Тихановская: «Есть раскол в вертикали власти, началось партизанское движение»

Светлана Тихановская в интервью российской журналистке Ирине Шихман рассказала о том, что было до выборов и как живет сейчас.

В фильме ее называют «отчаянной домохозяйкой, которая нечаянно бросила вызов диктатору Лукашенко» и утверждают, что ее история напоминает лихой киносценарий.

О жизни в Литве

— Мы уехали вместе с семьей близкой подруги, они очень помогают. Дети ходят в школу, а мне надо работать.

Дети очень хотят домой, особенно младшая 5-летняя дочка. Она каждый вечер спрашивает: «Где мой папа? Я так хочу к папе». Я отвечаю, что папа в командировке.

Старший сын, ему 10 лет, думаю, знает, где папа. Мы с ним не говорили, но у него есть доступ в интернет и он знает о том, что происходит, и даже вместо меня иногда сестру успокаивает: «Папа скоро приедет».

Когда в школе дали сочинение про Беларусь, сын написал про то, что у нас происходит его глазами, что «у нас президент, которого не любят люди».

Говорить дочери правду об отце не хочу, не хочется травмировать ее. Это ее детство, она здесь ни при чем. Скоро у нее будет День рождения и папа ей обязательно «подарит» подарок.

Об измененном имидже и протоколе

Светлана рассказала, что в Литве очень обеспокоены ее безопасностью. Ей на безвозмездной основе предоставлена охрана.  Есть некоторые предупреждения, например, «в сфере последних событий с Навальным, не пить воду, которая уже налита».

— Я никогда не красилась в обычной жизни. Сейчас подкрашиваюсь сама. Потому что встречи, съемки. Мне провели один мастер-класс.

После одного из эфиров подошла режиссер и сказала, я бы хотела вам помочь с одеждой. Конечно, я согласилась.

Но не в одежде дело. Понятно, что ты не можешь поехать на встречу к Макрону в спортивном костюме. Никаких занятий по политологии или дипломатии нет. Всему приходится учиться очень быстрыми темпами.

Перед встречей с президентом Словакии показали, где я должна стать, выждать две минуты, — там целая процедура.

Много чего случается сейчас первый раз в жизни, первый раз полетала на вертолете. Но это нюансы.

В целом, ты понимаешь, для чего ты здесь. Я знаю, о чем говорить, мне никто не говорит, скажи то-то. Первая встреча была с премьер- министром Литвы. Я к ней никак не готовилась, потому что не знала, что еду к нему. Возможно, меня не хотели пугать.

Люди, с которыми с тех пор я встречалась, очень простые, которые хотят помочь, поддержать тебя. Это мы привыкли, что у нас если чиновник, то встреча с ним как со звездой. 

Здесь все проходит абсолютно просто. Тебя слушают, с тобой обсуждают, никто на тебя не смотрит свысока, несмотря на то, что меня называют «домохозяйкой», меня это не обижает, если что. Да, я домохозяйка, но я попала в такую ситуацию и восстала против режима, как и миллионы белорусов.

Об ультиматуме

— Это воля людей. Я всего лишь озвучила то, чего просит народ. Я и так слишком долго сглаживала, это был посыл от людей, давай-ка уже объявим дедлайн для человека.

Все получится. Я знаю, что белорусы хотят этого так же, как и я. Мы все боремся. В августе были забастовки, но это было стихийно, на эмоциях. А сейчас у людей было время организоваться. Нам видны процессы внутри предприятий.

Я не уверена, я верю. Белорусы сейчас многое смогли организовать сами. Я несу ответственность и каждый человек несет ответственность за перемены, которых мы так ждем. Если ваше желание к переменам сильное, то у нас все получится.

Случится может всякое. Но как бы там ни пошло, мы будем продолжать бороться. Не верю, что мирный протест не приносит результатов.

Вы думаете, что если бы не выходили на протесты, Лукашенко поехал бы в СИЗО, что был бы раскол в ОМОНе? А он есть, столько силовиков обращаются каждый день в инициативы.

