Семья актеров: «Хочется создать что-то такое, чтобы люди не только плакали. Но как?»

На интервью актеры Алеся и Андрей приходят после репетиции. На Алесе красная майка и белое худи. Через несколько дней они снова выступят перед зрителями со спектаклями «Вересковый мед» и «Мора Хрысціны». «Да, больно, но напоминать надо», — говорит Андрей про последний, который посвящен августовским событиям 2020 года.

Супруги рассказали «Салідарнасці», как ушли из Гомельского молодежного театра и создали собственный, о социальной деятельности в Беларуси и спектаклях для незрячих зрителей, а также о вынужденном переезде и возрождении своего театра в Варшаве.

Алеся и Андрей Бордухаевы-Орел после окончания Беларусской государственной академии искусств работали в Гомельском молодежном театре на протяжении тринадцати лет. В 2016 году супруги приняли решение уйти оттуда из-за конфликта с новым идеологом из горисполкома.

— У нас были расхождения в том, что такое театр вообще. Человек, который получил образование в институте сельского хозяйства, пытался руководить культурой в целом городе. Творчества как такового не было, мы хотели делать что-то новаторское, предложили сделать при театре проект с названием «Интимный театр», на что последовал вопрос от идеолога: это что, порнография? — вспоминают то время собеседники. — Мы поняли, что человек совершенно не знает историю театра.

Но проблема была не только в этом — отвергались совершенно любые идеи. Например, мы хотели делать интерактивные спектакли, чтобы зритель участвовал в постановке. Для руководства это был шок: что, зачем, кому это надо? Оставаться работать там — означало оставаться без развития, поэтому мы приняли решение уйти из театра.

Тогда супруги решили открыть свой театр с названием, против которого выступал идеолог горисполкома — «Интимный театр». Сразу же Алеся и Андрей столкнулись с трудностями: им не сдавали под аренду государственные помещения, местной прессе было запрещено что-либо писать про новый театр в Гомеле.

— Мы арендовали коммерческое помещение в центре города за большие деньги, но пытались как-то выживать. Тем не менее, нас предупредили, что если название театра останется, нас «задавят», — вспоминает Алеся. — Мы решили все же видоизменить название, с которым работаем до сих пор — Team Theatre.

Алесю и Андрея знали как актеров Гомельского молодежного театра, поэтому, когда они открыли свой театр, зритель пошел. Со временем они расширили свою аудиторию и пришли к аудитории с новыми идеями.

— Мы стали делать интерактивные постановки. Потом, когда драматург Андрей Курейчик дал нам разрешение на бесплатной основе поставить спектакль на свою пьесу, одним из главных действующих лиц которой была музыка, Алесе и еще одной нашей актрисе Радиславепод пришла идея завязать зрителям глаза, — вспоминает Андрей. — Все, чего нам не хватало — декораций, дорогостоящих костюмов, светового оборудования — все заменило воображение.

С этой читкой мы приехали в Центр беларусской драматургии на показ, где присутствовали критики. И получили очень хорошие отзывы и совет развивать это направление. Тогда мы подумали: если мы завязали зрителям глаза, то это возможность для незрячих или плохо видящих людей на равных условиях с другими зрителями побывать в театре.

С этой идеей супруги подались на беларусский конкурс социальных проектов Social Weekend, и стали его победителями. Алеся и Андрей стали приглашать на свои спектакли незрячих людей. Сначала это было как читки, позже актеры задействовали запахи и тактильные ощущение, а зрителей усаживали не в зрительный зал, а на сцену.

— Тогда о нас стали много писать в прессе. Гомельской администрации города не просто пришлось принять факт нашего существования, но и выделить нам государственное помещение.

Когда мы общались с нашими незрячими зрителями, узнали, что у них очень много проблем. Тогда мы стали делать инклюзивные балы, открыли фонд помощи «Разам тут», ездили в детские дома и интернаты. Так среди наших зрителей появились люди с различными видами инвалидности, в том числе колясочники, которых мы на руках заносили на третий этаж, чтобы они смогли посмотреть спектакль.

Вот так по чуть-чуть, насколько это было возможно в Беларуси, наша работа развивалась. Мы также работали в Центре инклюзивной культуры, где развивали театр «Инклюзион». Туда приходили глухие, незрячие, колясочники, люди с ДЦП, была детская группа с детьми с синдромом Дауна.

