1991-2006. Итоги<br>от Владимира Ровдо

Если по-простому, то третий сектор — это возможность населения помогать самому себе и государству впридачу. Но в Беларуси неправительственная организация — политический ярлык. Политолог Владимир Ровдо с 1997 по 1999 год возглавлял исполнительное бюро Ассамблеи неправительственных организаций. Теперь он знает, как уговорить канцлера ВКЛ дать согласие на использование своего имени в названии общественной организации и почему общественник никогда не станет президентом.

— Если говорить о времени возникновения аутентичного третьего сектора или, как сейчас называют, неправительственных организаций, то эта история уходит в советскую эпоху. Принято считать первой такой организацией “Беларускую майстроўню”. Это объединение студентов разных минских вузов, которые пытались возродить белорусские традиции, возникло в 1981 году. Потом на его основе образовался «Народный театр», который занимался культурно-возрожденческой деятельностью по велению сердца, а не по указке сверху. В 1984 году эта организация провела первую акцию протеста в Минске. Ребята устроили митинг на площади Свободы, протестуя против сноса театра, где была поставлена первая белорусская опера Станислава Манюшко «Сялянка». За это их лишили помещения в Белсовпрофе, над многими нависла угроза исключения из вуза. После этого деятельность организации прекратилась.

С приходом перестройки возникло большое количество неформальных инициатив: «Талака», «Тутэйшыя», «Світанак”, “Касінэр”, “Беларуская хатка” в Молодечно, «Узгор’е» в Витебске и другие. Сначала они тоже занимались вопросами культуры (возрождение белорусского языка и белорусской истории) и экологии (что неудивительно в республике, которая больше всех пострадала от аварии на Чернобыльской АЭС). Но власти отнеслись к этим инициативам весьма негативно, воспринимая их в штыки. БССР отличалась более жесткими порядками, чем другие республики бывшего Советского Союза. Это вызвало быструю политизацию культурных инициатив. Уже в 1987 году они консолидируются — появляется Канфедэрацыя беларускіх суполак. Параллельно шло формирование политических партий. Первая из них — Беларускі народны фронт. Многие представители неформальных инициатив стали активистами БНФ, совмещая общественную деятельность с политической. Власть сама вынуждала третий сектор вступать в политическую борьбу. Я считаю, что в значительной мере формирование Фронта было ускорено давлением сверху.

После обретения страной суверенитета очень активно пошел процесс регистрации общественных инициатив. И уже примерно в 1995 году было зарегистрировано порядка тысячи самых разных независимых организаций. Я, например, начинал свою деятельность в Фонде Сапеги. Эта организация занималась местным самоуправлением, на которое опирается любая демократическая страна. С местными властями мы сотрудничали очень тесно. И если бы не та трагедия, которая произошла в стране в 1994 году, а затем не референдум 1996-го...

— Мог ли третий сектор заявить о себе в 1994 году как о реальной силе, которая способна воздействовать на сознание людей?

— Я бы не сказал, что третий сектор был тогда слаб. Он набирал обороты. 1991-1996 годы были периодом быстрого роста общественных организаций и их деполитизации. Третий сектор стал заниматься своим делом. Сейчас существует около 2500 зарегистрированных неправительственных организаций. Столько же было в 1999-м.

Правительство стремится подчинить оставшиеся «в живых» неправительственные инициативы. И одна из форм этого контроля — создание псевдо-неправительственных организаций. БРСМ как раз яркий пример. Они получают деньги из бюджета, но формально считаются общественной организацией. Проблема заключается в том, что они являются монополистами в целом сегменте общества, в данном случае, в молодежном.

Если проводить сравнительный анализ, то Беларусь сейчас занимает последнее место в Европе по количеству неправительственных организаций на 10 тысяч человек. Раньше мы опережали Россию и Украину по этому показателю.

