Патриотизм против беспринципности

Избирательная кампания в Соединенных Штатах выходит на финишную прямую.

Основные соперники определились, как определились их позиции и их методы агитации, и практически впервые со времен завершения холодной войны вопросы отношений с Россией стали часто обсуждаться обоими кандидатами.

Причина известна, и состоит она не только в обеспокоенности агрессивностью России и предпринятым ею перекраиванием границ в Европе, но также и в том, что практически впервые один из ведущих претендентов на пост главы «единственной в мире сверхдержавы» публично восхищается лидером другого государства, находя в современном иностранном политике чуть ли не пример для подражания (если я не ошибаюсь, никогда ранее человек, желавший оказаться в Белом доме, подобного себе не позволял).

«Симпатии» Дональда Трампа к Владимиру Путину настолько гротескны, что в прессе начали появляться предположения, не является ли этот американский миллиардер... российским агентом.

Конечно, Трамп — не российский агент. Он действует в данном случае исходя из принятой им стратегии ведения кампании: с одной стороны, противоречить оппонентам во всем, в чем можно и нельзя (и тут все ясно: если демократам Путин видится опасным соперником, то для республиканцев он потенциальный союзник); с другой стороны, вызывающий и провоцирующий стиль поведения, несомненно, сближает обоих политиков (и Трамп, если он действительно хочет заставить избирателя поверить в то, что он готов на решительные меры, не может не выражать симпатий российскому лидеру, уже продемонстрировавшему свой «кураж»).

Дружить или не дружить с Путиным, восхищаться им или презирать его — дело личного выбора любого политика. Важнее другое: сторонники Трампа начинают предлагать американским избирателям, а также, пусть и неявно, и всему западному миру весьма специфический выбор. Не так давно его сформулировал бывший советский диссидент, а ныне убежденный путинист Эдвард Лозанский: полагая, что Трамп, при всех его недостатках, не допустит жесткого противостояния с Россией, эксперт советует американцам: «Голосуйте за Трампа, если вы выступаете за мир, или за Хиллари, если вы хотите войны».

Эта логика не нова: не раз и не два политики разных стран предпочитали договариваться со своими партнерами о разделе сфер влияния, разграничении своих интересов и воздержании от враждебных действий ради сохранения мира. В подавляющем большинстве случаев агрессивные лидеры рассматривали такие переговоры исключительно как демонстрацию слабости и как средство вынудить оппонента пойти на уступки. Всемирную конференцию по разоружению, открывшуюся в Гааге 2 июня 1907 года, отделяли от начала Первой мировой войны семь лет.

Соглашение, достигнутое в Мюнхене 30 сентября 1938 года, после которого Чемберлен заявил, вернувшись в Лондон, что он «привез мир нашему поколению», состоялось всего за год до начала Второй мировой. Про позорный договор о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939-го и раздел Польши я не говорю — этот «вечный мир» не уберег Советский Союз от вероломного вторжения. В общем, как только кто-то начинал рассуждать о мире или уступках, тут же находилась сторона, использовавшая это в своих интересах.

Соединенные Штаты, что бы о них ни говорили советские и постсоветские пропагандисты, бóльшую часть своей истории не были сторонниками военных действий за рубежом. Однако они не раз и не два ввязывались в войны, когда их правительство понимало, что оставаться пассивным наблюдателем нельзя.

При этом следует заметить: всякий раз формулировки оказывались схожими. Обращаясь к Конгрессу с предложением объявить войну Германии, президент Вильсон 2 апреля 1917 года сказал: «Право ценнее мира (the right is more precious than peace)». Говоря о причинах участия США в войне на Корейском полуострове, президент Трумэн говорил 8 января 1951-го: «Более ценными, чем мир, являются свобода и справедливость — вещи, которые наполняют нашу жизнь смыслом и которые мы признаем более важными, чем наше собственное существование (more precious than peace are freedom and justice — the things that give meaning to our lives, and which we acknowledge to be greater than ourselves)». И даже сталкиваясь с возможностью глобального ядерного конфликта, госсекретарь Хейг повторил эту фразу в самой знаменитой «редакции»: «Есть вещи поважнее, чем мир (there are things more important than peace)», что во многом стало девизом президентства Рейгана, на протяжении восьми лет которого холодная война была практически выиграна западной цивилизацией, а СССР оказался на грани краха.

