Про «бойцов невидимого фронта»: лжедоносчики и клеветники среди них

В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» начинаем цикл, в котором расскажем о доносах и доносчиках. Кто эти люди и как становились осведомителями?

Фраза Довлатова о 4 миллионах доносов повторялась пожалуй, не меньшее число раз. Ее продолжают употреблять, как правило, в доказательство того, что общество должно разделить ответственность за репрессии с непосредственными идеологами и исполнителями этих преступлений. Раз доносили — значит, виновны.

Сложно определить, откуда автор взял свои данные, и даже установить, за какой период? За год? Или это количество доносов, написанных отдельными добровольными помощниками карательных органов, или это с учетом писем, докладных записок, отчетов, написанных при исполнении своих служебных обязанностей?

Это за время сталинских репрессий или за весь период советской власти? Ведь если это данные даже за 20 лет, то выходит по 200.000 в год. Около 550 доносов в день. Для страны с населением на 1937 год в 162 миллиона — это уже не кажется таким огромным показателем. Тем более, что советская система держалась явно не на этих случайных доносах.

Большевики превратили донос под видом «революционной бдительности» в священную обязанность советского человека. И опутали этого самого человека десятком различных контролирующих его сетей.

Как утверждала «Большая советская энциклопедия»: «В СССР революционная бдительность является формой советского патриотизма, гражданским долгом советских людей. КПСС воспитывает советских людей в духе революционной бдительности, которая направлена против враждебных социалистическому строю сил и исключает огульное недоверие и подозрительность».

Параллельно с «гражданским долгом» естественно существовала и ответственность за неисполнение этого долга — за недоносительство.

Печально известная 58-я статья Уголовного кодекса РСФСР имела и специальный пункт 58 12: «Недонесение о достоверно известном, готовящемся или совершенном контрреволюционном преступлении» (в УК БССР это статья 73). Что влекло за собой — лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.

При этом под контрреволюционным преступлением чаще подразумевалось вовсе не подготовка военного восстания против советского режима. Таким преступлением могли стать даже антисоветский анекдот, высказывание или даже намерение.

Сам факт недоносительства часто не требовал никаких доказательств. Многие члены семей «врагов народа» были осуждены именно по этому пункту, поскольку предполагалось, что жены не могли не знать о «преступной деятельности» своих мужей.

Нельзя забывать, что фактически весь советский период в обществе в той или иной степени подогревалась «охота на ведьм», поиск врагов, вредителей, шпионов, достигшие в 30-е годы своего пика.

Кроме того, советский гражданин должен был самостоятельно достоверно отвечать в многочисленных анкетах и заявлениях на прием на работу или при вступлении в партию или комсомол на десятки вопросов (место рождения, социальное происхождение, служба в армии, участие в войнах, членство в партиях и т.п.). После чего эти ответы, если они не соответствовали предъявляемым к социальному, имущественному, национальному и многим другим критериям, становились компрометирующим материалом.

Проявить свою революционную бдительность можно было многими способами. И не только традиционными доносами, под которыми чаще подразумеваются заявления (иногда анонимные), направленные в карательные органы. Свой «сигнал» можно было направить в партийные органы или в газету, где подобные письма от рабочих и сельских корреспондентов (рабселькоров) публиковались в большом количестве.

Доносчики-стахановцы

Но даже если взять за достоверный факт, что было написано 4 миллиона доносов, — это вовсе не значит, что в СССР было 4 миллиона доносчиков. Так как были среди доносчиков и свои стахановцы.

В докладной записке от 15 мая 1939 года на имя первого секретаря ЦК КП(б)Б Пантелеймона Пономаренко прокурор БССР Самуил Новик назвал десяток подобных передовиков (записка опубликована: Раманава Ірына. «Улада і грамадства: БССР у 1919-1939 гады»).

Среди которых, например, Николай Шидловский — бывший начальник гаража Витебского фанерного завода, уволенный за развал работы. «После увольнения Шидловский подал более 100 клеветнических заявлений в руководящие партийные и советские органы, в редакции республиканских газет и в «Правду», в органы НКВД и прокуратуры. Во всех заявлениях Шидловский писал… что они шпионы, вредители, враги народа, предатели; требовал изоляции их».

На его «сигналы» приезжали комиссии, ничего не находили, тогда Шидловский писал заявления на членов комиссии в прокуратуру. Когда прокурор ничего не находил, писал на самого прокурора в прокуратуру СССР.

Впрочем, не всегда его доносы оставались без последствий. По его заявлению был арестован коммерческий директор фанерного завода Шуб. Правда, потом освобожден, а дело прекращено.

Всего Шидловский оклеветал 26 человек. В итоге сам предстал перед показательным судом и был приговорен к 3 годам лишения свободы.

Еще один «боец невидимого фронта» Михаил Пискун, по профессии — счетовод, по жизни — пьяница и бездельник. Он, будучи призван в ряды РККА, получал взыскания «за самовольную отлучку, сон на дежурстве, обман командира полка, пререкания с комсостовом. В Красной армии Пискун писал десятки заявлений на командный состав части… обвинял командиров во вредительстве и других преступлениях».

Уже дома, после демобилизации, Пискун устроился на работу кладовщиком в отдел пожарной охраны НКВД, откуда был уволен через месяц. После этого «в конце 1937 года и в первой половине 1938 года он подал в редакции газет и в руководящие органы БССР десятки клеветнических заявлений, в которых обвинял свыше 20 человек, в различных преступлениях, в том числе и контрреволюционных».

При этом Пискун в поисках врагов проявлял настоящее рвение. Звонил в различные организации, представлялся уполномоченным НКВД и требовал компрометирующие материалы на сотрудников. В итоге сам был арестован и предстал перед судом.

В докладной записке Новик привел и общую статистику на 15 мая 1939 года. По ней «в течение последнего года органами Прокуратуры БССР возбуждено 38 уголовных дел на 56 человек клеветников и лжедоносчиков. Из этого количества 29 дел закончены расследованием и по ним 47 человек переданы суду». Из них 30 человек уже были осуждены на различные сроки, в том числе пятеро на срок в три года.

Среди приведенных примеров много случаев, когда по доносам люди были арестованы, но после оправданы судом. К сожалению, статистика, когда по подобным заявлениям люди были осуждены и даже расстреляны, отсутствуют.

Очевидно, что такие авторы не попадали под характеристику «лжедоносчики и клеветники», а наоборот, характеризовались как проявившие революционную бдительность, что считалось одним из главных качеств советского человека.

Впрочем, было довольно много категорий граждан, для кого донос являлся профессиональной обязанностью.

Статья опубликована в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Продолжение следует…