Между тем, без гражданского общества невозможно построить стабильные демократические институты. Третий сектор апробирует правительственные инициативы. Взять хотя бы Швецию: когда решался вопрос, присоединяться ли к евро, он обсуждался на уровне общественных организаций, которые в этой стране связаны с такой формой гражданского образования, как учебные кружки. Они сказали, что крона достаточно сильная валюта и присоединяться к евро не стоит.

— 1996 год — та точка отсчета, с которой начались проблемы у третьего сектора…

— Это была первая волна репрессий. Сразу после референдума расправились с Белорусским фондом Сороса, который был зарегистрирован как белорусская организация и финансировал 90% неправительственных организаций. Фонд Сороса, к тому же, сыграл очень большую роль в поддержке целого ряда правительственных и государственных программ, но власти это не устроило — они задним числом выставили счет на налоги с оказанной помощи и предъявили штрафные санкции. Это был серьезный удар по третьему сектору.

Были также проведены проверки в таких организациях, как Центр «Восток-Запад», в который входили известные высококвалифицированные специалисты, и фонд «Детям Чернобыля». Его руководитель Геннадий Грушевой был вынужден уехать из страны. Крупные неправительственные организации оказались фактически на грани ликвидации. Власти думали, что этого достаточно, чтобы задавить третий сектор. Но мы тогда поняли: необходимо объединяться, консолидировать свои усилия. Это была главная причина возникновения в феврале 1997 года Ассамблеи неправительственных организаций. В учредительном конгрессе участвовали 250 организаций, но уже к концу года их было 500. Мы брали под свое крыло все организации, неважно, чем они занимались, но основным условием было, чтобы они придерживались демократических норм и принципов. Пик развития Ассамблеи пришелся на 1999 год — число наших членов выросло до 700. Это было связано с SOS-кампанией, которую мы начали в ответ на проведение властями зачистки теперь уже всех неправительственных инициатив.

Был подписан Декрет № 2 президента Лукашенко о перерегистрации неправительственных организаций, политических партий и профсоюзов. Вроде бы ничего страшного. Но специально созданный межведомственный орган, который принимал окончательное решение по вопросам регистрации общественных объединений, многим отказывал абсолютно необоснованно.

До перерегистрации в Беларуси было 2500 организаций, после — осталось 1300. Ударили в основном по членам Ассамблеи. Случалось, отказывали по абсолютно абсурдным причинам. Допустим, при предъявлении документов о перерегистрации требовалось согласие того, чье имя использовалось в названии организации. Фонду Льва Сапеги, например, надо было испросить позволение у самого канцлера Великого княжества Литовского, который давно почил в Бозе.

Наша SOS-кампания имела два направления — оказание юридической помощи всем, независимо от того, является ли организация членом Ассамблеи или нет. Мы также организовали волну писем зарубежных правозащитных организаций в Администрацию президента. Это подействовало. На некоторое время нас оставили в покое. Тогда мы показали, что Ассамблея и в сложных условиях может нормально функционировать и даже наращивать обороты.

Декрет также вводил запрет на деятельность в Беларуси незарегистрированных объединений и ответственность за деятельность от имени незарегистрированных объединений.

А третья волна — это 2003 год, когда накануне референдума о продлении полномочий «мели» тех, кто представлял наибольшую опасность, по мнению властей. После этой правительственной кампании было закрыто 40 крупных организаций. В основном наносили удар по правозащитникам. Пострадали «Вясна», Независимое общество правовых исследований, ресурсные центры, те, кто «засветился» в активном наблюдении за выборами 2001 года.

В декабре 2005 г. была установлена уголовная ответственность за организацию деятельности либо участие в деятельности незарегистрированного объединения. А сейчас уже положение о запрете деятельности от имени незарегистрированных объединений, а также нормы, усложняющие регистрацию общественных объединений и упрощающие их ликвидацию получили свое закрепление в новой редакции Закона Республики Беларусь "Об общественных объединениях".

— Третий сектор — это ведь не только политизированные организации?

