Борис Харламов: «Валерины часы еще идут»
Cегодня Валерию Харламову исполнилось бы 60. Но 27 лет назад его не стало. И все-таки юбилей легендарного хоккеиста — это праздник. Праздник со слезами на глазах. Полный не только боли, которая с годами не стала меньше, но и самых счастливых воспоминаний…
Когда отец Валерия Харламова, Борис Сергеевич, которого любя
все друзья сына называют дядя Боря, подошел к телефону, у меня даже ком к горлу
подступил. Что удивительно, он не стал задавать никаких вопросов: «А зачем вам
это надо?» или «А что вы будете спрашивать, я ведь все уже рассказывал…» А
просто сказал, что согласен на интервью.
— Я буду в шапке такой… рыжей, — уточнил Борис Сергеевич. И
когда он появился на тропинке, ведущей к остановке недалеко от его дома, я
сразу его узнала. Хотя шапка на самом деле оказалась скорее серенькой, чем
рыжей.
Борис Сергеевич выглядел таким хрупким и таким грустным, что
даже сердце сжалось. И начинать разговор было тяжело. Потому что вроде как день
рождения сына впереди и хочется о чем-то светлом, хорошем поговорить, а
настроение вдруг стало совсем не то.
— Знаете, у меня несчастье, — вдруг вырвалось у Бориса
Сергеевича. — В сентябре внук умер, сын моей дочери Тани. А ему всего 36 лет
было. Тоже Валера…
— Он болел, у него,
как и у вашего сына, проблемы с сердцем были?
— Нет, от тромба умер. Просто рок какой-то…
Несколько минут мы шли молча, изредка перебрасываясь
замечаниями о погоде.
Вдруг Борис Сергеевич замер:
— Видите камень? — И мы остановились у выразительного
памятника в виде гигантского камня, окруженного небольшой оградой. Метрах,
наверное, в 10 от проезжей части. — Именно здесь разбился Валерий Чкалов.
— А ведь вы именно в
честь Валерия Чкалова назвали своего сына!
— Да, так моя жена Бегоня захотела. У нас в семье вообще
много Валер. Мой брат, сын, внук и правнук…
* * *
— Как у вас в семье
восприняли известие, что Валеру не взяли на Кубок Канады, хотя все знали, что
для него это будет последний турнир в карьере, он ведь так долго к нему
готовился?
— Самое интересное, что 25-го числа сын позвонил мне и
сказал, что летит в Канаду, а 26-го сообщил, что его отцепили. Якобы он был
недостаточно физически готов.
— А на самом деле?
— Мне кажется, дело в том, что Валера был слишком сильным
авторитетом. Наверное, кого-то это не устраивало.
— Валера делился
тогда с вами своими переживаниями?
— Практически нет, у него и времени-то не было. Потому что
он сразу уехал на дачу. Но переживал он очень, я знаю. Потому что собирался
заканчивать карьеру после этого турнира. Только он все держал в себе, ни о ком
слова плохого не сказал. Такой был человек.
— Я читала, что ваша
супруга очень серьезно всегда относилась к карьере Валеры и была очень строгой
мамой. Это правда, что он даже «отчет перед ней держал» после каждого матча?
— Правда. Но она была скорее не строгой, а справедливой.
Просто очень близко к сердцу все воспринимала.
* * *
— А как вообще
получилось, что вы женились на испанке? Это ведь была такая экзотика, тем более
по тем временам. Бегоня ведь и по-русски, наверное, почти не говорила?
— Почему, говорила. С акцентом, конечно, но вполне прилично.
Моя жена попала в Советский Союз вместе с другими испанскими детьми, которых
эвакуировали в разные страны в конце 30-х годов прошлого века, когда в Испании
шла гражданская война. На самом деле у меня самого было много друзей-испанцев.
Так вот один из них и познакомил меня с Бегонитой, с которой мы в тот момент
работали на одном заводе. Условия жизни тогда, конечно, были очень тяжелые. Еда
по карточкам. Жили в общежитии…
— А правда, что
Валера родился в машине, когда вашу жену везли в роддом?
— Что за странная легенда, ничего такого не было! Я
нормально утром Бегониту в роддом на Соколе отвез, а в 10 утра родился Валерка.
