Общество

Виктория Захарова

Дочь краеведа Гундаря: «Если знает, что прав – не отступится и не пойдет на поводу ни у кого»

В глазах силовиков инвалид 2-й группы – террорист, угроза следователям и матерщинник.

Барановичский активист, краевед Владимир Гундарь находится за решеткой с конца прошлого года – его задержали в числе 13 фигурантов по «делу Автуховича». За это время родные смогли увидеться с ним лишь однажды, в день рождения Владимира.

На прошлой неделе должны были, наконец, состояться свидания с женой и дочерью, но…

– 11 августа я пришла, меня провели в комнату для свиданий, а его нет, – рассказывает «Салідарнасці» Елена Гундарь. – Меня вывели обратно и только тогда сказали, что он в карцере. В результате я добилась встречи с заместителем начальника СИЗО, который рассказал, что в карцер поместили еще 10-го числа, на восемь суток.

– За что? Каждый раз – а это уже третий! – мотивируют тем, что он их оскорбляет, называет фашистами и нелюдями, и что он ругается матом. Мы с ним прожили восемнадцать лет, и за редким исключением, в самых критических ситуациях, я не слышала от него бранных слов. А вообще он никогда не ругается матом, поскольку разговаривает и думает на белорусском языке, в котором матерщины нет… Но мне в СИЗО говорят именно так – и это люди, которые сами, насколько я знаю, без мата в принципе не общаются.

К Гундарю сотрудники КГБ пришли с обыском 30 декабря 2020 года, якобы по подозрению в подготовке теракта (ст.289 УК «Акт терроризма). Однако позже следователи заявили, что 60-летний инвалид 2-й группы (у Владимира ампутирована одна нога выше колена, он передвигается на протезе – С.) в ходе обыска угрожал им и разбил свой мобильный телефон, поэтому его дело выделили в отдельное, и судили уже по статье 366, «Насилие либо угроза насилия в отношении должностного лица, исполняющего служебные обязанности, или иного лица, выполняющего общественный долг».

Суд проходил в закрытом режиме и вынес приговор – 3 года лишения свободы. Поскольку Владимир включен в «список террористов», деньги на личный счет получать запрещено, а посылки принимаются только от родственников.

«Папа не напишет, что ему плохо, оберегает нас»

Елена Гундарь уточняет, что про предыдущую отправку мужа в карцер узнала почти случайно, поскольку с 27 июля от него не было писем, а на днях пришло сразу два: «докарцерное» от 29 июля и написанное сразу после выхода 6 августа.

Все фото из архива семьи

– И вот сейчас мне перенесли свидание на 18 августа, и я еще спросила у замначальника СИЗО: встречусь я на этот раз с мужем? Он говорит: «Ну, конечно, встретитесь, если…» Если что – снова могут что-то придумать, чтобы ему срок в карцере продлить?! Такое впечатление, что обвиняют Володю в том, будто он «взрывается» и их оскорбляет и матерится, чтобы на него надавить. Но с какой целью – никто, конечно, этого нам не скажет…

Родные связались с брестским адвокатом (по закону, для встречи с защитником заключенных из карцера выводят), чтобы как можно скорее выяснить, что происходит в СИЗО и отчего идет такой прессинг – почти трижды подряд пожилого человека с инвалидностью отправляют в карцер, и у него обостряются проблемы со здоровьем.

Хотя в письмах Владимир успокаивает родных, что чувствует себя нормально и за здоровьем врач следит.

– Но как оно есть на самом деле, кто знает, – вздыхает дочь заключенного Инга Стромская. – Понятное дело, папа не напишет, что ему плохо, потому что всегда будет оберегать нас, чтобы лишний раз не переживали.

Инга написала официальный запрос в прокуратуру, требуя провести проверку условий, в которых содержится отец, предоставить информацию о его здоровье и прояснить ситуацию с передачами. Поможет ли это, девушка не уверена, но сидеть сложа руки не собирается. Во всяком случае, раньше именно благодаря жалобам и огласке удалось решить вопрос с приемом лекарств, которые «забывали» передавать заключенному.

Или, например, в бухгалтерии СИЗО «не получили» заявления Владимира Гундаря о том, чтобы его пенсию по инвалидности перечисляли жене, и та могла собирать для него передачи. После жалоб, опять же, ситуация разрешилась, хоть и максимально сложным образом: пенсия вначале приходит на счет в СИЗО, а потом ее по почте отправляют Елене Гундарь. Из-за проволочек получается задержка на месяц.

«Пенсия практически вся уходит на передачи»

«В режиме полной секретности» в конце июля прошли в Верховном суде и апелляционные слушания по приговору. Их результат жена узнала только сейчас – в письме Владимир переписал от руки судебное решение, как раньше переписывал и решение Брестского областного суда.

– Приговор остается в силе. Кроме того, что перенесли срок отбывания наказания с 20 мая 2021 года на 27 июля, а это время пересчитают: один день содержания под стражей засчитывается как 1,5 дня лишения свободы. Но насчет предыдущих пяти месяцев, которые Володя провел под стражей сначала в Минске, потом в Бресте, пока неясно.