Есть раскол в вертикали власти, началось партизанское движение.

Произошла перемена в сознании людей. Мы поняли, что мы значим, наши голоса имеют значение. Люди начали общаться между собой. Появилась такая горизонтальная демократия. Происходят процессы, которых, может, и не видно, но они идут.

Я не вижу другого исхода, кроме победы. Я не вижу, что митинги рассосутся и народ перестанет что-то делать. Такого не может быть!  Не сработает ультиматум, он просто поможет каждому определиться, с кем он. Это ультиматум для каждого.

Как Сергей Тихановский оказался в политике

— Изначально у него был другой посыл. Он хотел рассказать о том, как в Беларуси развивается бизнес. А потом узнал, почему это невозможно, там палки в колеса, тут палки в колеса.

К блогерству его подтолкнула ситуация с домом, который он купил и не смог оформить до конца. Здание представляло собой культурно-историческую ценность. Пока собирал необходимые документы, обвалилась крыша.

Он хотел открыть свое маленькое дело. Недалеко от этого дома церковь и Сергей хотел сделать хостел для паломников.

Я по натуре очень мягкая, и вы никогда от меня не услышите риторики мужа. Но Сергей такой, он открыто говорит то, что думает. И даже, когда мне казалось, может быть, где-то помягче, он говорил: «А что это неправда: не украли, не разворовали?»

О том, как сама пришла в политику

— Долгое время была аполитичным человеком, о реальной обстановке вокруг узнала из программ мужа. К политике приходят,  как к вере, пока в твоей жизни что-то не случится.

Мы, люди Беларуси, долгое время не играли никакой роли в политической ситуации страны. Нас никто не слышал, зачем интересоваться политикой, если ты ничего там не решаешь.

Но власть упустила интернет. Они так и остались в 90-х, когда главным было центральное телевидение. Все смотрели и верили тому, что показывают. С появлением интернета начали появляться люди, которые открыто говорили о проблемах, о коррупции.

Потом во время коронавируса белорусы увидели, что не значат ничего для правительства. В тот момент, когда руководству нужно было объединяться и помогать врачам, на них просто махнули рукой и не предложили никакой помощи. И люди сами начали объединяться и помогать, образовались фонды, которые занимались закупкой необходимого.

Когда у нас не объявили пандемию, лично я тоже понимала, что в нашей стране всеобщий карантин не нужен, потому что экономика бы этого не выдержала. Это решение на тот момент я бы поддержала, если бы не хамское отношение, когда нам с экранов телевидения говорят, что вируса просто не существует, лечитесь водкой и трактором, не носите эти намордники. О первом умершем человеке Лукашенко заявил, а что он хотел, сам поперся на улицу.

Как президент может такое говорить о своих людях? Ему настолько наплевать на белорусов, что он посчитал уместным шутить по этому поводу.

Потом во время предвыборной гонки он начал удалять одного за другим кандидатов. Мне кажется, тогда он еще не верил, что может быть что-то подобное. Он настолько не понимал, чем дышит его народ, чем живут белорусы, что, я уверена, то, что случилось, для него тоже было шоком. Он никогда не мог подумать, что белорусы тоже скажут свое «я».

О президентской гонке

— Когда Сергей говорил, что его просят баллотироваться, я сказала: «ты понимаешь, что это невозможно в нашей стране». Но люди за ним пошли, за ним невозможно не пойти, он такой харизматичный, у него есть внутренняя сила объединять людей.

Я не отговаривала. В тот день, когда его не зарегистрировали, он был в ИВС. Но появился заранее записанный ролик о том, что он намерен участвовать в президентской гонке. И я вижу это видео и понимаю, что он принял это решение. Я написала заявление от его имени и отправила с адвокатом это заявление в ИВС за его подписью. Но адвоката не пустили, сославшись на коронавирус.