— И рос очень
болезненным ребенком?
— Очень. Лет в 10 он сильно заболел, у него обнаружили порок
сердца. Врачи запретили ему любые нагрузки. Мы каждый месяц должны были ездить
на прием в Морозовскую больницу, Валере делали уколы.
— Одного не пойму,
как же Валеру взяли в хоккей с пороком сердца?
— Так он не сказал никому ничего. И все боялся, что справку
потребуют. Но справок никаких не просили. А потом, когда мы в очередной раз
пошли в Морозовскую, врач несказанно удивилась и сказала: «Вы можете больше на
приемы к нам не приходить. Сердечко-то у вас совершенно нормальное!» А сама
отозвала меня в сторону и долго расспрашивала, как же такое чудо произошло. И
поверить не могла, когда узнала, что сын уже больше года играет в хоккей. Мы
ведь в больнице ото всех это скрывали. Так что, выходит, спорт-то лечит…
— И все-таки это было
рискованно, отдавать его в хоккей. Как же вы решились — подсказало безошибочное
родительское чутье?
— Да я просто поставил его на коньки, потому что сам играл в
хоккей с мячом. Валерке тогда было лет шесть. А потом, через несколько лет, вы
бы видели, как он гонял на этих коньках по двору с другими мальчишками, которые
были его старше, и как они все вместе ели снег на морозе, потные и довольные.
Так ведь и в ЦСКА не я его отводил. Он пошел туда сам. Только скрыл свой возраст.
Сказал, что 1949 года рождения, хотя на самом деле был 1948-го.
Просто он был такого маленького роста, что ему поверили.
Правда, когда Валера должен был играть на первенстве Москвы, я ему сказал, что
правду надо рассказать, иначе все само вскроется, получится очень некрасиво. А
он боялся, что ему не дадут играть. Тогда я сам все рассказал.
— И что?
— Ничего. Был тренерский совет, Валеру оставили. Просто он
стал в своем возрасте играть.
— И, похоже, проблем
у него не возникло никаких?
— Абсолютно.
— А вот в теннисе в
этом возрасте год разницы очень много значит…
— Кстати, Валера очень прилично играл в теннис. Играл даже с
маршалом Гречко на кортах ЦСКА… А вообще, во что он только не играл! Мог бы
даже футбольную карьеру сделать. Бобров ведь Валеру звал. Но когда ему
предложили выбор, он выбрал хоккей.
— А с кем-то из
футболистов он дружил?
— Со многими. С игроком киевского “Динамо” Леонидом Буряком
например. И Буряк всегда для моей жены “Киевский” торт в качестве презента
привозил, а мне — горилку.
— А сам Валера что
любил?
— Ой, он мясо любил, жареное, — Борис Сергеевич улыбнулся, и
во взгляде промелькнуло озорство. — Знаете, вспомнил забавный момент. Валера
любил из каждого ресторана вилку или ножик на память забирать.
— Читала где-то, что
тренеры ему все прощали. Он ведь, даже если позволял себе немного выпить, все
равно потом играл лучше всех. Ему даже хотели «официально» это разрешить.
— Да, они часто собирались своей знаменитой троицей…
— А ведь великий
Анатолий Тарасов поначалу не хотел Валеру брать, зато потом стал очень хорошо к
нему относиться.
— Не хотел брать, потому что сын был очень маленького роста.
А относиться потом действительно стал хорошо. Никогда не забуду один момент.
Тогда играли мастера — «Крылья Советов» против ЦСКА, а перед ними — юноши. И
Валеру поставили вместо парня, который заболел. Но потом удалили за то, что его
толкнули, а он ответил. Валера тогда жутко расстроился, даже плакал. А Тарасов
потом подошел к нему, похлопал по плечу и сказал: «Молодец, Валерка, будешь
настоящим бойцом!» Потому что не испугался.
— А вы тогда еще
продолжали играть в хоккей на траве?
— Я-то сам играл за «Трудовые резервы», потому что за это
талоны продовольственные давали. Каждый талон приравнивался к 20 рублям. В
неделю где-то по три талона получалось — по тем временам серьезные деньги. Я их
в одной закусочной без проблем на апельсины и шоколадки для ребят выменивал.
