Жан Рено: «Изменять женщине — слишком тяжелый труд»

60-летний Жан Рено по популярности на данный момент, пожалуй, превосходит всех французских актеров, включая своего ровесника и соперника Жерара Депардье. В интервью он рассказал, как представляет себе современного русского, почему отказался сниматься в «Матрице» и киносериале о Джеймсе Бонде и в каком возрасте согласен умереть.

«Не знаю, какой у меня талант — большой, средний или маленький»

— Для современного мужчины 60 лет — это еще совсем не вечер...

— Конечно, нет! Более того, это прекрасный возраст со всех точек зрения. Пройдено немало, но лишь к 60 начинаешь что-то понимать в жизни.

— Что вы считаете самым главным в вашей жизни?

— Вначале я стремился к тому, чтобы зарабатывать деньги, занимаясь любимым ремеслом. Потом хотел чего-то достичь в профессии. Но годам к пятидесяти на первое место вышла семья — мои четверо детей.

— Вас никогда не терзали сомнения в собственной одаренности?

— Я никогда не сомневался в том, что актерство меня прокормит. Я говорил самому себе: "У тебя получится — если не в кино, то на сцене!" Однако я до сих пор не знаю, какой у меня талант — большой, средний или маленький.

— Кино для вас — прежде всего развлечение? Или все же искусство?

— Поскольку на экраны выходит такое множество фильмов, никак нельзя считать кино только искусством. В эту категорию попадает процента три всех лент, снимающихся в мире. Остальное служит для развлечения публики.

Наступил момент, когда уже все возможные истории, все мыслимые сюжеты запечатлены на пленке. Нет больше ничего нового. Но время от времени лента действительно удается с художественной точки зрения, тогда ее возят по фестивалям и дают ей премии. Однако не будем забывать о том, что Чарли Чаплин давно умер.

— Разве после Чаплина не было великих имен в кинематографе?

— Были, но, на мой взгляд, трудно подняться до его высот. Хотя это мое личное мнение, а я вовсе не считаю, что у меня семь пядей во лбу.

— Вы предпочитаете легкий кассовый жанр, любимый широкой публикой?

— Вы имеете в виду комедии? Я считаю их трудным жанром и время от времени с удовольствием в них снимаюсь. Но в моем возрасте я все-таки стремлюсь играть роли, рассказывающие о судьбе человека. И, конечно, меня постоянно приглашают сниматься в экшне, на котором я сделал себе имя.

— Не думаете ли вы вернуться на сцену? Мне кажется, вы могли бы еще сыграть в театре классические роли — Отелло, Фальстаф, король Лир.

— Я тоже так думаю. В прошлом году я играл в спектакле "Великолепные случаи" в парижском Театре Эдуарда VII. И сейчас сочиняю новый спектакль, посвященный иммиграции и взаимному влиянию различных цивилизаций. Но проблема в том, что на меня колоссальный спрос в кино. Меня приглашают люди, с которыми мне приятно работать, и поэтому так трудно им отказать.

— Однако порой вам хватает мужества сказать "нет". Вы же отказались от ролей в "Матрице" и в ленте про Джеймса Бонда.

— Я отказываюсь, когда не чувствую роль. Съемки — это четыре месяца работы с одной командой, с одними и теми же людьми, с одной и той же историей. И если это "не твое" — надо отказываться, даже если тебе предлагают очень-очень много денег.

«Я верю в Бога процентов на восемьдесят...»

— Однажды вы сыграли русского гангстера Петровича в "Роллерболе". С тех пор много воды утекло. Каким вы себе представляете современного русского?

— Это человек, который непременно хочет преуспеть в жизни всеми способами, включая насилие.

— Мне кажется, что вы, так часто играющий симпатичных гангстеров, человек сентиментальный. У вас глаза на мокром месте.

— Вы правы. Порой у меня могут выступить на глазах слезы из-за пустяка — от взгляда ребенка. На днях я смотрел на видео сериал "Рим" — там в конце центурион, вернувшийся к своим детям, умирает. И когда он гладил щеку свой дочери, я расплакался.

Еще я плакал, когда смотрел фильм об американском певце Джонни Кэше "Переступить черту". Это просто ужасно, что сделал он со своей жизнью. Наркотики привели его в бездну.

— Вы фаталист?

— В какой-то степени. Но я из тех, кто считает, что завтрашний день будет прекрасен.

— Жизнь — это праздник?

