Андрей Стрижак: «Мы играем в шахматы с властью»

Как отказаться от сотрудничества с КГБ, зачем прокуратура рекламирует независимый профсоюз, в каких регионах ждать волнений рабочих? Об этом и не только в рамках проекта «Жизнь (не)обыкновенного белоруса» «Салідарнасці» рассказал блогер и лидер молодёжной сети профсоюза РЭП Андрей Стрижак.

— Давай встретимся для интервью в поезде. Я в них провожу больше времени, чем дома, — предложил Андрей.

В купе поезда Минск-Гомель мы одни.

— Какая фея у тебя на «кухне».., — отвешиваю комплимент проводнице, отправившейся за чаем.

— Эта милая, но бывает, и Фрекен Бок попадаются, — смеется Андрей. — На мой взгляд, Белорусская железная дорога — федеративная страна. В отличие от Беларуси, где правила жизни во всех городах одинаковые. Здесь на разных участках дороги эти правила отличаются. Например, в поезде Минск-Гомель пиво продается в баре. Ты можешь принести его себе в купе и выпить. Де-юре это правонарушение, а де-факто на это никто не обратит внимания. В международных поездах пиво продают проводники… И кстати, БелЖД не делает больших наценок, продает практически по магазинной цене любую продукцию.

— Андрей, как поезда стали для тебя родным домом?

— Специфика работы такая. Сегодня больше девяти часов в сутках проведу в дороге, чтобы за три часа решить несколько важных вопросов в Минске. В последние месяцы часто ездил в регионы.

Основное мое направление — развитие молодежной сети профсоюза РЭП (Белорусский профсоюз работников радиоэлектронной промышленности, – Ред.). Треть членов нашей организации — люди до 35 лет. Это рабочие, ИТР, учителя, медики... В разных регионах созданы группы, которые занимаются развитием молодежной программы, сами реализуют проекты на местах.

Например, в Витебске взялись за организацию культурно-массовых мероприятий. Первый блин, который не оказался комом, — поездка на концерт «Ляписов» в Смоленск. Ребята проанонсировали событие «ВКонтакте». Все, кто к ним обратился, смогли поехать.

— Получается профсоюз РЭП пиарится за счет «Ляписов»?

— Да. (Улыбается). Мы стараемся использовать информационные поводы для продвижения организации.

— И сколько участников этой поездки вступили в ваш профсоюз?

— Я буду доволен, даже если никто из них не станет членом профсоюза.

— ???

— На данном этапе важна узнаваемость организации, ее имидж. Если человек знает, что эту поездку организовал РЭП, он отложит у себя в голове это название и, возможно, при прочтении новостей будет больше внимания уделять событиям в нашем профсоюзе.

Почему мы не привлекаем массово в профсоюз? Отчасти из-за нездорового интереса к нашей организации со стороны силовых структур, которые должны заниматься другими вещами. С другой стороны, если мы будем привлекать большое количество людей, то есть вероятность того, что человек может состоять просто для галочки. Кроме того, люди не до конца осознают те угрозы, которые несет членство в независимом профсоюзе. И когда к ним приходят на работу люди, которые не представляясь, говорят: «Ну, вы же все понимаете… Это конфиденциально», то это может заставить неподготовленного и непроверенного человека нервничать и наговорить глупостей.

К нам не идут люди, которые считают, что в экономике, политике и общественной жизни страны все хорошо. Те, кто вступает в профсоюз РЭП, разделяют нашу позицию по поводу отмены контрактной системы, понимают, что здесь защищают их права.

— Ты сам сталкивался с интересом спецслужб?

— До профсоюза это было. В общественной деятельности я больше десяти лет. Когда начинался разгром «Партнерства», я был одним из региональных представителей. И мое первое серьезное знакомство с органами произошло тогда. Отказаться от встречи с КГБ было нельзя. Меня вызывали на допрос как свидетеля, и сказать им «нет» я не мог. Из четырех часов, которые я там находился, полчаса был допрос, а все оставшееся время два следователя попеременно пытались навязать мне сотрудничество: «Ну, вы же понимаете, что КГБ — это организация не политического сыска. Мы занимаемся еще борьбой с террористами, противодействуем торговле людьми...». Потом второй говорит, мол, если вам будет известно, что готовится теракт, — а это еще было задолго до взрывов в Беларуси, — разве вы не сообщите нам?

