«Мазуров обвинил меня на заседании ЦК, что я написал картину, вредную для общества»

Каждый раз, когда я бываю в художественных галереях Минска, мне хочется купить картины этого художника — вдобавок к той, что уже висит в нашей гостиной. И каждый раз я думаю о том, что это пока неподъемно для моих финансовых возможностей.

В мастерской народного художника Беларуси Леонида Щемелева десятки его картин — портреты, пейзажи. Мы рассуждаем об искусстве, и я не могу поверить, что этому неравнодушному к жизни и энергичному человеку уже 87 лет.

«Хочется делать то, чего раньше не делал»

-- Вам 87 лет, неужели вы каждый день приходите сюда, в мастерскую, работать?

-- Я прихожу сюда ровно в 11 часов. Утром бывает солнышко, попадает в мастерскую. Я назначаю встречи, распределяю свой творческий день.

-- Что вами движет? Когда люди достигли всего в своей профессии, им зачастую трудно найти новую мотивацию. Почему вам хочется приходить сюда и писать?

-- Потому что я не считаю, что всего достиг. Нет такого нормального мыслящего человека, который бы считал, что он всего достиг. Всегда чего-то не хватает. И у меня не хватает чего-то, чтобы выразить то, как я понимаю жизнь и искусство.

Это сложная вещь — искусство, и утвердить себя в нем не так просто. Хочется делать то, чего раньше не делал.

Однако я реально воспринимаю жизнь. Мне не хочется работать в отвлеченной манере, изобретать то, чего нет. Мне, наоборот, хочется отображать реальную жизнь, но так, как я это понимаю.

-- В любой галерее ваши картины я могу распознать издалека, за 20 метров...

-- К сожалению, в последнее время много художников теряют свой личный взгляд, часто подстраиваются под того или иного классика. Но художник, который чувствует время, он всегда интересен. Даже не имеет значения, как он работает. Значение имеет, как он видит мир, как относится к нему.

-- Наверное, каждый творческий человек задавал себе тысячу раз этот вопрос: что это означает — быть художником? Им можно стать или им нужно родиться? Человека, окончившего художественную школу, можно назвать художником? Или это мистическое понятие?

-- Должно быть художественное мышление. Оно появляется с детства, когда ребенок начинает самым главным считать умение нарисовать, изобразить. И мысль у него одна — как выразить то, что ты чувствуешь, понимаешь. Где бы ты ни был, что бы ты ни видел, ты думаешь о том, как изобразить мир, который перед тобой.

Я всегда смотрел по-своему на то, что видел.

«Сегодня публика не совсем готова воспринимать искусство»

-- Свой взгляд на мир есть и у меня, но я абсолютно не умею рисовать. Я выражаю это не на холсте, а по-другому. Все-таки художественный талант дается сверху или вырабатывается?

-- Видимо, это дается Богом. Есть что-то в человеке, с чем он родился. А дальше идет умение научить, раскрыть это.

Я до войны рисовал дома, но никто меня не учил, не критиковал. И я тогда не думал, что создаю что-то значимое. А когда кончилась война, я поступил в художественное училище, и там были хорошие педагоги.

-- Но из многих способных детей, которые в детстве хорошо рисуют, только единицы потом становятся художниками. Может, природа решает, что не должны все быть художниками, поскольку обществу нужны и инженеры, и менеджеры по продажам?

-- Это все так. Но художник не может не рисовать, не изображать мир. Художественно одаренный человек может не стать художником, но искусство всегда будет жить в нем. Он может стать кем угодно, но любовь к искусству у него будет жить всегда. Я знаю много людей, у которых не получилось стать художниками, но они пишут, пробуют, пытаются открыть в себе эти качества.

Умение рисовать — это одна сторона, а вторая — это уметь мыслить о том, ради чего рисовать, создавать произведения.

Ван Гог и Гоген были выдающимися художниками, они реально воспринимали мир, так как мы его понимаем сейчас. Но было время, когда люди не принимали это, считая, что этот мир выдуман художниками. А это просто было их личное впечатление, непривычное тогда большинству.

Чтобы понимать искусство и судить о нем, нужно быть подготовленным. И всю жизнь этому учиться. Боюсь, что сегодня публика не совсем готова воспринимать искусство.

-- А художественный вкус можно воспитать? Например, людям нравятся березки, что продаются в переходах, а Ван Гог для них – мазня… По-вашему, это — навсегда или это можно исправить? Может, не все рождаются со вкусом — и ничего тут не поделаешь…

-- Да, не все. Но вкус прививается. Его прививает общество, среда. Я родился в Витебске, тогда это был интересный, цельный город. Но после войны все изменилось — приехали люди из деревни, все смешалось, разные культуры, уклады жизни.

Что касается войны, то я не люблю лишний раз ворошить в памяти ее ужасы. Много из того, что я видел на войне, забывается, уходит из памяти.

-- Однако военные мотивы и сейчас встречаются в ваших картинах. Когда их пишете, вы вспоминаете какие-то реальные события или додумываете, как это могло быть?

-- Частично вспоминаю, частично думаю, как это могло быть. Когда я написал картину «Мое рождение», многие (и публика, и профессионалы) не поняли, что она обозначает.

-- Это та, которая в Национальном музее?

