Экономика катастроф

Спустя восемь лет после краха государственной финансовой пирамиды Россия держится на другой – постоянно растущих нефтяных цен.

Среди мрачных событий августа – этого самого «черного» месяца новейшего русского календаря – особое место занимает то, что в просторечье принято называть дефолтом. Хотя по прошествии восьми лет события 17 августа кажутся уже не столько отрицательными, сколько поучительными. Если отбросить в сторону неизбежно понесенные и, как всегда, в большей степени простыми гражданами потери, то следует признать, что августовская финансовая катастрофа стране была даже полезна. И, возможно, оказала бы исцеляющее воздействие, если бы народ и его избранники были способны делать из полученных уроков долгосрочные выводы.

Первым и очевидным положительным итогом кризиса стало то, что властям, спустившим на чеченскую войну, популистские расходы (дефолт иногда называют расплатой за президентскую кампанию 1996 года) все, включая немалые международные кредиты и огромные частные займы, впервые с начала экономических реформ пришлось учиться жить по средствам. «Левому» правительству Примакова, в отличие от монетариста Гайдара, крепкого хозяйственника Черномырдина, «человека ниоткуда» Кириенко, удалось не только предлагать, но и добиваться принятия жестких финансовых решений. Прежде всего, потому что элита, независимо от места прописки – на Охотном Ряду, Краснопресненской набережной или Старой площади, – была так напугана 17 августа, что хотя бы на короткое время осознала необходимость проведения совместной более или менее ответственной социально-экономической политики.

Человек с опустошенным кошельком бывает опаснее человека с булыжником. И судорожные попытки Кремля спасти положение (то пытаясь вернуть Черномырдина, то призывая Примакова), и истерические речи думских политиков были реакцией на страх, что в отличие от 1992-го народ вслед за пустыми банками и прилавками снесет и власть.

В эпоху действия закона о первоочередных мерах в бюджетной и налоговой политике, который был принят в начале 1999 года, деньги из казны расходовались с большей экономией и толком, чем в пору раздутых от неисполнимых обещаний бюджетов предшествующих лет. И пусть скудные, но пенсии, зарплаты и иные бюджетные пособия вдруг стали выплачиваться с невиданной дотоле регулярностью.

Классическое следствие любой девальвации – рост отечественного производства и повышение конкурентоспособности местных товаров по сравнению с резко вздорожавшими импортными – положительный эффект, о котором позже с гордостью говорил и главный постановщик августовского краха Сергей Кириенко.

Парадоксально, но факт. Медленная и печальная нормализация социально-экономического положения страны по сравнению с лихими 90-ми началась именно с нижней точки падения 17 августа 1998 года. Минимальные усилия со стороны принимающих решения лиц плюс благоприятная внешнеэкономическая конъюнктура всего через несколько лет привела от ощущаемой всеми и каждым бедности к тому сомнительному и внятному лишь 10-процентной верхушке населения богатству, которым так кичится нынешнее руководство страны и которое кажется ему вечным.

У всех, кто помнит купеческий загул Москвы перед дефолтом, уровень тогдашних зарплат и цен (хотя они были и ниже, а по отдельным позициям – например, по ценам на недвижимость – и существенно ниже нынешних), это благодушие не может не вызывать хотя бы легкой тревоги. При всей разности политической ситуации и при всей несопоставимости макроэкономических параметров – недоверие к власти тогда и ее массовое обожание сейчас; огромный внешний долг в то время и последовательное его сокращение сегодня; минимальные золотовалютные резервы 98-го и огромные 2006-го; нужда во все новых займах в 90-х и нынешний огромный стабилизационный фонд – нельзя не увидеть опасного сходства. Различны экономические вводные, близка суть. Тогда страна держалась на пирамиде займов – пирамиде ГКО, сейчас – на высоких ценах на энергоносители.

Обвал пирамиды гособлигаций привел к немедленному экономическому краху, падение нефтяных цен приведет к отложенному, возможно, растянутому во времени кризису.

В пессимистическом прогнозе ведомства Грефа на 2007 год рассматривается сценарий, при котором нефть падает до 40 долларов за баррель. Дальше этого в МЭРТ предпочитают не заглядывать. Но что будет, если невероятное падение случится? Любые резервы и фонды, как показывает опыт иных стран, при отсутствии постоянных стабильных доходов проедаются. Быстрее или медленнее.

Беда в том, что выводы сделанные из кризиса 98-го, были, как обычно, краткосрочными. Власть решала текущие проблемы, гасила неотложные платежи. Думать вперед, на перспективу, – не русский стиль.

И спустя восемь лет институциональные реформы не только не завершены, но, имея в виду стремительное огосударствление экономики, можно, скорее, говорить о проведении контрреформ. Об откате назад свидетельствует и рост бессмысленных, носящих сугубо популистский характер госрасходов – на нацпроекты, специфическое стимулирование рождаемости и т. п. Первый, уверенный шаг к постоянно дефицитным бюджетам уже сделан. И потому крушение очередной пирамиды может привести к кризису, схожему с тем, что случился в 1998 году. Он будет иным по форме, но близким по последствиям.

Когда с новоявленной энергетической супердержавы будет сдута золотая пыльца шальных, случайных денег, она окажется такой же нищей, растерянной и недержавной, как и в августе 1998 года.

И все повторится. В этом и есть главная ошибка, допущенная и властью и избирающим ее народом в ходе преодоления предыдущего кризиса. Все последние годы на обломках старого муляжа мы строили новый. И, повернув в сторону от прежнего миража, принялись гнаться за другим. И так до нового дефолта. Или как там его назовут знающие толк в умных терминах люди?