сроков службы, говорили о необходимости сделать службу более комфортной. Позволив, например, не занятым в нарядах солдатам проводить выходные дни дома.

Я и сегодня убежден, что дедовщину можно, как минимум, свести на нет в большинстве воинских частей. Для этого нужно желание низов (срочников) и воля верхов (командиров). А в особо запущенных случаях, таких как Печи, и влияние извне, в первую очередь со стороны Минобороны.

Почему этого не произошло за столько лет и после стольких смертей молодых солдат — вопрос, ответ на который сегодня ждут тысячи белорусов.