-- Да. Я написал ее в 1965 году, и целый год ее не принимали. Но она попала в Москву, и когда я пришел на выставку, то забавно было послушать, что говорит про эту картину искусствовед, как она описывает замысел художника, о котором я сам и не подозревал.

-- Бывает, ходишь по очень достойной выставке, смотришь в окно и становится обидно, почему все эти люди на улице проходят мимо? Когда я пришел на Пиросмани, выставки картин которого были событием в любой стране, то рядом было всего несколько человек. Почему у нас, в Беларуси, люди не слишком активно интересуются искусством?

-- Войны ХХ столетия не дали возможности развиваться изобразительной культуре. Во Франции сотни тысяч художников, но и там изобразительная культура падает, я считаю.

Сейчас большинство людей озабочены прежде всего материальным, лишь кто-то может задуматься и об искусстве. Последние годы из-за экономического кризиса меньше людей из-за границы стали покупать и мои картины.

«Не хочу, чтобы искусство убеждало, что приходит конец света»

-- Считаете ли вы, что в творчестве художника отражается его характер? Глядя на ваши картины, можно, лично вас не зная, понять, что вы оптимист, любите жизнь, и эту любовь передаете на полотне.

-- Я действительно так воспринимаю мир. Не хочу, чтобы искусство убеждало, что приходит конец света, что нет просвета в этом мире. Хочется видеть, наоборот, радость и интерес к жизни. Ведь художник может иногда и навредить.

Нужно открывать живую силу в искусстве — тогда это будет интересно людям. Если человек увидел картину и приподнимается духом — в этом для художника и есть наслаждение.

-- Ваша картина, про которую мы уже говорили, висит в Национальном музее рядом с картиной Михаила Савицкого. Когда-то публицист Александр Федута написал статью, где противопоставил художественный подход ваш и Савицкого. У вас солнечный взгляд на мир, у Савицкого — иной, «сумрачный», и картины соответствующие, и цвета — желтые и черные. Но такой взгляд тоже имеет право на существование?

-- Безусловно. Савицкий пережил все это, был в лагере. И это все сформировало его взгляд на мир. Такое восприятие военного времени характерно не только для него. К искусству Савицкого есть большой интерес, и я с уважением отношусь к его работам. И то признание, которое у него есть, это справедливо.

-- Какие у вас были отношения с властями в разные годы?

-- В 60-е я спорил с руководителями, в том числе с первым секретарем ЦК компартии Кириллом Мазуровым. Мазуров обвинил меня публично на заседании ЦК, что я, мол, написал какую-то картину, вредную для общества. Кто-то дал ему неверную информацию, потому что такой картины не было. Я не попадал в генеральную линию партии, но меня не арестовывали, не преследовали.

-- Многие ваши коллеги-художники сегодня принимают участие в политической жизни...

-- Я думаю, это плохо. Это не связано с искусством, отбирает много времени. Если человек этим очень активно занимается, он теряет себя как художника и не становится политиком.

Человек искусства прислушивается ко всему, что происходит в стране, и выражает это — но сам не участвует. Если он будет участвовать, то станет борцом за права человека, но не художником.

«Не могу написать портрет человека, который мне не нравится»

-- Вы когда-нибудь писали по заказу, по просьбе — частных лиц или государства?

-- Такого не припомню. Я всегда делал то, что мне самому хочется отобразить. Это мне легче, чем вкладывать в себя что-то чужое.

Вот недавно я писал портрет одного человека, писал сам, никто мне не заказывал. Но я чувствую, что он у меня не получается, потому что этот человек мне не нравится.

Вот Якуб Колас. Он был нелюдимым, чуть грустным. Но типаж очень интересный, духом своим интересный, вызывает у художника желание его написать.

-- Бывает, художников наоборот вдохновляют негативные образы.

-- Это не для меня. Мне кажется, что искусство должно быть оптимистично. Оно выражает дух того, как ты чувствуешь время, любовь, радость. А если «прощай Родина, закрывай люки» — то это как болезнь.

-- Вы разделяете обывательское мнение, что гений — это не от мира сего, что нормальный человек не может быть гением, что все гении ненормальные?

-- Это не так. Человек, который адекватно видит и чувствует жизнь, будет стремиться изображать ее. А если он опущен и видит только страхи и негатив, то это болезненное состояние.

Когда Врубель был здоров, он искал и творил. Когда заболел, психическая болезнь не принесла ему никаких «творческих открытий».

-- А чем вы объясните свое творческое долголетие? В чем секреты?

-- Нет никаких особенных секретов. Видимо, такая была задумка Бога.

-- Но человек может испортить задумку Бога своим образом жизни…

-- Я тоже портил, особенно в 60 — 70-е годы. Неприятие меня как личности, как художника не могло не отразиться на образе жизни. Я выпивал, как многие люди в то время. Но потом стал сознавать, что надо все же беречь себя для творчества.

-- В вас и сейчас чувствуется жизненная энергия. Чем она подпитывается?

-- Семьей, детьми, внуками. Природой. Я был в разных странах и на разных континентах. Но люблю рисовать белорусскую природу, нашу световую культуру. Она открытая, с элементом холода. В других странах у меня не возникает желание писать пейзажи, а в Беларуси я чувствую импульс к творчеству, который дает мне наша природа.