Сегодня Запад стоит перед сложным выбором, вовсе, однако, не сводящимся к тому, который описывает Лозанский (хотя в свое время, насколько мне известно, он был большим приверженцем Рейгана и по сей день именует себя консерватором рейгановского типа). Это выбор между минимизацией экономического ущерба, снижением международной напряженности, отказом от защиты «не слишком нужных» союзников и «расширительной» трактовкой международного права и суверенитета государств и последовательной позицией отстаивания прав подвергшегося агрессии, соблюдением принципа коллективной безопасности и совместного противостояния неправовым действиям.

При этом такой выбор не предполагает дилеммы войны и мира — история свидетельствует о том, что с появлением у ведущих держав ядерного оружия прямой военный конфликт между ними невозможен. Даже в октябре 1962 года, когда логика «Карибского кризиса», казалось бы, не оставляла шансов на мирный исход, он тем не менее состоялся. Даже объявление «Звездных войн» в начале 1980-х годов не привело к тому, что СССР нанес превентивный ядерный удар до того, как Америка смогла защитить себя новым противоракетным щитом.

Сегодня, после четверти века глобализации и четверти века упадка российской экономической мощи, речи о войне между Соединенными Штатами и Российской Федерацией не идет и идти не может. Поэтому сегодняшний выбор Запада — это выбор между жестким отношением к России, которое в конечном итоге приведет ее к новому 1991 году, и потворствованием формирующемуся авторитарному режиму, становящемуся все более опасным для соседей.

За прошедшие 30 лет в американской политике многое изменилось. Партия Рейгана выдвигает в президенты человека, который прямо говорит о готовности признать результат насильственного перекраивания границ в Европе и заявляет, что Америка не связана Североатлантическим договором, если речь идет о странах, которые не стóят того, чтобы защищать их от возможной агрессии. Партия Картера, напротив, выставляет человека, судя по всему, готового, конечно же, не к войне, но к жесткому отстаиванию тех подходов, которые на протяжении последних десятилетий были прерогативой республиканцев.

Учитывая, что именно эти подходы и традиции больше отвечают американскому духу, чем призывы уступить «праву сильного» (что имплицитно означает, что Америка не стала «снова великой», а, напротив, опустилась в мировой «табели о рангах» на много уровней), можно не сомневаться, что, солидаризируясь с Россией, Трамп сам уничтожает свои президентские перспективы.

Россия не только вернулась в американскую политику — она с ее имиджем стала тем фактором, который вполне сможет разрушить президентские амбиции любого, кто провозгласит себя местным Putinversteher'oм. Какими бы оскорблениями ни осыпал Трамп Клинтон, вопросы о его странных связях с Россией будут множиться. Почему Дмитрий Рыболовлев купил у него дом ровно вдвое выше рыночной цены, после чего снес его, ни разу там даже не появившись? Какие еще финансовые операции связывают его с различными бизнесами околокремлевской элиты? Не из-за них ли он так благоволит к Путину и России? Все эти моменты не столь мелки, чтобы они не оказались в центре внимания прессы. Опять-таки, даже если российские спецслужбы и не стоят за теми хакерскими командами, которые взламывают сервера Демократической партии и переписку ее лидеров, американским избирателям будет активно внушаться обратное — и потому симпатии к России будут восприниматься как потворствование тем, кто вмешивается в национальный демократический процесс. А грань между беспринципностью и патриотизмом будет в глазах избирателей становиться все более отчетливой.

Америка — страна, которая была создана на основе принципов, а не интересов, руководствуется в политике идеалами, а не выгодой, и не делает свой выбор под давлением и в силу необходимости. Там действительно считают, что есть вещи поважнее, чем мир — особенно сейчас, когда никто не верит в возможность глобальной ядерной войны и не считает Россию чем-то иным, кроме сборища вороватых чиновников и не слишком благополучных граждан. Поэтому Клинтон относительно легко выиграет ноябрьские выборы, а Лозанскому следовало бы уже сегодня начинать вспоминать, чем он занимался в рейгановскую эпоху, ведь она имеет все шансы вернуться.