Общество

Ирина Дрозд

Жительница Днепра: «Звучит сирена, нас ведут в укрытие, а мы такие счастливые, потому что на родной земле»

Украинка Алена Дзигуненко рассказала «Салiдарнасцi», почему ее семья не смогла долго жить в спокойной и счастливой чужой стране и предпочла вернуться в свой город, под бомбежки.

Алена Дзигуненко с сыном Егором. Все фото из личного архива героини

— Накануне вылета из Сиднея всю ночь была гроза, да такая громкая, что мы с сыном не спали.

Я увидела, как он напряжен: «Мы еще можем сдать билеты, потому что то, что ты сейчас слышишь, дома будет постоянно, и это будет не гроза».

Егор твердо ответил: «Я хочу домой».

Помню, как только приехали во Львов, тут же услышали «повітряну тривогу». Нас ведут в укрытие, а мы такие счастливые, потому что на родной земле, — делится жительница Днепра Алена Дзигуненко.

«Даже когда объявили, что это война, верить не хотелось»

Днепр — прекрасный город на стыке центра, востока и юга Украины с населением до войны чуть больше 900 тысяч человек, с самой большой набережной в Европе, длина которой составляет 22 км.

Жилой массив «Победа», в один из домов которого 14 января попала российская ракета, унеся жизни 44 человек, как раз расположен недалеко от косы, любимого и красивейшего места отдыха горожан. 

— Мы не смогли туда сейчас поехать, очень тяжело смотреть на это даже на видео, — говорит Алена. — Буквально недели три назад мы гуляли по косе как раз недалеко от этого дома. «Победа» — это стопроцентный густонаселенный жилой массив, рядом нет вообще ни одного предприятия.

От дома, который разбомбили, мы живем в 20 минутах езды на том же берегу. Но взрыв был такой силы, что его слышал весь город. Все поняли, что произошло что-то ужасное.

Буквально через несколько минут после взрыва в городе образовались пробки, потому что очень многие поехали туда с желанием помочь. Там на месте сразу организовали пункты помощи, люди несли еду, одежду, помогали расчищать завалы. В местных телеграм-каналах появились объявления «приму семью из двух, трех, пяти человек». Каждый воспринял это как личную трагедию.

Вообще мы все сейчас воспринимаем, как что-то личное. Потому что мы все прекрасно жили себе, строили планы, и то, что у нас сейчас происходит, очень сложно для понимания нормального человека.

Новый 2022 год дружной семье Алены, как и всем украинцам, представлялся полным надежд.   

— Моему мужу в прошлом году исполнилось 50 лет, и мы с сыном и дочкой прямо на Новый год сделали сюрприз, решили осуществить его мечту и купили билеты на Сицилию. Вылет у нас был запланирован на 30 мая.  

А еще в начале февраля мы с ним выбирали, где лучше отмечать 8 марта — в Киеве у друзей или на Арабатской Стрелке в Херсонской области. Это очень красивое место с природными горячими источниками. Сейчас оно оккупировано.  Мы так счастливо жили, так ждали всех этих праздников…

— А предчувствия войны не было?

— О войне мы слышали еще с ноября. Но лично мне не верилось. Мы же в XXI веке живем, я и мысли не могла допустить о каком-то физическом вторжении.

А вот моя подруга из Киева была уверена, что война будет. В январе она купила себе туристическую газовую горелку и рассказала об этом мне. Я тогда рассмеялась: мол, зачем в высотке походная горелка?

Из-за своего расположения Днепр в начале войны стал буквально перевалочным хабом.

— В первые дни многие выехали, но и к нам ехали многие: из области, из Харькова, чтобы дальше двинуться на запад. Сейчас  сложно сказать, сколько населения осталось. На улицах людей меньше не стало, но машины у нас появились из разных регионов.

— Кто-то из ваших близких или знакомых ушел на фронт?

— Ушел и, к сожалению, живы не все. Много моих коллег, банковских служащих, ушли в первых рядах, кого-то призвали позже. Буквально на днях коллега сообщила, что погиб парень, который работал с нами в отделе малого бизнеса.

