«Украинка спросила: «Почему вы нам помогаете, ведь вы же на нас напали?»

Минчанка Яна (имя изменено — С.) — одна из тысяч белорусов, вынужденных покинуть родные края. Ее история по нынешним временам вполне типичная: уехала с ребенком, взяв один чемодан, сначала в одну страну, потом в другую, везде пыталась зацепиться и выжить.

Обстоятельства, которые встречались на пути этой женщины, способны вызвать целый букет эмоций — от отчаяния до радости.

Про год, круто изменивший жизнь, Яна рассказала «Салідарнасці».

Вместо пролога

— В феврале 2020 года я попала на встречу с Познером в Минске, — собеседница неожиданно начинает рассказ с события, которое, по ее словам, стало в каком-то смысле определяющим. — Один из вопросов из зала звучал так: «Что будет с Беларусью после Лукашенко?». Сам Познер на это сказал что-то невнятное.

Но очень показательной была реакция зала: все зааплодировали, даже не дожидаясь ответа, как будто были очень рады услышать просто слова о том, что Лукашенко не вечный и все равно его однажды не станет. Настроение людей было совершенно понятным и не требовало никаких дополнительных разъяснений.

То, что произошло после, — коронавирус, выборы — очень логично вписывалось в это настроение.  

«Забирай своего змагаронка и уезжай из страны»

— Так случилось, что лично я включилась в борьбу с режимом 10 августа. До этого я спокойно работала на даче и готовилась собирать урожай. 9 августа приехала после обеда, захватив пару ведер с ягодами.

Пошла на избирательный участок. Обратила внимание на то, что практически все, кто стоял в очереди в это время, как и я, были с белыми лентами. На участке прозрачные урны были доверху наполнены листками, сложенными гармошкой.

Спокойная, я вернулась домой и рано уснула, потому что устала. А на следующий день, так и не узнав новости из-за отсутствия интернета, отправилась в магазин за банками для закаток.

Но в центре района у здания администрации увидела толпу людей, к которым прямо на моих глазах подъехал бус с ОМОНом. Я машинально включила видео на телефоне и подошла ко всем.

Мы стали требовать честного пересчета голосов, а милиционер, который вышел к нам, — чтобы мы ушли в ближайший сквер. Нас не стали разгонять и хватать — просто пригрозили автоматами.

Ушли в сквер, и там у нас стихийно образовалось что-то наподобие штаба, в который стекались все новости, когда не было интернета. После штаб стал активом района, в котором оказалась и я.

Мы собирали подписи — сначала тех, кто голосовал за Тихановскую, потом — под обращениями в различные инстанции. Устраивали акции, которые проходили днем, вечером и даже ночью.

Со временем мы все больше уходили в подполье и, конечно, каждый понимал, что может стать следующим задержанным. Мой ребенок, естественно, видел все, что я делала.

Однажды он мелом на асфальте нарисовал БЧБ-флаг. Кто-то снял это на видео и отнес в милицию. После этого к нам домой пришли «вежливые люди», которые обращались ко мне по имени-отчеству и были очень хорошо осведомлены про всех моих родных.

Они так и сказали: «Забирай своего змагаронка и уезжай из страны». Альтернативу предложили очень незавидную. Я так понимаю, на тот момент они не знали, чем я занималась, иначе вряд ли бы меня так уговаривали уехать.

Мне назначили дедлайн по отъезду, но я не смогла выехать вовремя, задержалась на три дня и все эти дни ко мне приходила милиция. Я не открывала дверь и не включала свет.

«Работала со сломанной рукой, потому что нужны были деньги»

— Мы поехали в Украину и там оказались в хостеле с белорусами. Истории у всех были похожие. Мы жили дружно, вместе ходили на акции, вместе отмечали дни рождения, я варила суп сразу на всех.

В этом хостеле у меня произошла судьбоносная встреча с украинцем. Накануне этот парень расстался с девушкой и приехал в Киев отвлечься, по дороге онлайн выбрал наш хостел, а когда познакомился с белорусами, захотел остаться дольше. Потом приехала я, и у нас начался роман.  

Он очень поддерживал меня, помогал делать документы, уговаривал остаться, но через месяц я поехала в Польшу, потому что там мне легче было легализоваться. Расставались, плакали оба, но договорились, что при первой возможности он к нам приедет.

В Польше мы сначала остановились у знакомых, но уже через две недели я сама сняла квартиру. Схватилась за первую попавшуюся работу — пошла убирать квартиры.

Вскоре нашла белорусскую компанию — пиццерию. Работала курьером на скутере. Права у меня есть, но опыта вождения не было, мне было очень трудно и страшно. Однако нужно было платить за квартиру и кормить ребенка.

