Допрос с приСТРАСТИем

Дома спали все: любимые коллекции, любимая дочь, любимая горничная, любимая собака и просто любимая. Я тихо поставил портфель, снял с ноги один замшевый Hermes, и в это время зазвонил телефон.

«Это что такое?..» — подумал я, направляясь в гостиную.

— Слушаю Вас.

— Александр Андреевич, это я. Вы спите?

Вот это я обожаю: Кто «я»? Что «я»? Как будто Александр Андреевич — ходячий распознаватель голосов с ником «Google hrenov». И вопрос про сон, конечно, в два часа ночи в жилу. А если б я действительно спал?

Перед важной беседой, как и положено, я снял брюки и включил телевизор. На большом экране шел акт. И совершенно не балетный. Хотя очень серьезный и глубокий.

«Интересно, кто в семье смотрит эту чушню, пока меня нет дома? Неужели Джессика?»

Йоркшириха хмуро отреагировала на инсинуацию, повернулась ко мне спиной и безапелляционно поджала хвост. Я откинулся на мягкую спинку дивана и ночным, слегка таинственным шепотом разбуженного гения ответил:

— Нет, что Вы. Всего лишь два часа ночи, кто же спит в такое время? О чем Вы? Я сижу в гостиной, на диване, без штанов, в шелковых трусах, но в туфлях, пиджаке и бабочке, и смотрю порнуху. Ответил? А Вы, простите, кто?

В трубке поперхнулись от смеха.

— Да… С юмором у Вас все в порядке. Это все знают. Я Ваш знакомый по гольф-клубу. Виктор Николаевич. Витя. Помните? Я все понимаю, что разбудил. И перед супругой, которую тоже наверняка разбудил, лично извинюсь, с подарком… Прошу прощения еще раз. Мне очень нужно с Вами увидеться. Срочно. Умоляю. Двойной тариф. Тройной. Четверной? Просто беда. Большая мужская беда. Не бросайте меня, прошу Вас!

— Ну что Вы. Есть такая профессия — людей защищать. Я весь внимание.

— Спасибо, спасибо Вам. Господи! Воздастся Вам за доброту Вашу. Мне без Вас — абзац, Александр Андреевич, и даже может быть полный пипец. Полный, насыщенный и, скорее всего, окончательный. Помогите. Ради всех святых!.. Или как это у Вас, евреев, говорится: Моисеем, Богом прошу?

— Просите Михаилом Маратовичем, Борисом Абрамовичем или Романом Аркадьевичем… Больше поможет. Так в чем дело?

И Виктор начал говорить. История была курьезна, но довольно банальна.

Высокопоставленный чиновник. Несколько лет назад от страха или в виде предосторожности развелся, все переписав на жену. Все. Четыре элитные квартиры, дачу на Рублевке и в Кап-Ферра, машины, счета в банках Швейцарии, Австрии и Монако. И даже мотоцикл на букву «Х» (надо полагать, «Харлей») с маломерной шестидесятиметровой яхтой.

Теперь, согласно подаваемой раз в год куда надо декларации, Виктор Николаевич получал столько, что любая нормальная женщина от него бы ушла в день зарплаты честного труженика. Преданные хозяину домашние тараканы, если б они были, пожили бы еще неделю, доедая крошки за женой и мышами. А потом тоже бы бросили бедолагу, перейдя вслед за супругой к соседу по Барвихе, оставив на память Витьку изначальную супружескую квартиру — двушку в черте оседлости для «поц-меньшинств», не берущих взятки.

Закончив перепись активов с нелегальной стороны на полулегальную, герой возглавил некий государственный антикоррупционный комитет и опять стал неплохо зарабатывать в борьбе за правое дело левыми методами.

В этой жизни все было прекрасно, как в «Шопениане» Большого театра: чисто, красиво и предсказуемо. Кроме одного компонента. Жены Зины, на которую было все записано.

Супруга считала, что ее муж — самый красивый, умный, сексапильный альфа-самец, Бандерас для бедных в расцвете сил, и поэтому на него постоянно вешаются все женщины мира. От Карлы Бруни до уборщиц в министерстве. Она ревновала и могла из ревности убить.

Что правда, то правда, и друг — гольфист действительно пользовался большой популярностью у красивых девушек, особенно в саунах, командировках и на охоте. Тете Карле Бруни в этой когорте места не нашлось. Тут были дамы поинтересней и помоложе.

«Dans chaque malheur cherchez la femme…» «В каждом несчастье ищите женщину» — говорят французы, и они правы. Виктор Николаевич на приеме у зубного врача влюбился в ассистентку дантиста.

