«Выезд нельзя было купить ни за какие деньги»

О железном занавесе, «совсем другом мире», покупках за рубежом, смехотворных валютных командировочных, душевном смятении чиновников и новой волне потребительства в интервью корреспонденту «БелГазеты» Наталье Провалинской размышляет поэт, бывший постоянный представитель Беларуси в ООН в ранге чрезвычайного и полномочного посла Геннадий Буравкин.

ЗАГРАНИЦА КАК ВЫСШАЯ НАГРАДА

– Можно ли сравнить нынешнюю ситуацию с планируемым введением пошлины с железным занавесом эпохи СССР – Беларусь тоже решила опустить что-то вроде занавеса?

– Во времена СССР выезд за границу был своего рода высшей госнаградой, которую невозможно было купить ни за какие деньги, ее можно было только заслужить.

– Чем?

– Абсолютным подчинением государственной линии и партийному диктату. Работали соответствующие службы, тайная и явная, и создавали на каждого человека характеристики, где учитывались не только его трудовые способности, но и отношение к господствующей идеологии. Если отношение было неправильным, дорога за рубеж для него была закрыта. Но это, конечно, не значит, что за рубеж не попадали люди достойные, не являющиеся апологетами того, что происходило в СССР.

Когда я впервые ехал в США в составе делегации молодых советских политиков, накануне со мной был разговор в ЦК КПСС. И этот товарищ мне сказал: вы должны понимать – от того, как вы будете себя вести в этой поездке, зависит вся ваша будущая жизнь. А я сказал ему: слушайте, лучше отдайте мне мою будущую жизнь и заберите вы у меня эту поездку! Позже, уже после нашего возвращения, он мне сказал: знаете, а вы мне понравились тогда, такого я еще ни от кого не слышал. Если никаких замечаний не было, это упрощало следующие выезды: человеку уже доверяли и не боялись, что он выкинет коленце.

– Был ли четкий инструктаж, что можно делать, а что нельзя?

– У меня такого не было, чтобы говорили, куда ходить, а куда нет. Ни для кого не было секретом, что в составе делегации был товарищ смотрящий – вот он уж точно получал подробные инструкции. Ну а вообще инструкции обычно были такие: по одному не ходить, стараться, чтобы рядом было два-три человека, не заглядывать в неприличные места, которые могут встретиться на улицах городов, не ввязываться в разговоры с наркоманами или бомжами, говоря по-современному.

Само собой разумелось, что мы едем как представители советской идеологии, и они не сомневались, что выступать с антисоветскими заявлениями мы не будем, а иначе нас туда просто не пустили бы.

– Насколько вас поразил мир по ту сторону железного занавеса?

– Не скажу, что я был потрясен, но это был совсем другой мир. Не зная языка, я не мог судить о демократии, свободе прессы, политических тонкостях, но быт, в который мы погрузились на 18-20 дней, поразил. Это было удивительно, неожиданно! Мы знали, что они побогаче, но когда видишь эту разницу на каждом шагу – это серьезный повод задуматься.

Помню, как-то мы летели зимой с сессии Генассамблеи ООН, подлетели к Москве, была такая промозглая погода, слякоть, снег мокрый. И вот мы едем из аэропорта в Москву, вокруг хлюпота, грязь, и мне стало до слез обидно: в Америке-то были прекрасные дороги, новые машины, светло и чисто. Расстояние, разница в климате – это все понятно. Но до слез было горько, пролетев всего 9-10 часов, очутиться намного позади! И эта допотопная устаревшая техника, и эта непролазная грязь, и эти мрачные лица...

Я понимал, почему они мрачные. Люди-то у нас работали и работают ничуть не меньше и не хуже, чем в большинстве других стран. Уже потом, живя в Нью-Йорке, я это понял и утверждаю со всей ответственностью. Да, не хватает организации труда, но ведь это зависит не от трудяги, а от умения управлять. К сожалению, до сих пор мы очень плохие ученики.

