Как чекисты и стукачи «шили» дело «Единомышленники»

В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» заканчиваем цикл, в котором рассказывали о доносах и доносчиках.

Франсиско Гойя, «Доносчики», фрагмент картины

В первой серии цикла «Салiдарнасць» рассказывала, кто были эти люди: доносчики-стахановцы. Во второй — почему перо рабселькора было сопоставимо по убойной силе со штыком и все о рассадниках вражды и ненависти. В третьей — как чекисты защищали стукачей.

В заключительной главе рассказывает о деле «Единомышленники».

***

Сегодня из-за закрытости архива КГБ нам доступны единицы уголовных дел, в которых можно проследить весь механизм фальсификаций и роли в них секретных осведомителей. В основном это те дела, которые после обжалования попали на стол секретарей КП(б)Б, а после отложились в партийном архиве.

Пример такого дела — о контрреволюционной организации в лесной промышленности и тресте «Лесбел» (цитируется по сборнику документов «Улада і грамадства…», составитель И. Романова). Оно ценно тем, что относится не ко времени Большого террора, а ещё к 1933-34 годам, и начинали его стряпать ещё под вывеской ОГПУ.

1 октября 1934 года Прокурор БССР П.В. Кузьмин отправил на имя секретаря КП(б)Б Н.Ф. Гикало (кстати, оба были после репрессированы) совершенно секретную докладную записку «О расследовании заявления сотрудника треста Лесбел Вилимовича о неправильных действиях уполномоченного Вайсбанда».

Суть жалобы состояла в том, что Вилимович был секретным осведомителем, и 3 декабря 1933 года уполномоченный ОГПУ Вайсбанд, угрожая и запугивая, потребовал от него дать агентурное донесение о якобы наличии в системе лесного хозяйства БССР контрреволюционной организации (КРО).

Естественно, чекист отвергал предъявленное обвинение. Кузьмин допросил и Вилимовича, и Вайсбанда, устроил им очную ставку, но каждый из них стоял на своём. Были допрошены также начальник отделения ЭКО ОГПУ Кронгауз и его помощник Некраш, которые тоже защищали честь мундира.

Тогда Кузьмин провёл самостоятельное расследование, в ходе которого нашел в деле массу нестыковок в агентурной разработке, которая велась под кодовым названием «Единомышленники».

По этой разработке только осведомителем Вилимовичем было дано 32-33 агентурных донесения. Кузьмин отметил, что к ним нужно отнестись с недоверием, так «во всех этих донесениях Вилимович сообщает о различного рода безобразиях антисоветских настроениях и только в последнем донесении группирует некоторых сотрудников «Лесбела» в особую группу, объединяемую к/р настроением… С 3 декабря встречи Вайсбанда с Вилимовичем носят более интенсивный характер, так если взять один только месяц декабрь, то встречи состоялись 3, 4, 11, 17, 25, 29… т. е. в декабре было встреч столько же, сколько за 4 предыдущие месяцы вместе».

Однако Кузьмин нашёл к чему придраться. Так, например, Вилимович утверждал, что эта КРО глубоко законспирирована, и каждый из ее членов знает только 3-5 своих сообщников. В то время как сам осведомитель назвал сразу от 30 до 40 её участников.

Вайсбанд, Кронгауз и Некраш утверждали, что требовали только правдивые показания и предупреждали Вилимовича об ответственности за ложные донесения. И были уверены в их правдивости благодаря тому, что все они перекрывались донесениями других агентов. А, как оказалось, по этому делу их работала целая бригада. Их фамилии нам неизвестны, только клички: «Ромвер», «Вересневский», «Лесной», «Дуб», «Огонь». И хоть это ещё не все агенты, задействованные по этому делу, все их донесения Кузьмин тоже забраковал.

Прокурор не остановился на этом месте и подробно изучил агентурные донесения по, как уверяли чекисты, филиалу организации — Лепельскому леспромхозу. И здесь в своём донесении он приводит не только саму тайную кухню агентурно-оперативной работы, но и оперативные документы.

Анализируя работу Лепельского районного отделения, Кронгауз и Некраш пришли выводу о необходимости «внутреннего освещения к/р организации», так как работающее по разработке «спецосведомление» не являлось внутренней агентурой. Для этого они рекомендовали подобрать трёх кандидатов на вербовку, тщательно изучить их и, выбрав одного, тайно его «изъять», добиться показания об участии в КРО и завербовать.

