Ларс фон Триер: «У вас-то в злых следователях, я полагаю, нехватки нет»

Ларс фон Триер о коммерческом искусстве, политическом кино, об изобретенной им технике automavision и о том, кто же такой “самый главный босс”.

Ларс фон Триер, самый громкий персонаж европейского кино наших дней, год назад отметил пятидесятилетие. В честь юбилея он объявил, что перестает ездить на фестивали и вообще отказывается покидать родину. В преддверии российской премьеры его новой картины — комедии “Самый главный босс” — обозреватель “Пятницы” встретился с режиссером в его рабочем кабинете на студии Zentropa, неподалеку от Копенгагена.

— Вы назвали новый фильм комедией. Как, публика смеется? Вы довольны ее реакцией?

— Более или менее. Громкого хохота, правда, ни разу не слышал. Даже не потому, что шутки несмешные или слишком изысканные: просто я не стремился оставлять после каждой шутки паузу, чтобы зрители насмеялись вдоволь! Авторы комедий часто так делают — но не я. Я хотел подобраться к стилю старых американских разговорных комедий, где было мало приключений и много слов. Надо вспомнить и имя Людвига Гольберга. Мы называем его “датский Мольер”, хотя он писал позже Мольера. За пределами Дании его плохо знают.

— Вы не думаете перейти от кино к литературе — хотя бы к драматургии для начала?

— Я к этому еще не готов. Хотя гляжу на толстенные сценарии “Догвилля” или “Мандерлея” и понимаю: это уже не прикладная кинодраматургия, а литература. Теперь, правда, придется бросить эту порочную практику. У меня впереди фильм ужасов “Антихрист”, а его на одних диалогах не построишь. Нужны картинки, и желательно страшные.

— Наверное, сочинять разговорную комедию по-датски было проще, чем по-английски?

— Я расстался со своим продюсером Вибеке Винделоу, в частности, потому, что она настаивала, чтобы я снимал англоязычные фильмы. Тогда их шансы на международном рынке, по ее словам, резко возрастали. Еще ей хотелось, чтобы актеры непременно были известными. Но я сделал перерыв и доволен: снимать “Самого главного босса” было легко и приятно. Хотя мой фильм ужасов я буду снимать по-английски.

— А зачем в фильме ваш голос за кадром? Мало было диалогов?

— Закадровый голос задает структуру. Это вроде разделения на главы, которое я практиковал раньше. Развитие картины обретает некую зримую логику. Это было прописано в сценарии с самого начала.

К тому же мне нравится, что я все время приношу зрителям извинения за то, что они смотрят…

— И все время объясняете им, что они смотрят именно комедию.

— Да, это тоже принципиально. А еще те моменты, когда звучит мой голос, сняты не в технике automavision, которой подчинен остальной фильм.

— А к чему сводится эта техника, изобретенная и примененная вами здесь?

— Когда-то я тщательно выстраивал каждый кадр, по раскадровкам работал. А потом мне это перестало казаться интересным. Пришло новое вдохновение, и я взялся за “ручную” камеру. Когда я писал сценарий “Самого главного босса”, то собирался снимать именно так. Но я беспокойная душа. Начались пробы, я смотрел их и вдруг понял, как сильно люблю фильмы, снятые неподвижной камерой. Необязательно “авторские” — те же разговорные комедии. Неужели опять раскадровки рисовать?! Ни за что, я это ненавижу всей душой! Решение пришло само. Надо дать камере свободно и случайным образом выбирать нужный угол съемки, уровень и тип освещения, а также звука. Я выставлял камеру на треноге так хорошо, как мог. Потом нажимал кнопку на компьютере, и он осуществлял все остальное. В “Самом главном боссе” вовсе нет оператора. Технике automavision — то есть случайного выбора — подчиняется все вплоть до размера букв в заголовке! Наш компьютер мы прозвали Энтони Дод Мэнтлом (так звали оператора последних двух фильмов Триера. — “Пятница”.).

— Наверняка нажили себе массу новых проблем с этим методом.

— Как сказать… Мы делали по семь-восемь проб, пока не достигали удовлетворительного результата. Самое сложное — ограничить камеру, чтобы она совсем далеко не уезжала и не теряла актеров из виду. Для этого мы разработали и заложили в компьютер специальную формулу. В итоге 70% образов и сцен выглядят нормальными. Или почти нормальными. Понимаете, при всем желании такого визуального ряда живой оператор добиться бы не смог. Для меня главным было, чтобы зритель не разглядел за работой камеры волю какого-либо реального человека. Ее там и не было.