— Насколько я помню, в Беларуси по числу на первом месте находятся неправительственные организации, которые занимаются гражданским образованием. Этот сектор достаточно развит. Незарегистрированная Ассоциация гражданского образования объединяет более 15 крупных организаций. Конечно, играют большую роль правозащитные организации: и Белорусский Хельсинский комитет, и ПЭН—центр, и «Вясна», которая сейчас уже не имеет юридического статуса. Огромное количество организаций связано с помощью людям, которые в ней нуждаются. Безусловно, молодежные организации.

— Но ведь каким-то образом число организаций вновь выросло до 2500?

— В основном регистрируют «ручные» организации, существование которых позволяет «дурить голову» Западу тем, что и у нас поддерживается общественная инициатива. Есть организации, которым отказать в регистрации сложно. Например, если объединились инвалиды. Чиновники тоже учитывают, с каким контингентом придется иметь дело.

— За какие деньги живет третий сектор? Стоит ли верить БТ, когда оно называет баснословные суммы?

— После ликвидации Фонда Сороса финансовая ситуация неправительственных организаций резко ухудшилась. Впрочем, работали и другие доноры: Фонд Евразия, всевозможные инициативы скандинавских стран, немецкие фонды. Конечно, зарубежная помощь — это не очень хорошо. Прежде всего потому, что грантодатели поддерживают только те проекты, которые кажутся актуальными им, без учета местных условий. Но если мы хотим развивать гражданское общество в Беларуси, то его могут развивать только белорусы. Нам не хватает экспертной оценки. Я считаю, что западным фондам было бы полезно инициировать деятельность независимых исследовательских программ. Тогда решение спонсора было бы более обоснованным.

— А отечественная схема финансирования?

— Бизнес? Но крупный бизнес у нас находится под «крышей» государства, а мелкий не заинтересован в поддержке организаций третьего сектора.

— Что вам не нравится в том третьем секторе, который мы имеем?

— На мой взгляд, третий сектор не должен отнимать хлеб у политических партий. Он должен помогать людям. У нас же получилось, что третий сектор не просто занимается политикой — с октября 2005 года он монополист в политической сфере. Я считаю: это очень плохо. Те люди, которые пришли в политику из третьего сектора, далеки от понимания того, что такое политическая борьба и как ее вести. Они привыкли жить по законам третьего сектора, когда есть проект и этот проект нужно отработать, написать хороший отчет и, главное, не попасться под горячую руку властям.

— Чего лишилось правительство с потерей третьего сектора?

— Оно потеряло инициативных людей, доверие образованной части общества, контакты с зарубежными странами, социальный капитал. В нынешних условиях третий сектор не способен к его производству. Но еще в конце 1990-х Ассамблея являла собой прекрасный пример того, как одни организации помогали другим.

— Что может дать толчок развитию третьего сектора?

— Властям рано или поздно придется сдаться. Не надо преувеличивать их могущество и непобедимость. Придется возвращаться к идеям диалога, коммуникаций с обществом. Пока власть наша ориентирована только на давление. С каждым годом оно ужесточается. Скоро наступит предел.

— Через пять, десять, сто лет?

— Если вы были на Площади Калиновского в марте прошлого года, то знаете ответ на этот вопрос. Площадь была не потому, что люди пришли поддержать Милинкевича. Они пришли, чтобы высказать свою позицию. Они не могли не прийти. Власть рискует через какое-то время опять получить такую же Площадь, причем в расширенном варианте. И произойдет это намного быстрее, чем через пятилетку.

— Что изменил третий сектор в вашей жизни?

— Он мне помог. Теперь я могу спокойно смотреть в глаза своим детям. В общественном секторе человек не просто отрабатывает часы, а получает возможность для творчества. Я занимаюсь любимой профессией. Я политолог. В БГУ уже не преподаю — оттуда меня выставили по политическим мотивам перед прошлогодней президентской кампанией, несмотря на 20-тилетний стаж работы. Это был превентивный шаг. Теперь я работаю в Европейском гуманитарном университете.

Беседовала Марина ЗАГОРСКАЯ