На вербовку предлагались три кандидата: таксатор Тараткевич и лесоводы Соловьев и Жугер, о которых требовалось «немедленно собрать подробные характеризующие материалы, выявив черты их характера с тем, чтобы можно было судить о том, кто из них наиболее подойдет для работы в качестве спецагента».

Интересны критерии, по которым подбирался или отвергался кандидат на вербовку:

«С выдвинутой Вами кандидатурой лесовода Жугера для вербовки в качестве спецагента по разработке к/р образования в Лепельском ЛПХ — мы не согласны по тем соображениям, что Жугер является членом КП(б)Б, прошедший чистку, т. к., прежде чем вербовать, необходимо добиться от намеченного к вербовке лица его признания об участии в к/р организации, что в отношении члена партии мы не можем проделать...

На вербовку наиболее подходит таксатор Леспромхоза Тараткевич по следующим соображениям. Связан со всеми основными фигурантами: Личко-Демьяченком, Соловьевым, Жугером, Клебановым, Мазговичем... Связан с низовой к/р ячейки по Затеклясскому участку и Бобровскому участку… Происходит из крупных кулаков Лепельского района, что дает возможность поставить перед ним угрозу лишения паспорта и увольнения из Советского учреждения… Был тесно связан с Эрдманом и, следовательно, должен знать о всей к/р деятельности по формированию кадров к/р организации… И как таксатор ЛПХ имеет возможность выезжать без особых подозрений во все участки Леспромхоза».

Тараткевич «был секретно изъят, т. е. вызван в гор. Витебск, там арестован и просидел в течении 3 дней в Оперсекторе НКВД, где с него снимались показания. Затем он был завербован под кличкой «Маршальский» и отпущен».

Однако полученные от агента сведения не удовлетворили интерес чекистов, и 28 января 1934 года он был вызван в Витебск, где повторно «изъят» и 5 дней находился в оперсекторе. Правда, за это время он не только не дал нужных сведений, но и, несмотря на «обработку», отказался и от прежних донесений. Тараткевич заявил, что «о существовании КРО в Лепельском ЛПХ не знает, что его никто не обрабатывал и не втягивал во вредительскую организацию, что ему, якобы, не зачитывались протоколы допросов и т. д.». В итоге 4 февраля Тараткевич был уволен с работы и арестован. Оказалось, что и до и после вербовки он находился под контролем агента «Сосна», который донёс, что тот встречался и пьянствовал с объектами разработки, о чем утаил от кураторов.

В итоге проверки агентурной разработки «Единомышленники» прокурор БССР занял позицию осведомителя Вилимовича и просил наркома НКВД Заковского снять с работы Вайсбанда, на что получил разрешение. В отношении Кронгауза и Некраша предложил ограничиться дисциплинарным взысканием. Но рекомендовал «издать приказ по НКВД о запрещении всяких секретных изъятий... В крайних случаях (в отношении антипартийных, к/р группировок — троцкисты, с.-р, меньшевики) проводить изъятие только с санкции наркома или зам. наркома НКВД с обязательной предварительной или последующей санкцией Прокуратуры БССР в полном соответствии с инструкцией 8.5.1933 г.».

О роли осведомителей в делах белорусских литераторов «Организаторы» и «Фашисты» мы писали ранее. Напомним, что по агентурному делу «Фашисты» информация поступала сразу от нескольких источников: «Боевой», «Григорьева», «Писатель», «Петров». Личность последнего будет сложно установить даже после открытия архива КГБ, поскольку он был выведен из этого дела по приказу НКВД СССР № 00827.

Это значит, что он занимал высокое положение или в партии, или в профессиональном союзе — скорее всего, в Союзе писателей БССР. После этого приказа его личное дело было уничтожено.

Агентурное дело «Фашисты» было создано на основании информации осведомителя под кличкой «Полонский». Именно у него на квартире проходили встречи молодых литераторов. Сейчас у нас есть надежда установить его личность только по косвенным, дошедшим до нас сведениям.

Статья опубликована в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Продолжение следует…