И вот такими софизмами они подводили к тому, что сотрудничать с КГБ — это нормально. Было сложно противостоять, но самое главное изначально поставить блок: с этими людьми нельзя ни о чем договариваться и верить им.

— Вернемся к твоим поездкам по регионам. Недавно сразу в нескольких городах на разных предприятиях рабочие высказывали недовольство: зарплатой, условиями труда... Что можешь сказать о настроениях в рабочей среде? Во что они могут вылиться?

— Я ничего не скажу о том, что профсоюз будет делать, потому что мы играем в шахматы с властью. Если я буду открывать свои ходы, то, скорее всего, они будут работать на упреждение. Рабочая тематика сейчас очень важна для власти, несмотря на то, что они наоборот стараются отвести весь фокус внимания на политику, выборы. На самом деле сейчас острее всего стоит проблема умов и чаяний работников. Если ситуация будет развиваться по сценарию 90-х, это будет очень опасно для действующей власти.

— У тебя есть ощущение, что мы сейчас близки к 90-м?

— В начале 90-х весь постсоветский мир выстраивал новые общественные договоры. Сейчас серьезная разница между Москвой и Минском. Если Минск остался в постсоциализме, то Москва уже переходит от дикого капитализма к более-менее приличному, подчеркиваю, что речь идет не о политике, а об экономике. Учитывая, что у нас нет языкового барьера и, по сути, нет границы, белорусы едут на заработки в Москву.

Другая часть белорусов, владеющих иностранными языками и европейски ориентированных, отправляется в Варшаву, Вильнюс... Если бы наша система была полностью закрыта, и существовал железный занавес, рано или поздно «чайник» могло бы разорвать. Сейчас он кипит, подогревается социальными неурядицами, но так как есть свисток-выхлоп, люди уезжают, и все большее количество белорусских городов становятся портовыми. В них живут женщины, дети, старики и нет работоспособных мужчин.

— И белоруски становятся женами капитанов дальнего плавания…

— Мы превращаемся в морскую страну. Правда, без выхода к морю. Я езжу по регионам и вижу, что многие молодые люди, в том числе и специалисты высокого уровня, вынуждены впоследствии работать не по специальности в другой стране. Заканчивается у них отработка, если это бюджетники, и они уезжают, занимаются чем угодно, но только не тем, чему их учила высшая школа Беларуси.

— Когда Польша вступила в ЕС, многие поляки тоже рванули в другие страны на заработки.

— Польша для меня скорее позитивный пример интеграции в Евросоюз. Потому что у них сильная экономика, и возможностей для развития много. После того, как произошел кризис, многие поляки вернулись на Родину и открыли там свое дело.

Мне хотелось бы, чтобы Беларусь смотрела на пример всех своих соседей. Сейчас мы больше смотрим в ту сторону, где восходит солнце. Ну, а солнце на восходе слепит. Приходится щуриться, и не всегда видишь детали, порой очень важные. Мы становимся однобокими, когда смотрим в одну сторону. Нужно смотреть вокруг себя и брать самые лучшие примеры у всех соседей.

— Как ты считаешь, в каком регионе Беларуси жить лучше?

— Если говорить о возможности устроиться на работу, то я не открою Америку, назвав Минск. В столице человек может легко поменять место работы, в отличие от Микашевичей, например.

С другой стороны, несмотря на то, что в Минске уровень жизни повыше, и вакансий больше, нельзя сказать, что какой-то город — просто рай. По большому счету в Беларуси сейчас достаточно сложно везде.

В каждом регионе своя специфика. Например, в Бресте очень мощная свободная экономическая зона. Большое количество предпринимателей, совместных предприятий, частных швейных компаний. На этих предприятиях нет не только независимых, но даже госпрофсоюзов, и условия труда наемного работника там должны быть намного хуже. Однако многое зависит от личности нанимателя. Как правило, на таком предприятии удается отстоять права работника, потому что иногда предприниматель нарушает условия из-за того, что не знает трудового законодательства или считает, что не должен его исполнять. Но суд все ставит на свои места.