Творческая и социальная деятельность супругов немного затормозилась в 2020 году. В то время они работали над спектаклем с участием незрячих, но его премьеру сначала пришлось отложить из-за пандемии коронавируса, затем началась предвыборная кампания.

— Мы засветились на первых митингах. Но руки уже не опускали и занимались предвыборной деятельностью. Уже тогда власти обратили на нас внимание, но после 9 августа все вообще полетело в тартарары, — говорит Андрей.

Во время разгара августовских протестов 2020 года Алеся опубликовала пост, который начинался цитированием ее слов к своему сыну, в то время проходящему срочную службу: «Сашка, если тебя на площадь завезут силой, надеюсь, ты знаешь, что делать — стань на сторону добра».

В этом же сообщении женщина обратилась к другим матерям срочников с просьбой объяснить своим сыновьям, что они не обязаны ходить на подавление протестов. Этот пост на странице Алеси в Facebook набрал более 900 репостов.

— В августе 2020 года наш сын служил в танковых войсках в Уручье. Он позвонил нам и рассказал, что после событий 9 августа набирают военнослужащих, которые хотят пойти на стелу.

Он все знал и понимал, поэтому отказался. Но очень многие соглашались —пацанам подержать оружие в руках было за радость. Мой сын ни разу не ездил, вместе с ним отказались еще пару человек. На них очень сильно морально давили, но они все равно не пошли, и я им очень горжусь, — рассказывает «Салiдарнасцi» Алеся.

В сентябре супругов на беседу вызвал руководитель здания, в котором располагалась площадка театра. Он предупредил актеров, что за продолжение своей политической деятельности они могут остаться без помещения:

— Но никто из нас не собирался отказываться от нашей деятельности. Мы не стеснялись, все выкладывали в соцсети, в том числе театральные. Поддержали наших коллег из Купаловского театра, за что нам тоже прилетело. В итоге в октябре нас лишили помещения — пришлось по друзьям и знакомым развозить костюмы, декорации, аппаратуру.

Все актеры у нас были понимающие. После выселения все переживали, но поддерживали нас. Никто не говорил «молчите» или вроде того. И даже без помещения мы держались на плаву.

В декабре 2020 года выпустили клип на стихотворение Короткевича «Рэквіем», посвятив его погибшим в 2020-ом. В феврале организовали очередной инклюзивный бал, продолжали работать в центре инклюзивной культуры.

Это было единственное место, куда могли приходить люди с инвалидностью, чтобы провести время с пользой. Мы очень любили эту работу, отдавались ей, несмотря на то, что она была практически бесплатной — получали около 100 рублей в месяц.

На 27 марта 2021 года у супругов была запланирована премьера спектакля в «Инклюзионе», но чтобы она состоялась, им пришлось рискнуть собственной безопасностью:

— К этому времени мы, наверное, свой «лимит» исчерпали. За десять дней до премьеры к нам подошли люди, которые передали информацию от кого-то сверху, что если мы до 25 марта (в этот день в Беларуси отмечается День Воли — С.) не уедем, то нас задержат.

Мы думали перенести спектакль на 24 марта, но никак не выходило. Я попросила мужа остаться до премьеры и улететь 28 марта. Возможно, это было какое-то малодушие… Но в этом спектакле участвовали слабослышащие люди, подростки, молодой парень — они всю жизнь мечтали сыграть, была проведена большая работа. Поэтому мы остались, на репетиции ради безопасности ездили на такси — было не столько страшно отсидеть, ведь тогда еще больших сроков не давали, сколько пропустить премьеру.

Премьера успешно состоялась и 29 марта супруги уехали из Беларуси в Польшу вместе с младшим сыном. Старшие дети остались на родине.

Творческая жизнь Алеси и Андрея была поставлена на паузу: Андрей работал помощником сантехника.

Спустя полгода после отъезда супругов силовики ворвались в их квартиру в Гомеле, где жил сын.

— Он два дня не выходил на связь, не поздравил свою сестру с днем рождения. Мы сразу стали его искать — писать друзьям, знакомым, в дворовой чат. Тогда наши соседи переслали нам видео из телеграм-канала силовиков. Те сняли, как взламывают двери нашей квартиры и задерживают сына. Визитеры были с оружием.

Силовики знали, что мы уехали, поэтому заставили сына сказать на камеру: «Мама, пожалуйста, вернись за мной». Мне страшно это вспоминать.