Однажды на выезде со двора я попала в аварию, компания молодых людей ехала с громкой музыкой и они не заметили меня. Машина зацепила скутер, я вылетела, повредила руку. После сделала снимок, оказалось, сломано запястье.

На работе ничего не рассказала, иначе меня могли отстранить, так и ездила с жуткой болью. Однако за месяц в этой пиццерии мне заплатили так мало, что едва хватило на квартиру и проездной.

Затем работала у поляка в прачечной. Там нужно было стирать, сушить, гладить, как вручную, так и прессом. Прачечная находилась при крутом отеле, откуда приносили дорогие вещи, даже прикасаться к которым было страшно, очень боялась испортить.

Когда началась война, меня уволили из прачечной, чтобы взять  украинцев. И я снова начала искать работу, а чтобы как-то выживать, готовила дома пирожки и блинчики и предлагала их через соцсети и чаты.

Покупать выпечку ко мне приезжали не только белорусы, но и грузины, и узбеки, и украинцы. Так мы продержались еще три недели, а потом я все-таки нашла работу мечты.

Сейчас я повар в польской пиццерии. Иностранцев в нашем коллективе только двое — я и украинец, который помогает мне с первого дня. Он с семьей выехал из Донецка еще в 2014 году, поэтому хорошо понимает, через что мне пришлось пройти.

Здесь все ко мне прекрасно относятся, платят достойную зарплату и премии за хорошую работу. Называют меня «наша любимая белорусская террористка».

«Украинцы не понимали, ненавидеть нас или благодарить»

— С моим другом из Украины мы все время были на связи. У него тем временем умерла бабушка, оставив в наследство квартиру. Он продал ее и собирался приехать к нам, чтобы, возможно, жить вместе. Встречу назначили на 27 февраля.

Однако 24 февраля он, конечно же, уже стоял в очереди, чтобы записаться добровольцем на фронт. Взяли его в резерв.

Практически все свое наследство он отдал на поддержку ВСУ: часть деньгами, а также закупал бронежилеты. Сам вступил в тероборону. В начале войны они готовили коктейли Молотова, ждали в своем городе Кропивницком прихода русских.

Мы по-прежнему мечтаем встретиться, но вопросы любви отошли на второй план. С началом войны у нас у каждого открылся свой фронт.

24 и 25 февраля у меня были рабочие дни. А вечером в пятницу я поняла, что не могу просто прийти домой и отдыхать, взяла все свои сбережения, нашла в интернете парня с машиной, у которого не было денег на бензин, и мы поехали на границу развозить людей.

У всех, кого мы подбирали, было смятение, когда они узнавали, что мы белорусы. Люди не понимали, ненавидеть нас или благодарить. Помню женщину с дочкой из Ивано-Франковска, которые добирались до границы трое суток и отдали за дорогу 3 тысячи евро. Также мы везли парня-иностранца к жене в Люблин.

Мы подъезжали к волонтерскому пункту, где останавливались автобусы и смотрели, кого можем забрать. Так я увидела женщину с маленьким ребенком, она вышла из автобуса и выглядела очень растерянной.

Я бросилась к ней: «Куда вам ехать?», а она не знает. Спрашиваю: «Поедете в Варшаву?». Она: «К кому?»  — «Ко мне». Так я взяла первых постояльцев. Эта женщина оказалась из Бучи.

Спаслась она чудом, благодаря любви. Их стали бомбить в первый же день, она пыталась прятаться. А у нее был сосед, который давно за ней ухаживал, но она не обращала на него внимания. И вот он, человек с инвалидностью, пока она была в шоке, схватил их с ребенком, помог собрать вещи, посадил в свою машину и повез на границу.  

По дороге от взрыва машина разбилась, но, слава Богу, люди остались целы. Они шли пешком через какой-то лес, вышли на дорогу и их подобрали. Двое суток добирались до границы, а там потерялись. И вот я забрала ее к себе. А этот мужчина через три недели нашел ее, снял жилье и забрал.

Сейчас они живут вместе в Варшаве. Как-то она рассказала мне, что раньше побаивалась этого странного соседа, а теперь поняла, что он ее настоящая защита и опора.  

После того, как закончились мои сбережения, я перестала ездить на границу, но продолжала брать к себе украинцев, опекала их, как могла. Также волонтерила на складах, которые организовали белорусы, и своих постояльцев тоже туда возила. Там им выдавали все необходимое.

Кроме той первой женщины из Бучи, у меня жили две молодые девушки из Киева, потом женщина с дочкой из Сум. Я всем помогала оформить документы, найти работу, снять жилье.

Они съезжали, когда устраивались. Все спрашивали, что сделать для меня в качестве благодарности. И я просила их рассказывать о Беларуси правду. Ведь многие в Украине действительно ничего не понимают о происходящем у нас.