А в Гомеле была ситуация, когда группа продавцов из одного из городских магазинов сначала искала защиту у себя в профсоюзе. Когда они дошли до прокуратуры, им сказали: «Обратитесь в профсоюз РЭП. Там вам помогут». И мы действительно решили вопрос.

Сделаю такую мини-рекламу нашей организации. Проще жить и работать там, где есть представительство профсоюза РЭП. (Улыбается).

— Как, по-твоему, где выше градус недовольства? Там, где зарплата ниже и условия труда хуже?

— Не всегда. Рабу нечего терять, кроме своих цепей. Казалось бы, чем меньше у человека есть, тем он должен становиться злее и хотеть большего. Это логично. Что делает белорус в такой ситуации? Обычно он покупает билет на поезд и едет …в Москву.

Я не вижу ярких примеров, чтобы, когда у белоруса серьезно ущемили его положение, он пытался отстоять свою позицию. Он ищет другое место, где, по его мнению, будет лучше. Радуют «Гранит» и другие предприятия, где работники пытаются отстоять свои права, но это пока, к сожалению, не массовое движение.

Другой момент. Чем больше у человека есть, тем меньше он хочет протестовать, потому что боится, что его этого лишат. Это особенности ментальности. Благосостояние человека не всегда отражает его гражданскую активность. Хотя зачастую так и есть. Акции солидарности с политзаключенными после выборов 2010-го показали, что многие готовы чем-то жертвовать ради кого-то. Другое дело, что те, кто оказывал помощь, остались анонимными. И это специфика белорусской благотворительной деятельности. Бизнесмен готов выделить деньги на благотворительную акцию, но ни в коем случае не будет это афишировать. Потому что в налоговой посмотрят: «Значит, ты денежками делишься — у тебя их много. А возьми-ка ты колхоз!».

— Не надо быть политологом, чтобы заметить: всплески гражданской активности у нас от выборов до выборов — раз в четыре года. Люди не видят перемен, и понимают, что они в этой стране не влияют ни на что. И для кого-то миграция — это способ выжить, сохранить достоинство, самореализоваться, содержать семью. Получается, самые реализованные белорусы за пределами страны?

— На мой взгляд, это продуманная политика государства — дать людям возможность уехать. Каждые выборы мы теряем очередной пласт самых креативных, самых идеалистично настроенных, продвинутых белорусов. Здесь остаются либо те, кто готов мириться с положением дел, либо те, кто искренне поддерживает действующую власть. Но таких, я думаю, мало.

— Поэтому мы имеем чиновников уровня Котковец & Ермошина, которые и являются нашей «элитой», вещающей из телевизора.

— Именно. Это современная белорусская элита — какая она есть. Это класс людей, которые пришли, потому что они были востребованы самой системой власти и тем человеком, который стоит во главе. Эти люди понятны, доступны ему, они разговаривают с ним на одном языке, имеют приблизительно одинаковый уровень ценности и группируют вокруг себя таких же людей.

— То есть для того, чтобы стать элитой в этой стране, нужно…

— …нужно ей быть. (Смеется). Стать очень сложно. То же самое можно сказать и о «контрэлите», если ее так можно назвать. Люди, которые позиционируют себя как альтернативу действующей власти, зачастую очень неохотно пускают в свою среду новых активистов с претензиями на лидерство.

— Самое главное, что ты понял после своих поездок по регионам о белорусах…

— До лета 2011 была прослойка людей, которые питали иллюзии, что мы живем в каком-то особом государстве, где не совсем работают мировые законы экономики. И если у кого-то что-то не получалось, человек думал, что лично у него жизнь не складывается, как у всех. Смотрю телевизор, там показывают, что вот это хозяйство хорошо работает, это предприятие нормально продает, значит, нас на предприятии что-то не так. На улицах чисто, люди хорошо одеты, у всех иномарки, а у меня что-то не сложилось. Многие исповедовали такое мировоззрение.

А потом вдруг они увидели, что есть обменник, а валюты там нет. А телевидение говорит, что все это хорошо, есть временные трудности. Кому-то долг отдавать, кому-то кредиты. И народ понял, что нет той самой идеальной Беларуси, которая живет в госСМИ. Эта страна вымышленная. И не я лузер, а модель — лузер. С одной стороны, это революционная ситуация. Людям не хочется так жить, а верхи не могут что-то изменить в этой ситуации. 90-ые вернулись в головы, но не на улицы…

У меня две тещи — мама и бабушка моей жены. Моя старшая теща — большой сторонник действующей власти, но при этом она принимает мою позицию. Я изменил ее отношение к людям с мнением, отличным от ее, и …избежал погромов в отдельно взятой семье. (Смеется).