— Вы помните тот день — 24 февраля?

— Думаю, его запомнили все, даже, наверное, поминутно. Утром я проснулась от того, что тревожно залаяла собака. Такого никогда не было. Я по привычке открыла в телефоне рабочий чат, а там все сообщения о взрывах и войне. 

Все равно не верила, думала, может, взорвалось что-то бытовое. Потом руководство сообщило, что на работу сегодня не выходим. И тут те, кто жил близко к местам прилетов, стали выкладывать фото и видео с заревом пожаров.

Но по-настоящему я испугалась в 8 утра, когда сама услышала звук взрыва недалеко от нас. Мы включили телевизор, который никогда не смотрели, и стали ждать. Даже когда объявили, что это война, верить не хотелось.  

Наверное, многие провели этот день прикованными к телевизорам и телефонам. Паника, непонимание, что делать — все это было. И во второй, и в третий день нас предупреждали, что на работу идти не нужно.

Все постоянно звонили друг другу в надежде что-то узнать. Знакомая из Геническа, еще до конца не понимая, что происходит,  рассказала, как увидела из окна колонну российской техники, которая ехала в сторону Мелитополя. Так мы поняли, что их оккупировали.

Мы семьей сразу решили, что никуда не поедем. У нас три собаки, у дочки, которая живет отдельно, еще одна. К тому же друзья, которые уехали сразу, рассказывали по телефону, какой ужас происходит на границах.

«Чем больше расстояние от дома, тем тяжелее на душе»

Описывая смятение первых дней, Алена рефреном повторяет: «в те дни казалось, что вот-вот все закончится». Поэтому и не верилось до конца в происходящее, поэтому и отъезд, несмотря на предложения родственников из разных стран, не рассматривался всерьез.

— И тут наступило 10 марта. Этот день я тоже запомнила поминутно. Проснулись мы от взрыва такой силы, что в нашем частном доме крыша заходила ходуном. Сразу позвонила дочь, сказала, что российские войска уже в Васильевке (Запорожская область), а это не так далеко от нас. Очень напуганная, она просила, чтобы мы быстро собрали вещи и ехали на вокзал, где она будет нас ждать.    

Я решила, что ради детей выеду на пару дней в Западную Украину, чтобы немного всем успокоиться. Даже не стала как-то прощаться с мужем, который привез нас с сыном на вокзал. В 9 утра там уже стояли две огромные очереди, одна — для женщин с детьми до 10 лет, вторая — для взрослых.

Моей дочке 21 год, сыну 12 лет, мы стали во вторую. Сначала в поезда пропускали людей с маленькими детьми. Остальные терпеливо ждали, на улице было очень холодно — -6. Только в четыре часа дня мы, наконец, смогли зайти в поезд.

В купе нас оказалось восемь человек, спали по двое на полке. Но проводник сказал, что мы едем практически в люксовых условиях, потому что еще за день до этого вагоны были переполнены, люди и животные сидели и стояли и в коридорах, и в тамбурах.

До Львова ехали 12 часов, в дороге ели только дети. Нам, взрослым, кусок не лез в горло. Эта поездка вышла настолько спонтанной и неожиданной, что мы только в поезде стали думать, куда и на сколько нам все-таки ехать. С самого начала войны звонили родные из Англии и из Австралии, звали к себе. Но во время созвонов по дороге нашлись какие-то дальние родственники в Гданьске. Решили сначала к ним.

Из Львова до границы, а это 80 км, нас вез знакомый мужа, не взяв ни копейки. Сказал, что это его миссия сейчас — помогать людям.  

Границу прошли буквально за пару часов, это было совсем не похоже на то, что я слышала о первых днях. На польской стороне сразу увидели просто невероятную организацию. Там стояли десятки палаток с едой, питанием для детей, аксессуарами и едой для животных, сразу всем раздавали симкарты, предлагали отвезти в любой город.

Но мы пошли в открытый там же Центр беженцев, чтобы дождаться своих. Центр был очень комфортным: в огромном спортзале стояли кровати, рядом столовая, душ. То есть можно было перевести дух в дороге.

