Новое платье короля

Герои сказки вымышлены. Любое совпадение – лишь сказочное совпадение всю отвественность за которое несут Г-Х.Андерсен и Е.Шварц

Король. Здравствуйте, ткачи. Не ожидал — вас, и вдруг здесь!

Хавьер и Солана. Здравия желаем, ваше либеральное величество!

Король. Что скажете? А? Ну! Чего вы молчите?

Хавьер вздыхает со стоном.

Солана. Бедняга король! У-у!

Король. Чего вы меня запугиваете, дураки? В чем дело? Почему я бедняга?

Солана. Такой великий король, живет в центре Европы — и так одет!

Король. Как я одет? А?

Хавьер. Авторитарно, ваше либеральное величество!

Солана. Как соседние короли! Сток Черкизовского…

Король. Ах, что это! Ну что они говорят? Да как же это можно! Отоприте шкаф! Дайте пиджак номер четыре тысячи девятый от костюма с моей третьей инаугурации. Смотрите, дураки. 83% шерсти. Сверху шитые тончайшими белыми нитками избирательные кружева. А вы говорите — как все! Дайте сапоги! Смотрите, и сапоги обшиты тончайшими идеологически выдержанными кружевами. Вы видели что-нибудь подобное?

Хавьер. Видели!

Солана. Сколько раз!

Король. Ну, это черт знает что! Дайте тогда мой обеденный наряд. Да не тот, осел! Номер восемь тысяч четыреста девяносто восемь. Глядите, вы! Это что?

Хавьер. Штаны.

Король. Из чего?

Солана. Чего там спрашивать? Из плебисцита.

Король. Ах ты бессовестный! Что же, по-твоему, плебисцит это пустяки? А камзол? Элегантный пер-во-тур, и рукава — без-про-блем. Да ты восхищайся! Почему ты отворачиваешься?

Хавьер. Видали мы это.

Король. Да ты, дурак, пощупай! Последний писк моды!

Солана. Да зачем... В том-то и дело, что это — последний писк в Европе. Вы — последний, кто так одевается. А мы можем сделать такую ткань... Ого! Которую только либеральный, европейский человек и увидит. Ткань эта невидима тем людям, которые непригодны для своей должности в демократической стране.

Король. Ха-ха-ха! Ох-ох-ох! Ой, уморили! Фу ты черт! Вот этот, значит, первый-то министр, если он диктатор, извините, хуже меня в душе, так он этой ткани не увидит?

Хавьер. Нет, ваше величество. Таково чудесное свойство этой ткани.

Король. Ах-ха-ха! (Раскисает от смеха.) Слышишь? А, министр! Тебе говорю!

Первый министр. Ваше величество, я не верю в чудеса.

Король (замахивается кинжалом). Что? Не веришь в чудеса? Возле самого трона человек, который не верит в чудеса? Да ты материалист! Да я тебя на Окрестино! Нахал!

Первый министр. Ваше величество! Вы меня не дослушали. Я хотел сказать: я не верю в чудеса, говорит безумец в сердце своем. Это безумец не верит, а мы только чудом и держимся!

Король. Ах, так! Ну, тогда ничего. Подождите, ткачи. Какая замечательная ткань! Значит, с нею я увижу, кто у меня весь европейский имидж портит?

Хавьер. Так точно, ваше величество.

Король. Шелк?

Солана. Чистый, ваше величество.

Король. (Выходит на авансцену.) Да... Ткань-то особенная... Конечно, мне нечего беспокоиться. Во-первых, я всенароден. Во-вторых, ни на какое другое место, кроме королевского, я совершенно не годен. Мне и на королевском месте вечно чего-то не хватает, я всегда сержусь, а на любом другом я был бы просто страшен. И все-таки... Лучше бы сначала к ткачам пошел кто-нибудь другой. Вот первый министр. Все-таки грубее меня. Если он увидит ткань, то я и подавно. Министр. Подите сюда! Ступайте посмотрите эту ткань, а потом доложите мне.

Первый министр. Ваше величество, простите за грубость...

Король. Не прощу. Ступайте! Живо! (Убегает.)

Первый министр. Да-а. Все это ничего... Однако... (Кричит.) Министр иностранных чувств! Ступайте к ткачам и доложите мне, что у них и как. (В сторону.) Если этот увидит ткань...

Министр. Но, господин первый министр, я должен пойти сейчас в казарму к дипломатам и уговорить их не плакать на инаугурации Обамы.