УНИЗИТЕЛЬНЫЕ $ 50

– Что вы привозили из-за рубежа?

– Покупали сувениры для близких и друзей, хотя нам давали унизительно небольшие суммы денег в валюте. Тогда нельзя было просто купить валюту, об этом и речи не было. Но кое-что привозили. Из своего опыта работы в ООН скажу, что у нас была очень небольшая зарплата (по сравнению с зарубежными коллегами), но мы могли купить вещи, которые поднимали престиж и настроение.

– Какие именно вещи поднимали в те времена настроение вашей жене и друзьям?

– Я небольшой специалист по шопингу, но жена заказывала то шубу привезти (если были деньги), то одежду для детей – красивую, удобную, модную даже, то украшения – сережки, бусы. Словом, не очень дорогие вещи, которые в СССР попросту не продавались. Те, кто долго работал за рубежом и неплохо получал, привозили машины, технику, а мы – туфли и рубашки.

– Вы оказывались в неловком положении из-за копеечных командировочных?

– Помню несколько случаев, когда чувствовал себя ужасно унизительно. Например, на международной литературной встрече в Югославии, где были гости со всей Европы, мы ездили на прогулки по морю, и коллеги угощали нас коктейлями, разными «дринками», а нам не всегда хватало даже на минералку. Это было унизительно!

– Помните, что это были за суммы?

– В большую поездку по Америке нам дали с собой по $ 50. Обменивать никаких возможностей не было, это не разрешалось. А когда мы ездили в Болгарию с женой, разрешалось обменивать по 30 рублей, курс не помню. Это суммы на мелкие сувениры или на один поход в кафе, унизительные суммы! Особенно когда мы жили рядом с поляками, чехами, югославами и у них были деньги, они себя чувствовали спокойно, ходили в кино и театр. А нам было стыдно!

НИКАК НЕ МОГЛИ НАЕСТЬСЯ

– У вас бывало сиюминутное желание остаться в Нью-Йорке на ПМЖ?

– Нет, ни на секунду такого желания не было. Я понимал, насколько разница велика, понимал, что каких-то вещей дома никогда иметь не буду. Но я ведь уехал туда уже сложившейся личностью, мне было около 50 лет. Как говорится, дерево нужно пересаживать, пока оно молодое.

Мне было там тоскливо, я привык к другим человеческим взаимоотношениям – доверчивым, эмоциональным. Я так скучал по родной природе! Я же какой-никакой, но поэт: мне не хватало белорусского языка и Беларуси. Не России, не Польши, не Чехии, а именно Беларуси, поэтому ни на секунду я не хотел перерезать свою белорусскую пуповину.

Да, я знал, что и в Беларуси мне будет нелегко. Скажу честно – я даже не мог предположить, насколько мне здесь будет нелегко. Честно говоря, думал, будет легче. Не знал, что у нас случится то, что случилось после президентских выборов; ехал сюда, полный надежд и желания сделать все, что мог. И не один я виноват в том, что этого не произошло.

– А сейчас бываете за границей?

– Уже не то здоровье. При желании можно было бы и чаще ездить: купил турпутевку (это для меня проблема, но все-таки решаемая) и поехал. Раньше очень любил встречи, конференции, но теперь уже не настолько активен, чтобы мотаться, грубо говоря. Иногда бываю в Литве, Польше, Чехии, очень люблю Прагу – это связано в основном с моими творческими делами.

Заметил, что в Беларуси сейчас очень активно разрастаются потребительские настроения. Вот в Америке, где быт был давно налажен и уже мало беспокоил людей, с лучшими людьми общества можно было говорить о высоких материях, духовных вещах. А у нас пока еще есть вот это – нахватать как можно больше, дешевле, скорее! Даже если не очень надо.

