Давыдов: «Поклонская еще и ногу на ногу перекидывала, как Шерон Стоун в самой известной сцене»

Стихи мужа Натальи Поклонской Ивана Соловьева, в которых он полемизирует с теми, кто публично высказывается о его жене, возможно, не лучший образец русской поэзии. Но если он и займет место в истории словесности, едва ли оно будет самым позорным, несмотря на качество этих произведений.

Накануне юбилейных торжеств в честь пятилетия присоединения Крыма к России глава меджлиса крымско-татарского народа (кстати, эта организация запрещена в России как экстремистская) Рефат Чубаров рассказал о том, как в 2014 году знаменитая Наталья Поклонская пыталась его соблазнить. Позвала на встречу, пришла в короткой юбке и колготках в сеточку и стала рассказывать о том, какое это счастье для жителей полуострова — сделаться вдруг российскими подданными.

Еще и ногу на ногу перекидывала, как Шерон Стоун в самой известной сцене фильма «Основной инстинкт». Картины, в общем, заманчивые, но Чубаров все равно устоял.

С грустью — я ведь честный — должен предупредить читателей: речь дальше пойдет не о прелестях Поклонской и даже не о последствиях присоединения Крыма. Про последствия и без меня многое сказано, а на прелести лучше любоваться. Речь пойдет о русской литературе, и это, пожалуй, закономерно. Литература лет триста уже заменяет русским философию, политологию, да и религию, возможно. О чем ни затевай разговор — упрешься все равно в литературу.

Тем более что муж Натальи Поклонской Иван Соловьев клеветнику Чубарову ответил стихами, и цитировать эти стихи хочется бесконечно:

Пришла весна, и Карабаса-Барабаса

Уж не устраивает больше Буратино.

Колготки в сеточку, других фантазий масса,

И не собрать их вместе, воедино.

Рефат желает славы Моники Левински:

Ее настойчиво и нежно соблазняли,

И также незатейливо, по-свински

То к стенке, то к шторам прислоняли.

Но вот рассвет, приходит пробуждение,

И сон ушел, как слава и известность.

Остались только мозговое возбуждение

И давняя подруга — бесполезность.

Иван Соловьев — новая звезда отечественной поэзии. Он рифмами уже клеймил и Навального, и прочих врагов России. Его стихи замечают, их цитирует телеканал «Царьград» (что, наверное, неудивительно), а иногда они просачиваются даже и в ленты государственных новостных агентств. И какой же русский не хотел бы застолбить себе местечко в истории великой русской литературы?

Более или менее чудовищные вирши регулярно выдают чиновники самых разных рангов — вплоть до бывшего министра Алексея Улюкаева и действующего министра Сергея Лаврова. Но с Соловьевым случай все-таки особый. Это дистиллированная, эталонная графомания, достаточно, кажется, закончить среднюю школу хотя бы на тройки, чтобы сообразить, какого качества продукт производит патриотический поэт.

Но его замечают, а качество его произведений нет. Цитируют без стеснения капитана Лебядкина, сумевшего-таки окрутить важную даму. Важную даму, предположим, ослепляют любовь и отсутствие элементарных знаний, и, между прочим, то и другое вызывает уважение. Любовь — прекрасное чувство, а пробиться в Госдуму, сохраняя мозг в девственной чистоте, даже и в России не всякому удается. Но у остальных-то популяризаторов творчества Соловьева этих оправданий нет.

Пример мелкий, зато любопытный. Привычное для современной русской жизни превращение бесстыдства в технологию. Мысли-то ведь у человека правильные, патриотические, клеймит врагов, так важно ли, что коряво? «И так сойдет» — это уже принцип функционирования государства. Стихи Соловьева — вещь нестрашная, они никому не навредят, даже Чубарову с Навальным, зато многих повеселят. Но ведь точно так же работают и депутаты, которые лепят законы, ломающие людям жизнь, и чиновники, от росчерка пера которых зависит многое, и… Да что ни вспомни, все почти укладывается в эту нехитрую максиму. Но не хочется заканчивать текст вот так, с надрывом. Где надрыв, там и пошлость. Да и вообще, говорят, в моде позитивные мысли. Хорошо, поищем позитива.

Презентация книги Н.Поклонской и И.Соловьева «Крымская весна: до и после» в Ливадии. Фото: Сергей Мальгавко, ТАСС

Знаете ли вы, например, такого писателя — Евгения Воеводина? Едва ли, хотя он — автор двух десятков книг, среди которых, например, повесть «Наш друг Олег», сборник рассказов «Будь здоров, салажонок» и даже роман-дилогия «Семейное дело». Никто их теперь не читает, и, надо надеяться, не прочтет, да и в те времена, когда их тиражи штамповали советские издательства, мало кто выстраивался в очередь за новыми шедеврами Воеводина. Но место себе в истории русской литературы он заработал.

Потому что в суде над тунеядцем Бродским выступал как свидетель обвинения. «Полностью изобличил влияние тлетворных виршей Бродского на молодежь», как писала 55 лет назад газета «Вечерний Ленинград». И теперь он навсегда — в примечаниях к главным стихам страшного русского ХХ века. Вместе с пенсионером А. Николаевым и трубоукладчиком УНР-20 П. Денисовым. Все ведь, кто хоть как-то русской литературой интересуются, читали запись, которую на суде сделала Фрида Вигдорова.

Вот, например, Воеводин: «В Союз писателей была передана папка стихов Бродского. В них три темы: первая тема — отрешенности от мира, вторая — порнографическая, третья тема — тема нелюбви к родине, к народу, где Бродский говорит о родине чужой. Погодите, сейчас вспомню... «однообразна русская толпа». Пусть эти безобразные стихи останутся на его совести. Поэта Бродского не существует». А вот, например, Денисов: «Я Бродского лично не знаю. Я знаком с ним по выступлениям нашей печати. Я выступаю как гражданин и представитель общественности. Я после выступления газеты возмущен работой Бродского. Я захотел познакомиться с его книгами. Пошел в библиотеки — нет его книг. Спрашивал знакомых, знают ли они такого? Нет, не знают». Куда это выкинешь из истории русской литературы? На века теперь. Памятник тверже меди.

Или — тут уже нет юбилейного повода, нет подходящей даты. Просто случайное воспоминание. Шел как-то по Гоголевскому, а там, на стендах, фотовыставка о жизни Варлама Шаламова (непонятно, почему такое разрешают до сих пор, но было, было). Вологодские красоты, колымские ужасы и портрет паренька в кепочке. И подпись: «Михаил Коробов, автор доноса, послужившего причиной отчисления Шаламова из университета». Тоже теперь навсегда в истории русской литературы Михаил Коробов, не спрячется.

И таких в этой тяжкой истории даже больше, наверное, чем писателей. Вспомнишь про них и подумаешь: ладно. Лучше уж так, как Иван Соловьев. Тем более стихи-то ведь и правда смешные, и весь текст написан — я же честный — только ради того, чтобы придумать возможность их процитировать лишний раз. Поделиться радостью с теми, кто понимает.