Она спасала людей от тифа — оказалось, не тех. Как репрессировали 26-летнюю санитарку из-под Минска

Сегодня, когда медики находятся на передовой, спасая людей от смертельно опасной инфекции, «Салідарнасць» вспоминает, как советские власти 100 лет назад поступали с теми, кто жертвовал собой ради других. В спецпроекте «Жертвы и палачи» рассказываем об удивительном деле санитарки Марии Тарановой.

«Причастность не установлена. Заключить в концлагерь» — да, такое тоже бывало. Для того, чтобы отправить человека в лагеря, «самому гуманному» советскому правосудию даже необязательно было доказывать виновность.

Сестра милосердия уроженка Минской губернии Мария Таранова во время эпидемии тифа в 1919 году сопровождала поезд с больными, ухаживала за умирающими и, подхватив опасную инфекцию, лишь чудом сама осталась жива.

А в 1920 году была арестована. Оказывается, спасать жизни можно не каждому.

Уникальные документы передал в распоряжение «Салідарнасці» историк Игорь Кузнецов.

На передовой

Марии Тарановой было лишь 18, когда она попала санитаркой на фронт. Уроженка Минской губернии Игуменского уезда сразу после гимназии поступила на службу в полевой госпиталь в Пскове в 1914 году. Так и прошла всю войну сестрой милосердия Красного Креста — сначала на Северном фронте, потом на Юго-Западном.

Революция и Гражданская война внесли свои коррективы. Непросто пришлось и медикам. Людей надо было лечить, и медики делали свое дело, невзирая на политическую и классовую принадлежность больных.

Именно тогда, в 1918 году, мир накрыла эпидемия гриппа, так называемая «испанка». В противоборствующих армиях катастрофически не хватало лекарств, медицинских инструментов, вакцин. Врачи просто не справлялись: люди умирали на глазах. Сред тех, кто стоял на передовой, была и сестра милосердия Мария Таранова. На тот момент она работала в томской переселенческой больнице.

Сегодня, когда практически каждая жертва коронавируса становится поводом для обсуждения, а десятки погибших вызывают шок, будет удивительным узнать, что, по некоторым оценкам, только в 1918-1920 года тиф унес жизни 22 млн (!) человек (по другим, до 50 млн человек).

Мария Таранова чудом выжила в этом аду. Хотя и не смогла избежать заражения. В 1919 году она сопровождала поезд с тифозными больными. Во время этого переезда заболела сама и вынуждена была вернуться в Томск. Власть в Томске принадлежала тогда правительству Колчака.

Кстати, многие историки уверены, что именно пандемия решила исход гражданской войны. 

«Тиф косил одну армию — побеждала другая, но затем, взяв пленных и заняв территорию противника, тоже получала в «подарок» эпидемию, и тиф косил теперь победоносную армию. И так — до бесконечности, — пишет в «Новой газете» историк Владимир Воронов. — В конечном счете победу одерживал вовсе не тот, у кого лучше была система санитарно-медицинского обеспечения (она была предельно отвратна у всех), но тот, кто имел возможность выставить новые и новые человеческие ресурсы, в буквальном смысле завалив противника телами, даже и тифозными. У красных таких ресурсов оказалось больше».

Действительно, в декабре 1919 года в Томск вошла Красная Армия. В городе окончательно установилась советская власть.

Пока политические противники выясняли отношения, сестра милосердия Мария Таранова всеми силами боролась с болезнью. К счастью, молодой организм справился. И казалось, что самое страшное позади.

Но нет. В августе 1920 года Мария Таранова была на первом допросе, давая показания о своей причастности к белогвардейской организации.

Как поздравление с Новым годом стало компроматом

Обвинения выглядели просто абсурдно. В деле не было вообще никаких фактов. Все строилось только на том, что Таранова была знакома с некоторыми белогвардейскими офицерами, что, в общем-то, неудивительно: как-никак она работала в больнице при прежней власти, а значит вряд ли могла лечить каких-то других офицеров.

Из всех доказательств вины — показания некоего фельдшера Задувейко И.М., который сообщал: «Фактов контрреволюционной деятельности Тарановой я привести не могу, но все ее поведение говорит за это». Вот так — исключительно «по поведению».

В деле имелась также фотография, сделанная, судя по всему в больнице. На ней Таранова вместе с другими медсестрами сидит в окружении офицеров.

А чтобы окончательно подтвердить «компрометирующие связи» санитарки, к делу приобщено также письмо одного офицера — давнего друга Тарановой. Его имя даже не фигурирует в материалах. Что же такого ужасного сообщает он?

«Съ Новымъ годомъ, съ новымъ счастьемъ», — пишет офицер.

Далее он вспоминает милые посиделки в Перми, ипподром, где они с Тарановой познакомились, сад, в котором вместе гуляли, «лампадку» и то, как ухаживал за ней, когда она лежала в бреду с высокой температурой. Вот, в общем-то, и все. Никаких тайн, секретов и компрометирующих сведений. «Привет своим. Целую Ваши ручки!» и дата: 19.01.1919.

Но и этого новогоднего поздравления оказалось достаточно для доказательств в «порочащих связях». А тут еще и фотография самого офицера — красивый молодой человек в военной форме с капитанскими погонами. И подпись: «Дорогой Таранчик! Хочешь не хочешь, а помни и люби, как и я тебя».

Такая вот контрреволюционная деятельность!

В концлагерь за «непринадлежность»

Письмо-поздравление, упоминание пары фамилий офицеров, с которыми Таранова была знакома по госпиталю, и некие ощущения свидетеля-фельдшера — казалось бы, от такой доказательной базы содрогнулся бы самый беспринципный судья.

Но это было еще не самое интересное. В протоколе прямо сказано: «Принадлежность Тарановой к организации не установлена».

По логике в этом месте должны звучать аплодисменты, под которые невиновную сестру милосердия отпускают на свободу. Но советское правосудие не было бы советским правосудием.

Нет. Таранова отправилась прямиком в… концлагерь. В постановлении сказано: «Таранову за содействие белогвардейской организации заключить в концлагерь до конца войны».  Вот такая удивительная формулировка. Не принадлежала к организации, но как-то содействовала ей. Как именно — это уже не повод для разбирательств.

И главное удивляет срок – «заключить до конца войны» — это насколько? На год, два или на 100 лет? Ну, тут как пойдет.

И вот, 26-летняя сестра милосердия, отдавшая себя на спасение жизней, отправилась в концлагерь на срок, о котором никто не мог и догадываться.

Из концлагеря на домашние работы

И все же, судьба вновь проявила милость. В мае 1921 года дело Тарановой пересмотрели и, наконец, установили ей срок заключения. 3 года звучало уже более конкретно и давало надежду выйти-таки на свободу.

А еще через несколько месяцев концлагерь заменили на домашние принудительные работы (что-то вроде нынешней «химии») — 5 лет с последующим сокращением срока по амнистии до 1 года 6 месяцев. Советская власть проявила снисхождение и небывалую щедрость.

Впрочем, вряд ли можно назвать эту историю счастливой. Что стало с Марией Тарановой дальше, неизвестно. Однако тут догадаться не так сложно. Те, кто пережил репрессии 20-х, после попадали под каток сталинских репрессий 30-х уже окончательно и безвозвратно. «Красная чума» оказалась опаснее пандемии.