Муж сразу собрал чемодан, сказал, что поедет меняться. Но я уговорила его не делать этого — и сына бы не отпустили, и Андрея бы посадили. Спустя трое суток сына отпустили, мы сразу же написали в B*sol, и их вместе с нашей дочкой эвакуировали из Беларуси.

Со временем творчество начало возвращаться в жизнь актеров. Им одобрили стипендию от польского театрального института, в Варшаву приехали их коллеги и друзья.

— Сначала мы воссоздали один из наших спектаклей. Потом подумали, почему бы не возродить наш театр уже в Варшаве, чтобы у нас была возможность работать на польских площадках, но не только для польской аудитории, но и для беларусской, ведь беларусы все прибывали и прибывали — такое ощущение, что в Варшаву перебрался полноценный беларусский город.

Нас собралось шесть человек — три семейные пары. И вот так, чередуясь нашими стипендиями, мы смогли делать что-то большее. И вот уже год существуем как полноценный творческий коллектив.

У нас есть две площадки: «TR Warszawa» и «Музей вольнай Беларусі». Постепенно мы начинаем планировать гастроли в фестивали. И очень надеемся, что театр будет развиваться.

Сегодня в арсенале Team Theatre несколько постановок: «Вересковый мед»,  «3@.мова», посвященный войне в Украине спектакль «How are you?» и августовским событиям 2020 года «Мора Хрысціны» (режиссер двух последних — Андрей Новик). Девятого августа также состоится спектакль «Ціль Уленшпігель».

— Играть и придумывать что-то новое сейчас для меня очень сложно, — признается Алеся. — Особенно после начала войны в Украине. «Вересковый мед», «How are you?», «Мора Хрысціны» — люди плачут… Хочется создать что-то такое, чтобы люди не только плакали. Но как? Хочется, чтобы люди как-то отдыхали, но если я сама для себя не могу решить, готова ли в этом участвовать, то как это можно предлагать зрителям.

— Сейчас в работе спасение. Чувствуешь, что ты нужный. И это помогает выживать, — добавляет Андрей.

У возрожденного театра сохранились постоянные зрители из Беларуси. Некоторые из них приезжают на спектакль в Варшаву из других городов. Но вот зрители и актеры с инвалидностью из Беларуси остались без театра и поддержки.

— Для людей в Беларуси поддерживать связь с нами не очень безопасно. Мы сами попросили наших знакомых отписаться от нас в социальных сетях.

Насколько мы знаем, детские группы в «Инклюзионе» никто не взял, инклюзивные балы тоже никто не делает. Есть девочка с ДЦП, которая пишет нам, а потом удаляет переписку: интересуется, как у нас дела, присылает стихи. Ребята грустят, что мы расстались.

По словам актеров, когда они пришли работать в варшавский театр, то увидели, что в нем делают то же самое, что они делали как Team Theatre в Беларуси.

— Только тут есть деньги и помещение. Здесь можно заниматься творчеством и не думать, что администрация скажет «до свидания». Я бы сказал, что театр в Беларуси и Польше даже сравнивать нельзя, — признается Андрей. — Это все равно что сняться в «Беларусьфильме» и сразу же поехать в Голливуд.

О свободе мыслей даже вопроса не стоит — это фундамент творчества. Весь коллектив думает об одном, вся работа направлена на то, чтобы спектакль получился, каждый на своем месте и выполняет то, что от него нужно, и не потому, что от него это требуют, а потому, что он понимает — это работа на результат. В Беларуси все сводилось к тому, что кто-то пуговицу вовремя не пришил, кто-то лампочку не поменял, кто-то пустил не ту фонограмму.

С финансовой точки зрения тоже все отличается: минимальная зарплата у польского актера в четыре раза выше, чем у ведущего мастера сцены в Беларуси.

В будущем актеры хотели бы вернуться в Беларусь, но признаются: со временем вера ослабевает.

— Я часто отвечала на этот вопрос сама для себя (вернусь ли я в Беларусь? — С.). Конечно, я хочу вернуться. Сейчас я этот вопрос себе не задаю. Я боюсь, что могу не увидеть папу, родителей Андрея. Если это случится, я больше никогда не вернусь. Сейчас настолько опустились руки. (Плачет).

Уже два года мы в Польше. Я смотрю и думаю: вот тут классно сделано, а вот тут можно перенять опыт в инклюзии — мы вернемся и сделаем в Гомеле точно также. Но сейчас все меньше и меньше веры в это.

— Наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями, и это тот самый случай. Появится ли эта возможность — большой вопрос, — дополняет супругу Андрей.