— Как активный пользователь Фейсбука ты считаешь, могут социальные сети что-то изменить в нашей стране?

— Социальные сети — это лишь инструмент. Точно такой же, как мобильный телефон. Это важный аспект борьбы за власть. В декабре Путин вчистую проиграл интернет-войну. А в марте тысячи пользователей работали в пользу действующей власти, создавая, таким образом, общественное мнение. Сложно судить о том, делали они это за деньги или по велению души, но факт остается фактом.

В то же время в Интернете не может быть одного предводителя или вожака. Любой человек, который более или менее складно пишет, может завоевать свой сегмент и своей точкой зрения воздействовать на аудиторию. Ты не можешь навязать свою точку зрения. Ты можешь ее просто аргументировать и подать в максимально доступной оболочке. Это игра с кучей иксов и игреков, где ты заранее ничего не знаешь.

Если в обществе есть настроения, Интернет может быть полностью отключен, и, тем не менее, что-то будет происходить. Не буду говорить о том, что египетский пример целиком позитивен, но там самая настоящая движуха началась, когда Интернет начали отключать. Многие мои друзья в Фейсбуке считают, что в Беларуси что-то начнет меняться, когда Интернет запретят. Тогда люди выйдут из-за компьютера и выглянут в окно. Я думаю, Интернет в нашей стране не будут запрещать. Потому что это способ уйти от реальности.

— Белорусам так удобно.

— Белорусы, на мой взгляд, — это нация, основными принципами которой являются два: «Хавайся ў бульбу» и «Мая хата з краю». К сожалению, этому нас научила история. Если человек активничал, от него и его семьи ничего не оставалось.

В наше время у людей большой соблазн уйти в виртуал. Многие мои знакомые, придя с работы, садятся за компьютер, ограничив контакты с семьей и окружающим миром до минимума. Их особо не интересует, что происходит на самом деле. Знаешь один из самых популярных запросов в поисковиках? «Почему не грузит «ВКонтакте». То есть если человек не получает виртуальной подпитки, у него сразу начинается ломка. Поэтому отчасти правы те, кто считает, что если Интернет в Беларуси будет ограничиваться, часть гражданской активности выплеснется наружу. По мне, в Беларуси что-то изменится, если границы закроют. Для всех.

— Как твоя семья чувствуете в финансовом плане? Что можете позволить, а от чего отказываетесь?

— Кризис для меня был вызовом. Я его пережил хорошо, потому что начал искать дополнительные возможности и не надеялся, что все само собой образуется.

Думаю, для нашей экономики кризис еще и не начинался. Беларусь сформировала подушку безопасности в виде заимствований, и они смягчили те эффекты, испытанные капстранами, которых сразу ударило. Когда бьет сразу и больно, ты понимаешь ценность того, что у тебя есть.

Кризис мало чему научил общество. Люди выждали время и на форумах госорганов опять задают вопросы типа «когда вернутся кредиты под 1 % для всех?». Для них это выглядело как временные трудности и неурядицы.

Думаю, мои проблемы не уникальны. Я не построил квартиру по льготному кредиту. На свое жилье могу рассчитывать в очень отдаленной перспективе. Что касается бытовых расходов, моя семья не хватает звезд с неба. Покупаем качественные, но не самые дорогие продукты. Одежду и обувь выгоднее приобретать за границей.

— Андрей, почему ты не уезжаешь?

— Для меня Беларусь — это вновь обретенная Родина. Несколько лет я пожил в Европе, когда был ребенком. После 2006 года у меня была возможность уехать, но я для себя понял, что рано или поздно здесь что-то может измениться. Я поставил все на это. И уверен, еще успею пожить после перемен и сделаю многое, чтобы они наступили.

«Салідарнасць» продолжает проект «Жизнь (не)обыкновенного белоруса». Его гости — как известные, так и обычные люди — делятся с читателями своими рецептами, как их семьи выживают в кризис. Ждем ваших предложений на gasetaby@gmail.com.