Я иногда думаю, что если, не дай Бог, состоится еще один суд, по статье 289, которую изначально предъявляли – наверное, там засчитают все дни. Но от этого легче не станет, потому что там сроки сумасшедшие (по ст.289 УК РБ за «действия, совершенные группой лиц», предусмотрено лишение свободы от 8 до 20 лет – С.).

Как семья живет эти восемь месяцев неизвестности, когда любую информацию приходится добывать по крупицам, а тревога не отпускает?

– Спасают только его письма, – признается Елена Гундарь. – До этого времени, до кризиса с этим карцером, письма приходили через день, два – мы стараемся писать постоянно, и как-то везло, что их пропускала цензура, не задерживали, не вычеркивали.

Молитвами держусь. Володя человек очень верующий, знаю, что и он в СИЗО молится, и за него молятся наши парафии греко-католической церкви, здесь в Барановичах и в Бресте. Материально еще в самом начале, когда только забрали Володю, мне помогли, очень благодарна за это. А теперь большое подспорье – его пенсия, практически вся она уходит на передачи.

И, конечно, нам друг без друга никак – поддерживаем один одного с Ингой и с моей дочерью Александрой, внуки радуют – это та сила, которая держит нас на этой земле.

– Я очень часто вспоминаю сейчас папины слова: «Бог нам спасылае толькi тыя выпрабаваннi, якiя мы можам вытрываць», – добавляет Инга Стромская. – Меня заставляет быть сильной понимание того, что каждый день нужно говорить, искать способы предавать огласке то беззаконие, которое творится – другого пути, как на него воздействовать, я не вижу.

«Волонтеры сейчас очень сильно рискуют…»

– Инга, вы говорили, в одном из писем главные папины слова были, что он «никогда не признает себя экстремистом и просит принять и понять его позицию». Кто-то из родных мог уговаривать его признать вину?

– Нет, уговаривать никто из нас не стал бы. Возможно, в глубине души хотелось, чтобы он начал произносить эту фразу, как они требуют, во время поверок – просто мы очень испугались, когда его первый раз бросили в карцер, чтобы вышел оттуда живым и здоровым… В письмах, конечно, об этом не писали ни я, ни папина супруга, но он, наверное, почувствовал наш страх между строк.

Папа человек принципиальный и твердый: если он сказал, значит, так и поступит и своего решения не поменяет. И если он знает, что прав, то не отступится от правды и не пойдет на поводу ни у кого.

– Он также просил не идти ни на какие разговоры с администрацией СИЗО. Но я вынуждена к ним обращаться, чтобы добиться хоть какой-то информации, – говорит Елена Гундарь. – Хотя я понимаю, что это люди, которые никогда не скажут правды и не пойдут навстречу нам или тем более Володе. Поэтому, к сожалению, это вынужденное общение: узнать, когда смогу передать передачу и она дойдет, когда смогу с ним встретиться…

– Ощущаете ли поддержку вне семьи – от волонтеров, белорусов, кто пишет письма заключенным?

– Они действительно очень много сделали. Но вся беда в том, что в Бресте волонтеров тоже, грубо говоря, разогнали – кого посадили на «сутки», кого предупредили, чтобы не подходили к СИЗО вообще. Я знаю нескольких человек, которые регулярно носили передачи и Володе нашему, и другим заключенным – но сейчас их самих могут за это посадить. Так что эти люди очень сильно рискуют, и я не могу просить их о помощи.

Сейчас, когда я ездила на несостоявшееся свидание, встретила женщину – ей идет уже восьмой десяток лет, а она помогала, как могла, заключенным. Со слезами рассказывала, что теперь не могут ничего сделать, ничего передать, и ищут хотя бы самых далеких родственников, потому что только их теперь пускают в СИЗО.

Та же история, говорят родные, и с письмами – не от семьи Владимир Гундарь получил единичные письма, хотя адресантов было много, и из разных городов. Чудом прорвались, к примеру, письма минчанки со сказками и легендами про цветы. А в качестве подстраховки девушка отправляла фотокопию письма дочери, чтобы та сохранила, а заключенный знал – о нем помнят и переживают.

– В письме, которое я получила на днях, папа передает привет всем тем людям, кому не безразлична его судьба, просит поблагодарить все СМИ, кто пишет о нем и поддерживает нас. А я ему каждый раз пишу, что таких людей много, и что белорус белорусу белорус, – улыбается дочь.

P.S. Владимир Гундарь так и не признан политзаключенным – как и обвиняемый в «терроризме» Николай Автухович, и многие другие белорусы, в преследовании которых властями правозащитники не усмотрели явный политический мотив.

На эту проблему обращал внимание политик Сергей Наумчик – он убежден, что решения о признании заключенного политическим должны основываться не на информации силовых структур, прокуратуры и судов, а на реальном положении дел, и что нужно рассматривать каждый случай индивидуально и трактовать в пользу людей, преследуемых за гражданскую и политическую позицию.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 5(26)