Центр беженцев в Польше

Из Гданьска за нами приехали люди, которых мы видели впервые в жизни, но за месяц, пока мы были у них, они стали нам родными, — вспоминает о польском гостеприимстве собеседница «Салiдарнасцi».

Польша не стала последней в маршруте этой семьи. Пытаясь отвлечься от страшных мыслей, они поехали к другим родственникам. Однако, призналась Алена, чем большим становилось расстояние от дома, тем тяжелее было на душе.

— Дочь уехала к друзьям в Барселону, а мы с сыном все-таки решили лететь в Австралию к моему родному брату и дяде, у которых раньше уже гостили. Нам там очень понравилось.  

Но оказалось, это очень разные ощущения, когда ты просто турист и когда ты беженец. Дело даже не в том, что там смешалось все — день-ночь, зима-лето.

Морально стало хуже, я часто плакала. Первое время еще пыталась работать дистанционно, но это было сложно из-за часовых поясов, и я уволилась. Пошла на курсы английского языка, там познакомилась с другими украинцами. Мы все друг друга поддерживали.

Одна женщина была из Харькова, прямо из Салтовки, которую постоянно бомбили. Ее квартира уцелела, но дом был полуразрушен. Еще одна — из Ирпеня. Они смогли вырваться в первые дни и спаслись.

Егор утром ходил в местную школу, а потом возвращался и еще дистанционно учился в украинской. Однако это его не отвлекало, он все равно очень переживал за папу, замкнулся в себе, с ним пыталась работать психолог. Но я видела, что с каждым днем сыну становится все сложнее.

Нам много помогали, предлагали разные программы, возили по красивым местам. Австралия на самом деле чудесная страна и, будучи туристами, мы это прочувствовали. Однако в этот раз не радовало ничего. О чем бы я ни спрашивала сына — красиво ли, нравится ли — он всегда отвечал односложно и без эмоций.

Несмотря на то, что нас все время пытались отвлечь, все разговоры сводились к Украине, к Днепру — и я начинала плакать. Мы постоянно созванивались с мужем. Расстояние прибавило еще больше тревоги. Кроме того, я, как и многие уехавшие, испытывала комплекс вины из-за этого.

После Бучи, помню, вообще так накрыло, долго не могла прийти в себя. Однажды позвонила дочь и вдруг: «Мама, а я в Днепре!». Это был шок. Она не говорила, что собирается вернуться. А она вернулась к своему жениху и они даже расписались.

Как-то ночью Даша разбудила меня звонком и сказала, что в нашем районе был прилет, и она не может дозвониться папе. У меня все похолодело внутри. Я звонила ему беспрерывно. Он взял трубку через несколько минут, но за это время я поседела.

Муж сказал, что окна не выбило, но они слетели с петель. И наш дом от постоянных взрывов и вибраций пошел трещинами. В общем, я не выдержала, и в августе мы отправились обратно, — рассказывает Алена.

«Сын обнимает и говорит: «Не бойся, это ПВО»

Дорога домой заняла трое суток. Поезд из Польши во Львов снова был заполнен женщинами, детьми, животными. Все поняли, говорит собеседница, что границы не избавляют от страха и волнений, что счастье бывает тревожным, а выражение «ступить на родную землю» совсем не пафосное. 

— Обратный путь был для нас действительно радостным. Это правильное слово, — подчеркнула Алена. — Я узнала, что из трех тысяч украинских беженцев, которые прибыли в Австралию, полторы тысячи вернулись. Очень трудно так жить, когда разорваны семьи, когда твои близкие в опасности.

Мы приехали 10 октября, как раз когда начались массированные атаки по всей Украине. В 5 утра сошли с поезда в Днепре. Только закончился комендантский час. Мы знали и про светомаскировку, и о том, что отключают электричество, но когда увидели своими глазами этот мрак, в который погрузился наш всегда яркий цветной город, было очень непривычно.  

Мы ехали с мужем по темным улицам Днепра, а я, как бы это парадоксально ни звучало, чувствовала себя счастливой — от того, что увидела мужа, дочь, от того, что была в своем родном городе.   