Вспоминаю, как после войны в первые голодные годы мы никак не могли наесться элементарных вещей – хлеба, картошки. Простите, так и сейчас: этих современных модных атрибутов хочется и хочется. Значит, мы просто еще не дожили до цивилизованного этапа развития государства и общества, когда люди должны понимать, где высокое, духовное, божественное, а где примитивное, элементарное, земное, греховное даже.

Жалко, что уже не получится, видимо, дожить до того времени, когда все серьезно изменится.

НАШТО ТАЯ СВАБОДА, КАЛI ГРОШАЙ НЯМА

– Как думаете, почему нашим властям пришла в голову светлая идея про $ 100 за выезд?

– Это какая-то боязнь зарубежного благополучия – иначе объяснить не могу. Лично я за то, чтобы белорусам не надо было ехать ни в Польшу, ни в Литву, ни даже в Россию или Украину за какими-то вещами – они должны быть у нас дома. Но что поделаешь, наши чиновники должны признать горькую истину: многие отечественные товары у нас не очень высокого качества и часто намного дороже, чем у соседей.

Что же тут нужно делать, по моему наивному мнению? Нужно делать все, чтобы усовершенствовать производство, заполучить новые технологии, хорошо обучить наш рабочий класс. Когда я работал за рубежом, наши специалисты получали от зарубежных экспертов довольно высокую оценку – у нас неплохие кадры. Нужно производить такие товары, чтобы белорусам и в голову не пришло куда-то ехать. Чтобы даже поляки ехали за этим к нам! Вот это государственное решение было бы! Вот это по-человечески, как говорит наш президент.

А опускать железный занавес – простите, по кому ударит это решение? По среднему классу! Для богатых людей (их не так много, но они есть) это не деньги. Объявляем заботу о массах, гордимся, что государство не дает развернуться вовсю олигархам, а принимаем такие решения.

Как бы ни распиналась пропаганда, у нас явные экономические сложности, и наши чиновники растеряны – они мечутся, тычутся, надеясь наскрести те суммы для бюджета, которые на таких мелочах никак не наскребешь, а вот ухудшить людям жизнь – это запросто.

– Вы как-то говорили, что нужно Столбцовский район вывезти на месяц в Англию, чтобы он вернулся и погнал вертикальщиков с постов. Эта пошлина нужна еще и для того, чтобы Столбцовский район реже видел другие страны?

– Тут и наивные надежды собрать какие-то деньги, и желание приучить людей: что имеешь – то и имей, на большее не замахивайся, большего не дадим, привыкай жить в закрытом государстве. Но мы этот опыт прошли в СССР, чем кончилось – все мы помним, а СССР был куда более серьезной страной, чем Республика Беларусь.

– Несколько лет назад вы делились наблюдением, что провинция очень лояльна к режиму. С тех пор произошли какие-то изменения? Станет ли пошлина последней каплей?

– По моим отрывочным впечатлениям, отношение меняется, но медленно. Наши люди часто понимают государственную политику только животом, не включая ни голову, ни сердце. Зарплата какая-никакая есть, пенсию дают, водку купить можно – значит, власть хорошая. А если нет справедливости или свобод, дык нашто мне тая свабода, калi грошай няма?

СПРАВКА «БелГазеты». Геннадий Буравкин родился в 1936г. в Россонском районе Витебской области. Окончил БГУ (1959). Работал в газете «Літаратура і мастацтва», на белорусском радио, был корреспондентом по Беларуси газеты «Правда», главным редактором журнала «Маладосць». В 1978-90гг. – председатель Комитета по телевидению и радиовещанию; 1990-94гг. – постпред РБ при ООН. Был также замминистра культуры и информации, главным советником заместителя премьер-министра РБ. Депутат Верховного Совета БССР (1980-90гг.). Награды – госпремия Беларуси им. Янки Купалы (1980), орден Трудового Красного Знамени, орден Дружбы народов, медали. Поэт, публицист, критик, переводчик. Женат, двое детей, трое внуков. Увлечения – лес, грибы, книги.