* * *
— Помню, прочитала
где-то, якобы одна поклонница мечтала, чтобы Валеру удалили и тогда бы его
показали по телевизору крупным планом…
— Да, поклонниц и поклонников было много. Столько писем
приходило, знаете… Пачками, тоннами. И ведь Валера по возможности всем старался
отвечать, хотя всем, конечно, ответить было невозможно… Но особенно он любил
детей. А они-то вообще его обожали! Как только мальчишки в нашем дворе видели
его светлую «Волгу» с номером «0017», который он специально под свой номер в
команде заказывал, так мгновенно окружали ее и упрашивали сына с ними сыграть.
И Валерка всегда с удовольствием играл. Зимой в хоккей, летом в футбол — в той
же «коробке»… И как же он выкладывался! Я только поражался, глядя на него — как
он носился в одних трусах и пот с него лился в три ручья…
— А когда Валера
решил жениться, как вы с женой к этому известию отнеслись?
— Ну как можно было отнестись? У него ведь уже сын в тот
момент родился… Почему-то Валера с Ирой долго все от нас скрывали.
— Ира вам
понравилась?
— Главное, что Валере она нравилась.
— А ведь дочку Валера
в честь матери Бегонитой назвал?
— Да. Ей сейчас 30 лет. У нее самой две дочки уже
подрастают.
— Чем ваша внучка
сейчас занимается?
— Работает инструктором по аэробике.
— А с сыном Валеры,
Александром, вы часто видитесь?
— Очень редко…
— Когда Валера погиб,
Саша и Бегонита с вами остались жить?
— Нет, с матерью Ирины. Она тогда опекунство над ними
оформила.
— А ваша жена как все
это пережила?
— Моя жена умерла вскоре после Валеры. Когда он разбился,
она была в Испании. Сын погиб 27 августа. А Бегоня должна была вернуться 29-го.
Так вот она ничего не знала. От нее до последнего все скрывали. Только дома
пришлось рассказать правду. И она этого не пережила. Стала болеть, и через
несколько лет ее не стало.
— На сколько лет ваша
дочь Татьяна младше Валеры?
— На год. Они очень всегда дружили. Таня такая хорошая. Она
всегда меня поддерживала. И сейчас поддерживает. Хотя нам обоим тяжело… Борис
Сергеевич посмотрел на часы. Я напряглась:
— Вы спешите?
— Да, надо бы идти. Мне с собачкой надо гулять. У меня
американский кокер-спаниель Харлик. Курносый, как дед. То есть я.
— А кто песика Харликом
назвал?
— Я. Потому что Валерку все так называли. Этот песик
старенький уже. Ему 14 лет… Не знаю, что бы я делал без него. Вообще-то его
внуку моему Валере подарили… Знаете, моя дочка связала ему теплые красивые
комбинезончики — она здорово вяжет. И когда на улице холодно, Харлик сам
просит, чтобы его во всю эту красоту одели… Но на самом деле я на часы-то не
из-за того, что опаздываю, посмотрел. Вы сами на них поглядите, — и он протянул
мне часы. Позолоченный корпус, светлый металлический ремешок. — Прочтите, с
какого они года…
Читаю. На обратной стороне: «Тов. Харламову В.Б. от Министра
(именно так, с большой буквы, — Е.Ш.) обороны СССР». А на циферблате: 1976 год.
Чемпион XII Олимпийских игр.
— Представляете, сколько лет они уже у меня, — 32 года. И
ведь работают без всяких сбоев. А у меня с этими часами такой случай был. Лет
20 назад отдыхал в доме отдыха в Звенигороде и забыл их там. Так горевал и в
душе уже простился с ними. И вдруг через два дня мне позвонили и вернули их!
Сказали, все благодаря дарственной надписи...
— Бывают же на свете
хорошие люди! Ведь могли бы себе такой раритет оставить — это же бесценная
реликвия!
— Нет, все-таки отдали. И я им за это благодарен, потому что
часы мне эти бесконечно дороги…
Борис Сергеевич еще долго смотрел на любимые часы, гладил
их. Как будто вновь общался с сыном в тот момент.
Оцените статью
1 2 3 4 5Читайте еще
Избранное