Любовь — это очень светлое чувство, особенно когда оно в белом халате, с большими голубыми глазами и утяжеленным бюстом. Танюша очень мягко отсасывала Виктору Николаевичу на каждом приеме слюну изо рта специальным устройством во время лечения многочисленных чиновничьих кариесов и этим сразу заслужила расположение пациента. Борец с коррупцией был ранен в самое сердце. Таня взвалила на себя тело раненного в тяжелом любовном бою комбрига и понесла к себе домой на лечение по уже освоенному методу.

Сегодня вечером он приехал к своей ненаглядной, выпил чашечку чая с рюмочкой шартреза и прилег отдохнуть от государевых дел, не обратив внимания на маленького Эрота, наблюдавшего за влюбленными, очевидно, со шкафа и… заснул в объятиях гризетки с большими сиськами.

Влюбленные открыли глаза без пятнадцати два. На телефоне было шестьдесят четыре звонка, и нетрудно догадаться, кто звонил.

Ударник капиталистического труда метался от бессилия из угла в угол, неудачно надевая штаны, а работница стоматологии сидела, не шевелясь, в преддверии кровавых разборок у любимого дома, плохо скрывая улыбку на лице от результатов лотереи жизни и удачно вытянутого в ней счастливого минета.

Всю эту захватывающую историю я слушал уже напротив коллеги — гольфиста, сидя в кафе «Пушкин» и поглощая вкуснейший шоколад. Несчастный чиновник пил то воду, то виски.

— А что я могу сделать для Вас в три часа ночи? Утешить?

Телефон продолжал светиться и дребезжать.

— Вот какая мысль у меня мелькнула, Александр Андреевич. Я скажу жене, что был на допросе вместе с Вами. Ну а Вы поедете со мной домой, мы расскажем, как допрашивали, заверим, что все хорошо, но могут еще пару раз вызвать, без предупреждения… Ночью. И все такое. Вы Вашим потрясающим голосом все обставите, как надо. Кроме того, она — ваша фанатка: «Татлер», все дела. Пожалуйста! А то… Мало того, что останусь на улице, так она еще способна на все… Умоляю.

— Ну хорошо, тогда уже ответьте ей. — И я показал рукой на телефон. Скажите, что зашли выпить со мной в «Пушкин», снять стресс, и что мы скоро будем.

— А почему в «Пушкин»?

— Потому что мы в «Пушкине».

— Да, действительно. Я как-то об этом не подумал.

Чиновник собрался с силами и вышел из зала позвонить. Разговор был недолгим.

— Вроде все нормально. Заедем вместе. Дальше будет Ваша партия. Очень надеюсь на Вас. Ведь Вы сможете?

— Так. Давайте по порядку. Когда Вы разговаривали с Вашей женой последний раз?

— Только что.

«…Да откуда же такие кретины берутся?»

— А до этого?

— Около семи. Я выходил с работы. И сказал ей, что, наверное, ненадолго заеду к Самому с отчетом.

— А зачем Вам тогда я с этим идиотским допросом?

— А по радио всем сказали, что Он сегодня на Сахалине… И в новостях обязательно покажут. Помогите, пожалуйста…

— Ночные допросы запрещены. Ну, скажем, она не знает. А кто Вам ближе для допроса: МВД или Следственный комитет? И о чем? Она у Вас любопытная?

— МВД, наверное, и она не очень любопытная. Я не знаю. Помогите…

— Если допрос в МВД был, то, может быть, Вам немного зубов повыбивать для алиби? А на работе Вы можете сослаться на жену… Можем попросить Игорька. Это мой водитель. На все руки и ноги мастер. Дадим ему тысяч пять рублей за услуги. Хотя, может, за удовольствие отфигачит и без денег. Он чиновников любит.

— Нет, спасибо. Как-нибудь в другой раз. А в ФСБ тоже бьют на допросе?

— Ну вообще-то, в нашей стране, если попросить, отпи…ть могут где угодно, хоть в детском саду или планетарии.

— Понятно…

Мы еще некоторое время пообсуждали логистику «допроса» и в результате пришли к следующей легенде.

…Вечером, засидевшись за отчетом (что практически правда), Виктор собрался ехать с докладом (держимся первоначальной версии), но в проходной его ждали два опричника в штатском с отзывчивыми неприятными лицами (все должно быть реалистично), которым отказать в просьбе проехать туда, куда надо, было трудно. Виктор позвонил мне (ведь действительно позвонил), и я, конечно, не смог отказать товарищу (есть такая профессия… см. выше), на то он и товарищ, чтобы когда-нибудь стать клиентом…

Мы встретились в Следственном комитете на улице Радио (кто не знает это милое место?)… и началось… (тут мне надо будет сделать паузу, вздохнуть, чуть откинуть голову и прикрыть глаза). О чем был допрос — рассказывать нельзя (дали подписку о неразглашении). Первоначальная версия мужа о том, что дома микрофоны, и поэтому говорить, о чем шла речь, невозможно, была мной отвергнута как несостоятельная. Супруга могла вывести на улицу собаку с мужем на поводке, и там пришлось бы колоться.

