Наталья Дулина: «Я пережила свой страх, хотя знаю, что «под колпаком»

Бывшая преподаватель МГЛУ в интервью «Салiдарнасцi» — о протестах студентов, аресте, преступном молчании и бодрости духа.

Экс-доцент кафедры итальянского языка МГЛУ Наталья Дулина стала известна осенью прошлого года как один из немногих преподавателей, вставших на защиту своих студентов.

После этого были предупреждения руководства и увольнение, присоединение к КС и арест на 14 суток. А потом она с болью переживала аресты и задержания своих и чужих учеников, знакомых и незнакомых людей, писала жалобы в суды, считала своим долгом ходить на процессы над политзаключенными.

Корреспондент «Салідарнасці» встретила Наталью в бодром, если не сказать, боевом расположении духа:

— Вы знаете, несправедливость у меня всегда вызывала очень сильный дух противоречия. Я злюсь, становлюсь дерзкой и иду туда, куда считаю нужным, где я должна быть.

Она говорит, что на оглашение приговора Марии Колесниковой и Максиму Знаку не могла не прийти.

— Было очень много людей, много дипломатов — некоторых уже знаю в лицо, потому что видела их на других процессах. Но в зал никого из нас не пустили. Очень вежливые милиционеры преградили дорогу. Сначала они ссылались на отсутствие распоряжения, а после сказали, что уже поздно — заседание началось.

Но уйти от здания суда не мог никто, несмотря на милицию, на черный бус, на ОМОН. Мы дождались, когда вышли родные и адвокаты, и встречали их аплодисментами, — вспоминает Наталья недавние события.

Предлагаю ей вернуться к событиям сентября прошлого года.

— 1 сентября мы планировали устроить забастовку. Объединиться всем вместе — студентам и преподавателям — и пойти к министерству образования. Такие планы были во всех вузах, — рассказывает Наталья. — Но пройти нам не дали. Дорогу преградил ОМОН, милиция, курсанты академии МВД.

Тогда мы разбились на небольшие группы и, спрятав всю символику, стали пробираться. На проспекте в районе пл. Победы увидели, что часть групп уже разгоняют…

Пересказывая хронологию событий тех судьбоносных для всей страны дней, собеседница то и дело пытается анализировать поведение тех, от кого зависело очень многое.

— Выученная беспомощность — это то, что касается наших чиновников. Те же деканы, завкафедрами — они ведь тоже чиновники. Они привыкли ничего не делать без приказа. Когда нужно решить какую-то проблему, далеко не все в состоянии сделать это самостоятельно.

Еще до задержания меня неоднократно вызывала ректор и говорила: «Зачем вы лезете? Это дело деканов». Но они ничего не делали, несмотря на многочисленные просьбы студентов.

1 сентября мы все-таки собрались в колонну, но к министерству нас не пустили, мы прошлись по городу. Людей стали хватать, когда колонна стала рассасываться. Но в тот день нам повезло, никого из наших не взяли, однако испуг был очень сильным.

На следующий день к университету поддержать нас пришли выпускники. Приехал ОМОН и начал их хватать. Я это увидела и бросилась к бусу, стала открывать дверь, ругаться, говорить, что я преподаватель. Но несколько человек все равно забрали.

3 сентября студенты уже в очередной раз попытались вызвать на разговор администрацию. Ректор в этом не принимала участие. Вышел проректор, он будто бы не слышал вопросов, которые ему задавали, а все время говорил одно и то же: «Приходите ко мне, я всегда открыт для разговора».

4-го на большой перемени студенты пели песню из мюзикла «Отверженные» на английском языке. Налетели люди в масках, ОМОН, ребят стали забирать. Такой агрессии не ожидал никто! Я уже после видела эти ужасные видео. А в тот момент я была на кафедре в другом корпусе.

Тут кто-то из преподавателей увидел в телеграм-канале: «Смотрите, что у нас происходит!». Я кубарем туда. Но застала уже только часть студентов, которые выясняли отношения с охранником.

Я сразу к ним: «Пошли к ректору!». Мы поднялись, нам предложили подождать, ректор была занята, она как раз договаривалась с РУВД, чтобы наших ребят не передавали на Окрестина. Тогда она действительно добилась того, чтобы студентов привезли обратно в университет, позже им назначили суды и дали штрафы.

После ректор вышла к нам. Прибежали родители, другие студенты, было большое собрание, говорили на повышенных тонах. Именно события этого дня стали в нашем университете триггером.

На следующий день уже не одна я захотела стать рядом со студентами на перерыве. Преподаватели и их ученики стояли и хлопали в ладоши, поддерживая друг друга. После этого более двадцати педагогов нашего университета записали видеообращение.

Затем против насилия захотели высказаться и другие. Во втором видео само обращение длилось где-то две минуты, а потом еще шесть минут транслировался список всех, кто присоединился к нам. Тогда еще люди не боялись, не думали, что открыто выражать свое мнение — чревато, — говорит Наталья.

Она помнит, как в те дни администрация первой встала на борьбу с инакомыслием и попыталась разбираться с «неугодными».

— Нас, преподавателей, вызывали к ректору группами, и она к каждому старалась подобрать «индивидуальный ключик». Кому-то говорила, что этими видео мы испортили имидж университета, и теперь к нам не поедут иностранцы, кому-то, что урежут зарплаты, другим, что им проплатили за участие. Мне пригрозили РОВД. Но когда стало понятно, что на меня подобные угрозы не действуют, ректор вызвала меня снова и сказала: «Если вы не прекратите, у студентов будут проблемы».

Для меня лично 4 сентября стало некой точкой отсчета. Смотреть на это и ничего не делать не было сил. На большой перемене мы, преподаватели, выходили вместе со студентами, пели с ними песни, а сами смотрели по сторонам, не подъедут ли бусы.

