В мире
Игорь Федюкин, ”Ведомости”

Слабость Кремля

Историки пересматривают роль СССР в “холодной войне”. На самом деле эта страна не способна была нанести по Америке ядерный удар.

Политики полюбили сравнивать нынешние отношения между США и Россией с “холодной войной”; и большинству россиян, и российскому руководству сравнение это скорее лестно. В годы “холодной войны” СССР был мощным, самоуверенным, целеустремленным, обладал паритетом с США и диктовал свою волю десяткам режимов в Восточной Европе, Азии, Африке. Таким он виделся тогда и самим американцам.

Сегодня, однако, такую “холодную войну” в США помнят все меньше. Для американской публики нынешние размышления о “холодной войне” — это лишь попытка извлечь урок из истории и не наделать ошибок в отношениях с каким-нибудь Ираном.

Вот, например, Хрущев, на правление которого пришлись самые острые моменты “холодной войны”, когда сверхдержавы ближе всего подходили к обмену ядерными ударами. Парадокс состоит в том, что сам Хрущев вовсе не был “ястребом”, пишут в своей новой книге, посвященной “холодной войне”, российский академик Александр Фурсенко и американский историк Тимоти Нафтали, сумевшие получить доступ к ранее закрытым документам из кремлевских архивов. Наоборот, придя к власти, он попытался наладить отношения с Югославией и отказался от советских претензий на влияние в Австрии. Самое главное — он выдвинул немыслимый ранее тезис о возможности “мирного сосуществования” СССР и США.

И все же именно Хрущев раз за разом обострял отношения с США — настолько резко, что даже коллеги по президиуму ЦК считали его авантюристом. Проблема Хрущева была в том, пишут Фурсенко и Нафтали, что СССР на самом деле был крайне слаб: у страны физически не было ни ракет, ни бомбардировщиков, способных нанести по Америке ядерный удар.

Вся внешняя политика Хрущева была попыткой скрыть эту слабость и заставить американцев считаться с собой: он намеренно старался накалить отношения настолько, чтобы вынудить США к тому самому мирному сосуществованию — которое, в его глазах, подразумевало также возможность СССР беспрепятственно расширять свое влияние в странах третьего мира.

В этом смысле история “холодной войны” в глазах американцев — это, конечно, уроки того, как следует обращаться со странными режимами, готовыми размахивать ядерной бомбой. Первый урок состоит в том, что американские лидеры, несмотря на все выходки Хрущева, сохранили хладнокровие и не поддались на соблазн превентивного удара. В дальнейшем оказалось, что и с эксцентричным премьером вполне можно было иметь дело.

Второй урок, однако, состоит в том, что бояться Хрущева и СССР не стоило. Да, ему удалось скрыть ядерную слабость СССР: американцы имели крайне преувеличенное представление о советских арсеналах. Но вместе с тем, пишут Фурсенко и Нафтали, Вашингтон не считал Хрущева сумасшедшим и не верил в его способность развязать ядерную войну.

Именно поэтому ни одна из попыток Хрущева блефовать не увенчалась успехом: и в Берлине, и на Кубе ему пришлось отступить. Ничего не дала стране и поддержка постколониальных режимов в странах третьего мира. Кастро и Нкрума, Лумумба и Насер не были советскими марионетками: наоборот, это они использовали амбиции Москвы в своих интересах. А расходы на военную помощь этим лидерам съели всю ту экономию, которой Хрущев добился, сократив советские вооруженные силы. На момент его смещения СССР был в стратегическом и экономическом тупике, и отложить крах удалось лишь благодаря высоким ценам на нефть в 1970-х.

В итоге, для американской аудитории воспоминания о “холодной войне” не воспоминания о советском величии: это попытка понять, по словам ведущего американского историка Джона Льюиса Гаддиса, “как вообще кто бы то ни было мог бояться государства, оказавшегося таким слабым, неуклюжим, таким временным, как СССР?”