Несмотря на тяжелую дорогу, никто не лег спать, я целый день ходила по дому и что-то делала. Кучу дел запланировала и на завтра. У меня вообще на какое-то время появилось ощущение, что все закончилось, настолько я была счастлива вернуться.

На следующий день встретилась с соседкой, которая тоже недавно вернулась и также пребывала в эйфории. Мы стоим с ней, разговариваем — и тут взрыв, далекий, но четкий. Вот так, приехали…

Первое время у меня были панические атаки, потому что я застала только начало войны и не знала каково это, когда тревоги постоянные и ты понимаешь, что прилететь может куда угодно. У нас нет погреба, во время бомбежек мы семьей собираемся в коридоре, где нет окон.  

Муж провез меня по городу, и я увидела места прилетов. Это было жутко, очень сложно совладать с эмоциями.

— Вы жалели о том, что вернулись?

— Было бы ложью сказать, что я ни разу не подумала об этом. Особенно когда услышала первые взрывы, потом когда начали отключать свет, я сидела и рыдала не потому, что мне страшно, а потому что привезла сюда ребенка.

Но Егор, как ни странно, переносит это все лучше, чем я. Меня колотит от сирен, взрывов, я даже интуитивно выключаю свет, а он подходит ко мне, обнимает и говорит: «А свет ты выключила зачем, спряталась? Не бойся, это ПВО».

Вообще, мы все уже, конечно, научились отличать взрывы ПВО и ракет. У сына спрашиваю постоянно, не хочет ли он уехать, потому что это можно сделать в любой момент. Он всегда категорически отвечает «нет».

Поймала себя на мысли, что еще до войны это был ребенок, маленький мальчик, а теперь передо мной взрослый собранный человек. Думаю, что все наши дети из-за этих событий повзрослели раньше времени.

Дети Алены — Даша и Егор

Родные из Австралии увидели нас по видеосвязи и удивились, говорят, мы за четыре месяца здесь ни разу не видели, чтобы вы улыбались, а там вы светитесь! Так мы же дома!

— У вас сейчас, как и во всей стране, страшные перебои с водой и светом?

— Конечно, отключают постоянно. Но мы уже так привыкли, что и не замечаем. Первые дни вообще и на сутки отключали. Сейчас  популярная шутка: «У нас и свет и вода — это комбо».

— Украинцы своим отношением к жизни поражают: даже в это время постоянно шутят!

— Вы бы почитали наши местные чаты. Например, кто-то недавно спросил: «Что там насчет света, кто-нибудь знает?». Ему ответили: «В 6.30 взойдет солнце».

Я снова устроилась на работу. Утром вскакиваю, голову помыть успеваю, а потом отключают свет, фен беру на работу и прямо там сушу волосы. Егор учится дистанционно, дочь вышла замуж.

Мы все очень изменились за эти десять месяцев. Далеких планов больше не строим, хоть я и могу иногда по старой привычке сказать мужу: «А вот летом мы...».  На это он аккуратно меня останавливает: «Подожди, давай доживем до лета». И сейчас это воспринимается нормально.

Как и у многих, у семьи Алены, тоже были друзья в России, и с ними тоже пришлось прекратить отношения.

— Но я хочу сказать, что не все россияне одинаковые. В Сиднее мы встречали тех, кто прекрасно все понимал и даже помогал нам в Украинском доме.

Однажды там ко мне подошла русская женщина и прямо так и спросила: «Вы, наверное, нас всех ненавидите?». А я смотрю на нее и не могу сказать «да».

— У вас есть знакомые и в Беларуси, как с ними?

— В нашей семье четкое понимание того, что у вас есть народ и есть власть — и это разное, и те ракеты, которые летят в Украину, запускает кучка людей, которых далеко не все поддерживают.

У нас действительно есть друзья в Беларуси, и мы следили за вашими событиями, знаем о том, что последние выборы выиграла Тихановская. Мы надеемся, что свобода однажды настанет не только у нас.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.8(24)