— Вы рассказываете об этом как ученый, и за странностью “Самого главного босса” становится виден научный метод. А могли бы ничего не объяснять — зритель бы больше удивлялся.

— Вы совершенно правы, не надо было ничего рассказывать. Но мне и в голову не пришло это скрыть.

— Что было сложнее всего снимать в этой технике?

— Живую природу. Слоны у нас плохо получались — уходили из кадра.

— А вам никогда не хотелось снять коммерческое, полностью жанровое кино? Хотя бы на спор.

— “Самый главный босс” — в большей степени комедия, чем “Танцующая в темноте” была мюзиклом. Когда мы делали “Эпидемию”, то были абсолютно уверены, что снимаем самое коммерческое кино в мире. А она даже в Дании была признана худшим фильмом года! Я не умею делать коммерческие фильмы. Понятия не имею, из чего они должны состоять, чтобы стать успешными в прокате. Вплоть до сегодняшнего дня я делал кино для себя. Моя публика — это я сам. Я должен радикально измениться, чтобы начать думать об остальных зрителях. Сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет. Хотя в фильме ужасов все может соединиться: он может оказаться коммерчески успешным. Когда я изучаю структуру фильмов ужасов, то понимаю, что средняя их аудитория довольно необычна и готова воспринять необычные вещи.

— Семье свои фильмы заранее не показываете?

— Проводим иногда тестовые сеансы, чтобы понять, что публика понимает в моем фильме…

— Логика продюсера, а не режиссера. Как автору вам не хотелось бы быть любимым большим количеством зрителей, чем сейчас?

— Да почему вы так хотите, чтобы я делал что-то коммерческое?

— Дело не в стремлении, а в том, что сценарий того же “Догвилля” при желании можно было бы переснять в форме коммерческого высокобюджетного хита.

— Единственный ремейк, который я сделал до сих пор, это американский вариант “Королевства”. Странная получилась штука. Там слишком много меня. Это как когда Орсон Уэллс снимал “Процесс” по Кафке. Он сам себе был Кафкой.

— А почему в “Самом главном боссе” так много телеактеров?

— У нас страна очень маленькая: все актеры снимаются и в кино, и на ТВ.

— Вы смотрите телевизор?

— Довольно часто. Преимущественно научные программы и документальные фильмы.

— А новости?

— Изредка.

— Они как-то влияют на рабочий процесс, на состояние духа?

— Иногда очень сильно. Помню, как мы с женой смотрели в прямом эфире события 11 сентября. Я записал это на видео: у меня дома есть запись того, как мы с женой смотрим по телевизору 11 сентября. Это, безусловно, очень сильно на меня повлияло, хотя я не взялся бы определить, как именно. Монументальное впечатление.

— Однако политического кино в современном понимании вы все-таки не снимаете — одни притчи.

— Политические заявления не имеют ничего общего с кинематографом. То, как я делаю мое кино, имеет к политике куда более прямое отношение, чем “актуальные” фильмы, которых хватает и без меня.

— Вопрос, который напрашивается: “самый главный босс” — это вы?

— Не могу сказать, что фильм автобиографичен или вдохновлен моим личным опытом. Однако, делая кино, ты в любом случае становишься лидером, все начинает зависеть от тебя. Не лучшее ощущение! Во время съемок для меня крайне важно поддерживать со всеми хорошие отношения. Если это не так, все рушится… Так было, когда мы поругались с Бьорк на съемках “Танцующей в темноте”. Тогда я мечтал о “самом главном боссе”. Другими словами, о злом следователе. Это очень не по-датски — хотеть быть злым следователем. У нас все хотят быть хорошими. У вас-то в России в злых следователях, я полагаю, нехватки нет (смеется). В них видят сильных людей. За это и любят.

— В вашем фильме есть злой следователь и еще более злой следователь — “босс самого главного босса”. Это, похоже, сам Господь Бог, и по логике картины выходит, что Его-то точно не существует. Вы так на самом деле считаете?

— Вроде бы выходит, что да… Хотя более серьезно поднять этот вопрос я надеюсь в “Антихристе”.

Фильмы Ларса фон Триера

“Элемент преступления” (1984)

“Европа” (1991)

“Королевство” (1994)

“Рассекая волны” (1996)

“Королевство II” (1997)

“Идиоты” (1998)

“Танцующая в темноте” (2000)

“Догвилль” (2003)

“Мандерлей” (2005)