Не стреляйте в летописца

«Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет!» – таблички с таким предупреждением висели когда-то в салунах Дикого Запада, чья не в меру чувствительная публика, решив, что пианист не удовлетворяет её изысканным вкусам, могла и в голову ему пульнуть.

Сегодня подобные предупреждения впору вешать во властных коридорах, заменив слово «пианист» на «летописец», а определение «играет, как умеет» на «пишет то, что видит».

Не знаю, как вас, а меня передёргивает всякий раз, когда я слышу очередные заклинания политиков о «переписывании истории». И не только потому, что проблема эта высосана из ногтя, но и потому, что заклинания эти, как правило, являются банальными идеологическими манипулятами.

Спору нет: переписывание истории – дело неблаговидное. Но в контексте посттоталитарного пространства такое «переписывание» зачастую обозначает простое восстановление исторической объективности.

Взять, к примеру, нацистскую Германию. С приходом Гитлера к власти вся история человечества была приведена нацистскими учёными в соответствие с расовой теорией, и её фальсификации стала всеобъемлющими. Но значит ли это, что последующие поколения должны были оставить это без внимания и соответствующей коррекции?

В Советском Союзе историческая наука также была поставлена на службу идеологии. Но если Германия, переосмыслив и осудив нацистское наследие, вернулась к цивилизованным нормам, то на постсоветском пространстве мрачное коммунистическое прошлое переосмыслили и осудили далеко не все и не везде.

И вот как быть, когда учебник истории – сплошное нагромождение идеологических мифов и пропагандистских клише? Продолжать пичкать подрастающее поколение этим бредом? Но ведь задача историков – свести летописание к максимальной объективности! И именно это так бесит тех, для кого история по-прежнему играет роль идеологического рычага.

На Западе тема «переписывания истории» давно не актуальна. История там – наука, а не затурканная служанка идеологии. Зато в иных республиках бывшего СССР пресловутое «переписывание» стало, чуть ли не камнем преткновения. Год назад в соседней России в Госдуму был внесен законопроект, предлагающий крупные штрафы и даже уголовное преследование за «искажение» исторической реальности. Надо ли говорить, как «обрадовало» это самих историков, справедливо увидевших в нём попытку заткнуть рот всем, кто пытается докопаться до истины?

В Беларуси, которая по части мракобесия в последнее время несколько уступила своей восточной соседке, законопроект, подобный российскому, пока не рассматривался, однако упрёки в адрес «переписывателей» нет-нет, да звучат с высоких трибун. Вот и намедни, встречаясь с финалистами республиканского конкурса профмастерства педагогов, глава государства заявил о недопустимости переписывания истории под ту или иную личность.

Это не первый случай, когда Лукашенко муссирует оную тему. Ещё в 2008 году, в декларации, подписанной по итогам переговоров с тогдашним президентом РФ Дмитрием Медведевым, было сказано, что Россия и Беларусь «решительно осуждают любые попытки переписывания истории и ревизии итогов Второй мировой войны». В апреле этого года, посещая районы, пострадавшие от чернобыльской катастрофы, президент также сетовал, что Запад «навязывает» постсоветским странам «другое видение истории» – про «плохого Сталина» и о том, что «людей убивали пачками».

Зато теперь стало ясно: в деле «переписывания истории» Александра Григорьевича, кажется, волнует, прежде всего, личный аспект. «Самое страшное, когда после твоего ухода начнут это все переоценивать и вообще перечеркнут», – артикулировал он свои страхи перед бывшими коллегами.

Это вызвало в памяти другое его высказывание, прозвучавшее 9 мая, во время общения с журналистами. «Я бы очень хотел, чтобы после меня пришел человек, который не будет рушить и оплевывать все то, что мы с вами создали», – подчеркнул он тогда.

Похоже, чем дальше в лес прожитых лет, тем плотнее Александр Григорьевич задумывается не о текущей славе – в ней он уверен, ему её бесперебойно обеспечивает наш верноподданный агитпроп – но о славе дня завтрашнего, против которой все вместе взятые пропагандисты бессильны.

А то, что после его ухода многое, очень многое будет переоценено, а кое-что и перечеркнуто жирным крестиком, к бабке не ходи. Только наивный может полагать, что огород, который он нагородил за 20 лет своего пребывания у власти, будет иметь стопроцентно позитивную оценку у будущих поколений.

«Переписывание истории» нередко волнует тех, кто боится, что его собственную историческую роль «переоценят» и «перечеркнут»

Ведь сколько бы Александр Григорьевич не бил себя в грудь, заверяя, что «если у интеллигента – художника, писателя – есть своя точка зрения и позиция – пожалуйста, говори», сколько бы ни твердил, что «я никогда, пока буду президентом, не стану их заставлять восхвалять меня и мой период руководства», жизнь показывает обратное.

Достаточно вспомнить, как под каток репрессивной машины попало издательство «Логвiнаý», посмевшее опубликовать работы фотографов, которые как раз таки выражали свою позицию и свою точку зрения. Или «чёрные» списки деятелей культуры. Или закрытие выставки «Западно-белорусская Атлантида» в Заславле.

Александру Григорьевичу неплохо бы уяснить одну максиму: не хочешь, чтобы историю начали переписывать после твоего ухода, уважай её здесь и сейчас, и не насилуй в угоду утилитарным властным нюансам. «Мы ни в коем случае, прежде всего, гуманитарные дисциплины не должны подстраивать под кого-то», – заявил он на всё той же встрече с учителями. Золотые слова! Но почему им так редко следуют на практике?