Зачастую наша страна для них ассоциируется либо с «крэпким хозяйственником», либо со «слабым народом, который не дожал». Одна моя гостья даже спросила: «Почему вы нам помогаете, ведь вы же на нас напали?».

И я всем долго и подробно объясняла, что происходит в Беларуси, показывала видео, которые смогла вывезти. Все украинцы плакали. Жили они у меня до середины июня.

До сих пор я общаюсь и со своими постояльцами, также со многими украинцами познакомилась в центре, где была волонтером. Во время одной акции в городе увидела маму с дочкой, девочка под дождем стояла в рваных ботинках, обмотанных пакетами.  

Я прямо оттуда повезла их на склад, где их переодели и выдали еще много всего нужного. Эта украинка сказала, что им никто так не помог, как белорусы. Кстати, с этой женщиной мы подружились и вместе отмечали Пасху.

Интересная история произошла и с парнем, с которым мы ездили на границу. Он продолжил туда ездить с другими людьми. А через две недели позвонил и рассказал, что в его машине разбили стекла, порезали колеса и на капоте написали «белорусская курва».

Я написала об этом очень эмоциональный пост во все чаты. Буквально в течение часа мне позвонили украинцы, сказали, что у них свое СТО, забрали машину, отремонтировали за сутки, не взяли денег и вернули парню со словами: «Продолжай делать то, что делаешь».

«Школа подарила нам телевизор»

— Я просто безумно благодарна Польше за их широкую душу, за то, как они относятся к нам, белорусам, к украинцам. Здесь я подалась на международную защиту, мне выплачивали пособие.

Ребенок пошел в польскую школу, куда его взяли без всяких документов. Я попросила у учительницы список того, что нужно купить. Она удивилась: «Какой такой список? Ну, пару тетрадей можете принести».

Тут уже удивилась я, а как же краски и карандаши, пластилин и туалетная бумага, наконец? Мне ответили, что в школе все есть, потому что все платят налоги.  

Через две недели мне позвонила классная и сказала, что они к нам придут. Я решила, что это будет проверка, как в Беларуси, чтобы выяснить, какие условия у ребенка, и дать ценные указания.

Но к нам пришли одноклассники ребенка с двумя огромными мешками подарков, в которых было все, начиная от одежды и игрушек и заканчивая продуктами. Они собирали всем классом нам помощь. Я расплакалась.  

Чуть позже мне позвонила учительница и спросила, есть ли у нас телевизор? Телевизора у нас не было. Она сказала, что школа за налоги закупила новые телевизоры, а старые они отдают нуждающимся, в том числе и нам привезли одну плазму. Я снова была в шоке и уточнила, что я должна, и мне снова ответили: вы же платите налоги.

У моего ребенка была психологическая травма, он винил себя во всем, что с нами произошло. На Новый год мы пошли в центр Варшавы и без каких-либо последствий нарисовали большой БЧБ-флаг на асфальте.

Кот-герой

— За последний год со мной произошло столько событий, что я до сих пор не верю, что это не сон. Но моя история была бы не полной без истории моего кота.

Когда мы экстренно уезжали, как и многие, вынуждены были его оставить. Он один жил в квартире пять месяцев, родные приходили его только кормить. Я очень просила их подготовить документы  для выезда, но они решили по-своему и пристроили кота в хорошие руки.

Там действительно оказались хорошие люди, свой дом, но кот два дня сидел, забившись в угол, а на третий пропал. Мне рассказать об этом побоялись. Еще через несколько дней мне позвонила соседка по площадке и спросила, почему мой кот сидит возле лифта?

Я подумала, может, он выбежал из квартиры, когда его кормили. Но тамбур был закрыт, и кот сидел снаружи. Оказалось, что он прошел больше 30 км из другого города, нашел район, нашел подъезд и наш этаж!

После этого мои родственники поняли, что кота нужно все-таки отправить к нам. Помню, как я ехала его встречать в Белосток, как ждала ночь на морозе, пока они прошли границу, как мы потом с ним плакали всю дорогу домой. Он даже в переноску не пошел, вцепился в меня и так на руках и сидел. Сейчас он с нами, все хорошо.

— Почему ты плачешь?

— Я очень тоскую по дому и по Беларуси. Жду, когда победит Украина, потому что, как и все, верю, что это наш большой шанс. У меня есть ощущение, что скоро все разрешится. У меня очень сильная интуиция.

— Очень много людей уехало.

— Но много и осталось, и из головы у них ничего не ушло. Вспомните, мы еще в прошлом году думали, что все уже затихло, но когда началась война, вышло много людей, только больше тысячи задержали.

Люди сейчас просто находятся в режиме ожидания, и в нужный момент, конечно, все мобилизуются. Но в этот раз, думаю, уже ходить с цветами никто не будет.