Первый министр. Успеете. Ступайте к ткачам. Живо! (Убегает.)

Министр. Да-а. Я, конечно... Однако... (Кричит.) Придворный идеолог!

Входит придворный идеолог.

Ступайте к ткачам и доложите, что у них и как. (В сторону.) Если этот увидит ткань, то я и подавно.

Придворный идеолог. Но я, ваше превосходительство, заканчиваю речь на выезд короля. На отдых. Потом у меня очень сложная речь, объясняющая подданным, почему нужна была повторная девальвация…

Министр. Кому это теперь интересно? Ступайте. Живо! (Убегает.)

Придворный идеолог. Я, конечно, не истинный демократ... Но... В крайнем случае совру! Впервой ли мне! (Стучит в дверь.)

ЗАНАВЕС

Стук в дверь. Хавьер хватает ножницы, наклоняется над столом и делает вид, что режет. Солана рисует мелком по столу путь газопровода Ямал-Европа.

Хавьер. Войдите.

Придворный идеолог. Вот что, ткачи,— меня прислали с очень важным поручением. Я должен посмотреть и описать вашу ткань.

Солана. Пожалуйста, господин идеолог. Хавьер, как ты думаешь, звездочки на синем фоне или на национальном?

Хавьер (прищуриваясь). Да. Пожалуй, да. Пожалуй, красный. Белые на красном — отливает красивее. Король дышит, а они развеваются.

Придворный идеолог. Я жду, ткачи!

Солана. Чего именно, господин идеолог?

Придворный идеолог. То есть как чего именно? Жду, чтобы вы мне показали ткань, сделанную вами для костюма короля.

Хавьер и Солана бросили работу. Они смотрят на придворного идеолога с крайним изумлением.

(Пугается.) Ну, нечего, нечего! Зачем таращите глаза? Если я в чем ошибся — укажите на мою ошибку, а сбивать меня с толку ни к чему! У меня работа нервная! Меня надо беречь!

Хавьер. Но мы крайне поражены, господин идеолог!

Солана. Ткани перед вами. Вот они грудой лежат на столе. Какой цвет, какой рисунок!

Придворный идеолог (откашливается). Конечно, лежат. Вон они лежат. Такая груда. (Оправляется.) Но я приказывал вам показать мне шелк. Показать с объяснениями: что пойдет на камзол, что на плащ, что на кафтан.

Хавьер. Пожалуй, господин идеолог. На этой раме — шелк трех сортов. (Идеолог записывает в книжечку.) Один, тот, что кругом украшен звездочками, пойдет на камзол короля. Это будет очень красиво. Король дышит, они демократично развеваются. На этом среднем — знаки королевского герба. Рыцарь на коне с мечом! Очень по-европейски — на плащ. На этом мелкие незабудки — на панталоны короля.

Придворный идеолог. Да. Спасибо, ткачи! Вы знаете — во всем дворце только и разговору, что о вашей изумительной ткани. Каждый так и дрожит от желания убедиться в демократичности другого. Сейчас придет сюда министр иностранных чувств.

Хавьер. Теперь я заставлю прыгать министра иностранных чувств, Солана.

Стук в дверь. Входит министр иностранных чувств. В руках у него листки из записной книжки идеолога.

Министр иностранных чувств. Какие дивные звездочки!

Хавьер (дико вскрикивает). А!

Министр (подпрыгивает). В чем дело?

Хавьер. (Показывает ему под ноги.) Вы стоите на шелке, из которого мы хотели кроить на полу камзол.

Министр. Ах, вижу, вижу! (Шагает в сторону.)

Хавьер. Ах! Вы топчете королевский плащ!

Министр. Ах, проклятая рассеянность! (Прыгает далеко вправо.)

Хавьер. А! Белье короля!

Министр прыгает далеко влево.

Солана. А! Чулки короля!

Министр делает гигантский прыжок к двери. Просовывает голову в комнату.

Министр (из двери). Ах, какая прекрасная работа! Мы, министры, по должности своей обязаны держать голову кверху. Поэтому то, что внизу, на полу, я с непривычки плохо вижу. Но то, что на столе — звездочки, незабудки,— красота, красота! Сейчас к вам придет первый министр. (Уходит, закрыв дверь.)

Хавьер. А первого министра я назову в глаза чудаком.

Солана. Прямо в глаза, Хавьер?

Хавьер. Прямо в глаза, Солана.