Начались марши студентов с жесткими разгонами. 17 октября забрали и несколько наших студентов. Всем дали сутки. На следующий день вышли преподаватели с плакатами. На одном было написано: «Наши студенты сидят, а мы за них будем стоять», — рассказывает собеседница «Салідарнасці».

О своих «сутках» она говорит гораздо менее эмоционально, чем о том, как переживала за других. Предупреждали, взяли, испугалась — что тут такого, когда дети сидят.

— Я туда попала в конце октября. До этого уже были арестованы мои студенты. Наверное, поэтому, когда меня задержали, я почувствовала облегчение. До того момента я испытывала жуткое чувство вины от того, что они сидят, а мы здесь продолжаем ходить на занятия.

Испуг был только в первый момент задержания. В РОВД в дежурке я оказалась одна и просто хорошо отдохнула, поскольку была очень уставшая после всех событий. Там мне показали скрин, на котором я стояла между ОМОНом и студентами. Отнекиваться было бесполезно, поэтому на суде я отказалась от адвоката и признала свою вину. Я ведь действительно там была, а не случайно проходила мимо.

Сначала меня отправили на Окрестина, а через несколько дней после суда этапировали в Барановичи. Там у нас была камера на 19 человек. Все — наши. Было очень приятно находиться вместе с теми людьми. Конечно, я не говорю про бытовые условия, когда нет горячей воды, когда туалет — это унижение, когда прогулка —два раза за все время, а душ раз в неделю… Вышла 13 ноября, а 12-го забрали студентов, — тяжело вздыхает Наталья.

Процесс над студентами она тоже переживала, как собственную боль, ходила на заседания, требовала у суда большее помещение, чтобы впускали всех желающих, поддерживала родителей и гордилась вместе с ними детьми.

— Этих ребят брали совершенно рандомно, по надуманным причинам. Из того, что им вменяли в вину, не подтвердилось ничего, адвокаты разбили в пух и прах все обвинения, но, тем не менее, сколько запросил прокурор, столько им и дали.

Больше всего меня поразило, как вели себя ребята — светлые, улыбающиеся, несломленные. Я думаю, у них было ощущение удовлетворения, они понимали, что правы, что ничего плохого никому не сделали, это им сделали плохо. А они чувствовали свою правоту. Я знаю, это помогает.

Очень впечатлило, что все родители не просто поддерживают своих детей, но и гордятся ими. Это важно! Во время своих суток мне пришлось встретиться с девушкой, которая на вопрос о передачах грустно вздохнула: «Мне не светит». Оказалось, у нее родители — ябатьки. Не позавидуешь, когда в семье такое. Потому что поддержка незнакомых людей — это потрясающе, но, когда тебя не понимают близкие люди — это ужасно, — снова тяжело вздыхает собеседница.

Она признается, что на фоне всего происходящего совершенно спокойно отнеслась к своему увольнению.

— Я 29 лет работала на одном месте, любила то, что делала, и старалась. Но когда меня уволили, у меня не было ощущения какого-то краха. В тот момент для меня все-таки более важными были другие события. И я не восприняла этот факт, как шокирующий.

Хотя здесь другая ситуация. Некоторые предметы, которые я вела, кроме меня не вел никто. Я прекрасно понимала, что администрации на это наплевать. Слабым звеном оказались наша кафедра и заведующий. После моего увольнения они попросили у меня материалы, спрашивали, кто бы смог меня заменить. Я пообещала помочь всем, чем могла, но тут… меня задержали. Поэтому вопрос они решали сами.

Понимаете, у человека всегда есть выбор, даже когда он идет в газовую камеру. Кто-то пытается сбежать и спасти себя, а кто-то идет вперед и прячет другого за свою спину в надежде вытолкнуть его и спасти. Человек всегда может сделать выбор. Это я о тех преподавателях, которые не заступались ни за студентов, ни за уволенных коллег, в том числе за меня.

В моем случае коллеги просто могли отказаться разбирать мои часы, так как у всех и так перебор. Но они закрыли эту брешь. И когда кто-то все-таки встал на мою защиту и обратился к ректору с просьбой вернуть меня, та сказала, что уже нет ставки, все часы разобраны, — без каких-либо обид рассказывает Наталья.

Конечно, в университет она бы не вернулась в любом случае. Вернее, не изменила бы свою позицию, несовместимую, по ее словам, сегодня с работой преподавателя в Беларуси. Она с благодарностью говорит обо всех, кто ее поддержал в первые дни и поддерживает весь этот год.

— В тот день, когда меня уволили, пришли студенты, пришли выпускники, многие предлагали и настаивали на помощи, звонили даже из-за границы. Сразу стали подходить люди и просить помочь изучить язык. Так я набрала учеников, зарегистрировалась в налоговой и стала работать на себя.

— Вы достаточно категоричный человек, не боитесь за себя?

— Помню, когда вышла после суток, проплакала два дня. У меня был животный страх. Такой страх до этого у меня был только раз в жизни, когда я попала в Италии в землетрясение. Страх, когда ты понимаешь, что сейчас тебя может не стать. Но я пережила этот свой страх. Я это сделала, и я вернулась к нормальной жизни.

Хотя я знаю, что «под колпаком», что за мной наблюдают, что «на карандаше». Потому что звонят моим родным, которые вообще живут в другом городе, когда меня не могут найти, недавно у меня был обыск, забрали ноутбук, правда, буквально на днях вернули обратно. Я понимаю, что ко мне могут прийти в любой момент и вменить все, что угодно.

Но я не могу себя изменить. Сейчас даже голос важен, потому что мы все уже поняли, какова цена молчания.