— Жизнь прекрасна сама по себе, но этого недостаточно. Чтобы она была праздником, вокруг тебя должны быть близкие люди, которых ты любишь. Поскольку я не Виктор Гюго и не Карл Маркс, сказал я однажды, мне хочется прожить жизнь как можно приятнее.

— Древние советовали проживать каждый день, как последний.

— Я с ними согласен. Радуйся жизни, ничего не бойся. Но когда у тебя есть дети, семья, ты ощущаешь ответственность. Надо думать и о том, что будет с ними, когда ты уйдешь.

— Вы человек добрый и отзывчивый. В свое время вы пришли на помощь детской благотворительной организации...

— Сейчас я помогаю Ассоциации аббата Пьера. Это никак не связано с религией. Я верю в Бога процентов на восемьдесят, но бывают случаи, когда мне это делать трудно.

— Президент Николя Саркози — ваш близкий друг, он был свидетелем на вашей свадьбе. Даете ли вы ему советы?

— Думаю, большинство людей, с которыми он встречается, говорят ему примерно одно и то же: "Делай так!" или "Не делай так!". Я предпочитаю быть вне политического стада, окружающего президента, держусь отдельно. Поэтому мы больше говорим с Николя о жизни, чем о политике. Часто — о любви. Он же недавно женился.

«Это жена моей смерти»

— Проходят десятилетия, а у вас и поныне репутация секс-символа.

— Мне это, понятное дело, льстит. Однако я не донжуан. И совсем не секс-символ. Но кто же не любит женщин? У меня было несколько любовных романов — некоторые из них очень болезненные.

— Судя по тому, что две ваши последние жены — польки, вы неравнодушны к славянскому шарму.

— Действительно, польки, но это чистая случайность. София (последняя супруга Жана Рено, бывшая манекенщица София Боруцкая. — "Известия") родилась в Лондоне, а познакомился я с ней в Нью-Йорке. Это очень далеко от Польши.

— Чем загадочная славянская душа отличается от других?

— Не знаю, право. Может, славянки больше любят жизнь? Они темпераментнее, восторженнее, романтичнее. Но и в техасской или в гватемальской глубинке можно встретить женщину, которая сведет вас с ума.

— Однажды вы сказали, что супружеская верность — это не для вас. Вы по-прежнему так считаете?

— У меня в жизни никогда не было так, чтобы одна женщина ждала меня дома, а я тем временем потихоньку отправлялся к другой. Ведь это тяжелый труд. Надо врать, изворачиваться, юлить. Нет, этого со мной никогда не было. Могу вам поклясться на могиле моих родителей.

— Если не ошибаюсь, София Боруцкая преподавала йогу?

— Она по-прежнему преподает йогу. Если хотите, можете у нее взять уроки. Я же занимался йогой недолго — оказался недостаточно гибким.

— А спортом?

— В основном велосипедным, мне он как-то больше по душе.

— Вы неравнодушны к футболу? Как-никак в ваших жилах течет испанская кровь — кровь чемпионов Европы.

— Футбол скорее по части моего 12-летнего сына. Иногда мы с ним ходим вместе на стадион. Но провал французской сборной на чемпионате Европы меня не очень расстроил.

— В каких новых ролях мы вас увидим в ближайшее время?

— Я только что закончил сниматься в фильме "Первый круг". Это история конфликта между отцом и сыном, который разгорается в армянской общине. Я согласился сыграть в этой ленте потому, что с большой нежностью отношусь к Левону Саяну — импресарио Шарля Азнавура. Левон для меня как брат. И еще будут съемки в декабре — фильм "Бессмертный" о марсельском мафиози.

— Несколько лет назад вы заявили, что уйдете из кино в 60 лет. Вы не передумали?

— Действительно, я собирался уйти. Но сейчас у меня такое количество предложений...

Возможно, это связано и с тем, что я снова женился и начал новую жизнь. Я очень дружил с Клодом Нугаро (известный певец, умерший несколько лет назад. — "Известия"). О своей супруге он говорил: "Это жена моей смерти". Вначале эта фраза меня ужасно шокировала, а сейчас я понял, что он имел в виду: именно с этой женщиной он хотел дожить свой век.

— Со времен Мольера актеры говорят, что мечтают умереть на сцене.

— Если у меня остановится сердце на сцене или на съемочной площадке, это будет замечательный подарок судьбы.

— Пусть оно остановится в сто лет.

— Я согласен и на девяносто.