Первый министр открывает дверь, просовывает голову.

Первый министр. Эй, ткачи! Вы бы прибрали на полу. Такая дорогая ткань — и валяется в пыли. Ай, ай, ай!

Солана. Слушаю, ваше превосходительство. (Делает вид, что убирает и складывает ткань на столы.)

Первый министр входит. Осторожно становится у дверей. Хавьер достает из кармана бутылку. Пьет.

Первый министр. Эй ты, наглец, как ты смеешь пить водку за работой?

Хавьер. Что это за чудак там орет?

Первый министр. Да ты ослеп, что ли? Это я, первый министр!

Хавьер. Простите, ваше превосходительство, я из-за тканей вас не вижу, а голоса не узнал. А как вы меня увидели — вот что непонятно!

Первый министр. А я... по запаху. Не люблю эту водку проклятую. Я ее за версту чую.

Из-за кулис слышно пение: король идет и весело поет.

Король (за кулисами). Сейчас приду и погляжу, сейчас приду и погляжу, тру-ля-ля. Тру-ля-ля!

Весело входит в комнату. За ним придворные.

Тру-ля-ля, тру-ля-ля! (Упавшим голосом.) Тру-ля-ля!

Пауза.

(С неопределенной улыбкой делает чрезвычайно широкий жест рукой.) Ну! Ну, как? А?

Придворные. Замечательно, чудно, какая ткань!

Министр. Ткань роскошна и в то же время демократична, ваше величество!

Придворные. Вот именно! Как похоже! И демократично, и стильно по-европейски!

Король (первому министру). А ты что скажешь? А?

Король подавлен, глядит на стол, видимо, надеясь, наконец, увидеть чудесную ткань. На лице все та же застывшая улыбка.

Первый министр. Ваше величество, на этот раз я скажу вам такую чистую правду, какой свет не видал. Может, вы удивитесь, ваше величество, может, я поражу вас, но я скажу!

Король. Так-так.

Первый министр. Вы простите меня, но подчас хочется быть действительно прямым. Никакой ткани, ваше величество, вы нигде не найдете, подобной этой. Это демократично и национально, а главное — независимо!

Придворные. Ах, как верно! Очень точно сказано.

Хавьер. А как вы находите, ваше величество, фасон этого камзола — не слишком смел?

Король. Да, не слишком. Нет. Довольно разговаривать, давайте примерять.

Хавьер. Слушаю, ваше величество. Ножку, ваше величество. Западнее! Господин министр иностранных чувств, камзол. Простите, но не держите его спиной. Ах! Вы его уронили! Позвольте, тогда мы сами. Всё. Прелесть этой ткани — ее легкость. Она совершенно не чувствуется на плечах.

Король. В плечах жмет. (Поворачивается перед зеркалом.) Плащ длинноват. Но, в общем, костюм мне идет.

Первый министр. Ваше величество, простите за грубость. Вы вообще настоящий Саркози, а в этом костюме — вдвойне.

Придворные. Молодцы, ткачи! Браво! Стильно, по-европейски! Шарман! Шенген! (Хлопают ткачей по плечу.) Ну, теперь мы вас не отпустим. Вы всех нас оденете!

Король (останавливается в дверях). Просите чего хотите. Я доволен.

Хавьер. Разрешите…

Король. Разрешаю. И пусть даже «Народная воля». Пусть где угодно, как им угодно, и о чем им угодно. Даже критику о новом платье короля. (Уходит с придворными.)

Занавес опускается на несколько секунд. Подымается. Та же комната утром. За окнами слышен шум толпы. Короля одевают за ширмами. Первый министр стоит на авансцене.

Первый министр. Зачем в министры пошел? Зачем? Мало ли других должностей? Я чувствую — худо кончится сегодняшнее дело. Электорат увидит голым. Это ужасно! Толпа недемократична! Вся наша национальная система, все традиции держатся на…. Поколеблются устои, затрещат стены, дым пойдет над государством! Нет, нельзя выпускать короля таким. Его ж только этот — ну, он кандидатом в короли был — ай ну его — только он из толпы платье короля увидит! Пойду и прямо скажу государю: нельзя выходить! Нет! Нельзя!

Король. Идет мне это белье?

Первый министр. Говоря в лоб, это красота.

Король. Спасибо. Ступай!

Занавес. На переднем плане возвышение, крытое брестскими коврами.

Голоса. Он идет! Идет! Идет!

Тишина.

Голос мальчика…