У меня была доверенность от него. Но госпожа Ермошина сказала, что по доверенности нельзя и еще похихикала, что по доверенности можно и замуж выйти. Не зарегистрировала. И я решила сама подать документы. Сергей об этом не знал.

Я была уверена, что меня не зарегистрируют, даже подготовила речь в адрес главы ЦИК, отрепетировала, но меня… зарегистрировали.  

Я не понимала, о какой ответственности идет речь, просто хотела таким образом поддержать мужа. Если бы я этого не сделала, Сергей, возможно, об этом даже бы и не подумал.

В тот день когда ЦИК принимал решение о регистрации, его выпустили досрочно из изолятора, он звонит и я ему говорю, что  несу документы. Он даже не понял, что за документы, думал, что его.

А потом, когда узнал, что зарегистрировали меня, был в шоке. Это был несвойственный для меня поступок. Я и сама от себя такого не ожидала. Я ни с кем не советовалась и, если бы на тот момент знала, как далеко это заведет, может, и не было бы этого.

О принятии важных решений

— Мы не ожидали, что против Сергея заведут уголовное дело. Это была очень смешная провокация. Я видела все в прямом эфире и думала, что ему, может, опять дадут 15 суток.

Потом стало понятно, что это уголовное дело. Все настолько было притянуто за уши, что ты не верил, что это происходит. Вместе с Сергеем тогда забрали около 15 человек.

А я осталась одна. Я понимала, что за мной могут прийти. Потом случилась дача мамы Сергея с деньгами за диваном. Обыскивали два раза и ничего не нашли. Около 3 часов ночи приехала третья группа, которая и нашли эти деньги. Это все было психологическим давлением на маму, ей под 80 лет.

Я тоже ждала обыск в квартире, там все время кто-то должен был находиться, потому что мы боялись, что нам что-то подбросят.

Инициатива к объединению штабами исходила от штаба Бабрико. Я не знаю, как они пришли к этому решению. Мы пообщались о том, кто что хочет от этой компании. У нас оказалась одна цель, чтобы Лукашенко ушел. Мы поняли, что втроем сможем больше и договорились за 15 минут. Но это не был спланированный ход.

Если бы не произошло объединения и я осталась одна, скорее всего, я бы придерживалась линии Сергея. Он хотел бойкотировать выборы, показать неявкой, что никто не голосует за Лукашенко.

Мне пришлось принимать решение без него. И мы решили показать, что эти выборы сфальсифицированы. Сергей передал через адвоката, что доверяет мне.

О первых днях после выборов

— Я ожидала, что выйдут люди, но не ожидала, что будет со стороны силовиков. Началась чудовищная зачистка.

Самыми страшными останутся те три дня, когда людей пытали на Окрестина, насиловали в автозаках. Наверное, мы не все еще знаем, потому что не каждый нашел в себе силы рассказать. Потом стали появляться фотографии, рассказы очевидцев и это был самый страшный момент. Мы начали осознавать весь масштаб.

После этого фальсификация выборов просто отошла на второй план. Я была уже в Литве в это время. Ты просто не веришь, что это происходит.

Хорошо, что рядом нашлись люди, которые мне объяснили, что это не моя вина в том, что бьют людей, это только режим, это выполнение преступного приказа.

Я не могу сейчас рассказать, что произошло в ЦИКе перед отъездом. Когда-нибудь расскажу. Я приехала в Литву в очень плачевном состоянии, вообще выпала из жизни на пару дней, не могла ни есть, ничего делать, ходила из угла в угол.

Мне тяжело было все это продолжать. Напряженно ждала реакцию белорусов. Мне казалось, что меня будут осуждать, уехала, бросила. Но потом узнала, что люди меня поняли, поддерживают, рады, что я в безопасности.

Первый человек, который мне позвонил, это был министр иностранных дел Канады! Он сказал, что Беларусь для них сейчас героическая страна, что они видят, что у нас происходит, что они с нами, поддерживают нас.

Я услышала, что наша ситуация обсуждается в мире и поняла, что надо продолжать, что мы можем рассчитывать на какую-то поддержку.