«В Минске пролежал на морозе 20 минут. Мы настолько затюканные, что боимся спросить человека, как он себя чувствует»

Саша Калинкин в интервью Жизнь-малина рассказал о своей болезни, задержании, порассуждал о юморе и объяснил, почему жизнь дня него не «малина», а борьба.

О СМА и лечении в Польше

— Я пошел к неврологу, нужно было выписать лекарства. А она говорит: в Польше есть программа лечения, не хотите? И я такой: в смысле, не хочу ли я? Я как иностранец имею какое-то право? И она объяснила, что программой может воспользоваться любой, кто легально находится в Польше, платит налоги и имеет страховку. Смешно было, когда я спросил «а что я буду за это должен?», а мне ответили — ничего.

С одной стороны, было обидно. Чужая страна платит за тебя деньги. Почему? Я же беларус, а не поляк. С другой стороны, прикольно. В Беларуси я бы «отрабатывал». У нас два года отработка за платное обучение. Если бы в Беларуси на меня потратили 750 тысяч долларов…

Хотя мы живем в таких условиях, что я не удивлен. По ковиду было понятно, что на население плевать (в Беларуси — С.). Так быть не должно. Но если не соблюдаются такие вещи, как свобода слова, то о чем можно говорить? Они не будут думать о таких людях.

Препарат, который мне колют, не дает гарантий, что я выздоровею. Это говорит о том, что, скорее всего, замедлится действие болезни.

Прикинь, тратить такие деньги на человека, который еще и здоровым не станет? Лучше на милицию потратим.

О том, как СМА сказывается на Саше, он объясняет так: это что-то похожее на выученную беларусскую беспомощность.

— Когда ты не можешь ничего сделать. Представь, что ты не можешь сам встать со стула. Я еду на море чисто постоять, потому что я даже не могу встать с земли. Мой самый большой страх, что я когда-нибудь упаду зимой и замерзну.

Самая трэшевая история, которая со мной происходила — это когда я зимой в Минске пролежал в снегу на морозе около 20 минут, и ко мне никто не подошел.

Это было страшно, потому я думал, что получу обморожение или что-то еще. Было обидно: почему люди не спрашивают, нужна ли помощь? Не остаются людьми, а проходят мимо.

Мы настолько затюканные, что боимся подойти к человеку и спросить, как он себя чувствует. Я не прохожу мимо никогда: если от человека пахнет алкоголем, я просто спрашиваю, как он себя чувствует. Даже если он алкоголик, это не значит, что человек должен здесь умереть.

Это также говорит о том, что у нас не супервзрослое общество. В Польше, например, такой проблемы нет. Сколько раз я падал в Польше, если улица не оживленная, то да, могли долго подходить, но вообще я даже не успевал попросить помощи, а мне уже помогали.

О том, почему вышел 9 августа 2020 года и как оказался задержанным

— Я хочу быть таким же членом общества, как и все. Это было нужно мне, потому что люди с какими-то ограничениями больше всего не в безопасности. И если в стране ничего не поменяется, такие люди будут погибать, будут предоставлены сами себе.

Я бы хотел, чтобы у нас было другое общество, чтобы люди не оставляли человека в беде, а государство помогало людям с инвалидностью. Для меня это был вопрос моей выживаемости, будущего, я хочу жить в нормальной стране.

9 августа мы пришли с женой на участок, вышел сотрудник милиции, сказал, что здесь не будут вывешивать протокол. Я его снимал, пытался сказать какие-то умные вещи. Приехал ОМОН с двух сторон, крикнули «пакуем».

Я подумал: хорошо, тогда я буду максимально изображать из себя беспомощного. Естественно, они быстро меня «завалили», я лежу, они спрашивают: чего ты упал? Я объяснил, что у меня проблемы со здоровьем. Они попросили доказать, тогда я показал удостоверение инвалидности. Они меня подняли за руки и ноги и занесли в микроавтобус.

Девушкам тогда сказали, что они могут идти. Но моя жена сказала: «Нет, я с ним поеду». В микроавтобусе меня немножко побили, спросили, сколько мне заплатили денег.

В четырехместной камере на Окрестина, по словам комика, сидело около 36 человек. Задержанных не кормили, специально закрывали «кормушку», чтобы не хватало воздуха.

— Судили нас прямо на Окрестина.

Судья зачитывает, что я якобы подписал протокол, что убегал, оказывал активное сопротивление. Я говорю, что физически не мог этого делать, поднимаю шорты, говорю, вот, у меня нет мышц, у меня группа инвалидности, я не мог этого делать.

Судья была в ступоре, они не знали, что со мной делать, потому что я не подходил под эти протоколы. В итоге меня на следующий день освободили: посадили в машину и отвезли подальше от Окрестина.

О юморе в Беларуси и о том, почему раньше не шутил на тему политики 

— Мне это было не близко, потому что меня это не волновало. У меня были какие-то попытки шутить на эту тему, но я только в 2020 году стал нормально смотреть на мир. Меня не волновала политика, я был классическим «хатаскрайником».

У государства, у пропаганды не получается с юмором, потому что они это делают на натурально. Это желание заставить смотреть. Люди не тупые: они смотрят и выкупают, когда их хотят обмануть. Там это бутафорское и неактуальное.

Шутки — это всегда что-то острое. Обычно шутят о чем-то негативном: как можно шутить о позитивном и хвалить Лукашенко? Шутить, какие мы хорошие пропагандисты?

То, что режим боится юмора, это их ошибка. Если бы они позволяли над собой смеяться, со стороны бы выглядело, что не так уж плохо мы живем — вот, свобода слова, люди шутят. Они боятся, потому что юмор — мощное оружие.

Почему жизнь не «малина»

— Каждый день для меня — борьба, потому что каждый день я не могу делать вещи, которые делают другие люди. Я уже давно думал о том, чтобы у меня были дети, но я понимаю, что не смогу держать своего ребенка на руках, — поделился Саша Калинкин.