А так — надо отодвинуть левой рукой Александра Андреевича в сторону и сказать: «Родная! Не могу. Это для твоей же безопасности. Но я надеюсь, что все будет хорошо». Повторять на бис до потери пульса (в отсутствие адвоката, а также когда некого будет отодвигать — принимать позу Наполеона на броневике). К утру надо чуть сломаться (под гестаповским напором еще никто долго не молчал) и сказать, что речь идет «страшно сказать, о ком (поэтому говорить нельзя), но о футбольной команде «Терек» — ни слова!»

Мы повторили версию четыре раза и поехали по ночной Москве на Рублевку.

…В сумке у гольфистов четырнадцать клюшек. Тринадцать — для ударов по мячу в отрыве от земли: на дальность, точность и высоту, и только одна клюшка для того, чтобы закатывать шарик в лунку. Она самая тяжелая в наборе. У нее обычно литая головка с часто вытянутой формой и с укороченной (относительно других клюшек) длиной ручки. Клюшка называется патер, и даже незнакомый с гольфом человек сразу отличит ее в любом наборе…

Сказать, что на нас нашел ступор, когда мы зашли в гостиную — это значит ничего не сказать.

На толстом китайском ковре стояла в высоких кожаных сапогах Зинаида Федоровна. Мало того, что она была топлес, она была еще и «низлес», то есть абсолютно голая, если не считать красивых черных ботфортов. Ее тело было явно обстругано многолетним пилатесом и выглядело вполне прилично. Темно-рыжие волосы падали на плечи, приветствуя сносную сорокалетнюю грудь и бриллиантовый крест между ними, сдерживающий развал-схождение.

Опытный взгляд адвоката определил, что Зина не красится и за собой тщательно следит. В другой ситуации надо было бы сделать комплимент, но я подумал, что такая возможность может представиться и позже, а сейчас не время, и тактично промолчал.

Что действительно повергло меня в шок, так это клюшка-патер, лежащая в двух Зининых руках, как автомат Калашникова у палестинского террориста. К патеру обычно требовались гольф-ботинки с шипами, но никак не сапоги на высоких каблуках… Все остальное я мог принять за великосветское гостеприимство. Но это…

Как я уже сказал, мы с Виктором застыли в шоке. Я с трудом выдавил из себя идиотское «Здрасьте», но на большее был явно не способен.

Какое-то время продолжалось неловкое молчание. Взгляд хозяйки дома чем-то напоминал луч «гиперболоида инженера Гарина», но более злой и нервный.

— Наверное, так тебя встречают у себя дома твои проститутки? — разрушил тишину загородного особняка голос из ботфортов, и Зинаида сделала неожиданный шаг вперед.

Это ничего, что размах клюшки пошел по укороченной амплитуде. Снизу вверх, острым концом. Тяжелым патером. Прямо в Витины чиновничьи гениталии. Удар был сильным и точным (спасибо пилатесу). Даже мне стало почему-то больно и где-то неуютно.

Витя как-то не по-человечески хрюкнул и сложился на толстом ковре в треть от прежней длины.

— …Ааааандреич, ссссвободен… — услышал я откуда-то снизу.

Светало… Мне показалось, что в настоящий момент я буду полезней у себя дома, чем в антикоррупционной гостиной.

Из набора прощаний «Будьте здоровы», «Удачи всем», «Спокойной вам ночи» и некоторых других я выбрал более подходящее для адвоката «До скорого» и через полчаса заходил второй раз за ночь в спящую квартиру на Арбате.

— Где ты был? — не открывая глаз, прошуршала любимая.

— На допросе.

— Ну у тебя и работа… — услышал я засыпающую голову в высохшем креме и нырнул под одеяло.

И действительно. Работа у меня непростая.

А еще через пару дней я узнал, что в ту злополучную ночь, пока мы вынашивали стратегический план в кафе «Пушкин», медработник с грудью позвонил Зинаиде Федоровне и сказал, что они любят друг друга, что у них только что был потрясающий «секстант», и что «Змей Горыныч» с Рублевки не должен препятствовать счастью молодых.

Скоро в Москве начинается гольф-сезон. Если Витя не перейдет в паралимпийскую сборную для игроков с ампутированными членами, то мы увидимся на полях страны.