Такая вот «хреновина», или ностальгия живота

Путь к сердцу мужчины лежит через желудок, так утверждает советская поговорка. Комплимент сомнительный для наших мачо — в самом деле, в какое место за желудком определили дамы сердца своих любимых? То-то же…

И всё же, невзирая на диеты и всякие там фитнессы, среднестатистический русский мужчина (положа руку на сердце, и женщина тоже) пожрать любит. Раннее пузо сразу выдаёт нашего на улицах европейских городов. Русское застолье — это вам не аскеза швейцарского аперо с крошечными сухими бутербродиками, оливками и чипсами. На обильном русском столе с трудом можно отыскать свободное место для собственной тарелки. Может быть именно поэтому, перебравшему лишнего не остаётся ничего другого, как отдыхать, уткнувшись лицом в салатницу с оливье или в селёдку под шубой.

Гастрономические страсти давно вышли за пределы одной отдельно взятой семьи — теперь магазины русских продуктов и русские рестораны мельтешат уменьшительными суффиксами на ценниках и меню: «Картошечка», «Грибочки со сметанкой», «Селёдочка под майонезом». Иногда обухом по голове дружелюбно-грубовато бьёт «Хреновина», нежный и вкусный на самом деле соус. То ли это от недоедания прошлых лет, то ли что-то другое — пусть историки с филологами ломают головы, я же просто констатирую факт.

Четвёртый год проживаю я в Аарау, городке маленьком — запомнил, пожалуй, в лицо всех туземцев. Русскую речь слышу чрезвычайно редко. Но стоило у нас открыться «Ладе», магазину русской гастрономии, из всех щелей кантона повыползали тараканами дорогие соотечественники.

Как мы умудрились потеряться в этой деревне, не встретиться, не познакомиться? Урчащий от гастрономической ностальгии желудок выполнил благородную миссию: в «Ладе» лично я быстро оброс новыми знакомыми.

Большие диаспоры: китайцы, тайцы, итальянцы с испанцами имеют свои клубы, свои рестораны и магазины. Славяне более ленивы — имея прекрасные традиции кухни, открывают пункты питания разве что в крупных городах. Ленивы не только наши — много ли вы видели ресторанов с, допустим, сербской или болгарской кухней?

Когда я впервые попал в «Ладу», в моей голове стремительно закрутились шестерёнки машины времени. Я, мальчик с приклеенным к бритой голове чубчиком, держу в руках тяжеленную книгу с золотыми буквами на тёмном коленкоре: «Книга о вкусной(!) и здоровой(?) пище», год издания — 1950-й. С предисловием наркома по обжорству, незабвенного сталинского сокола А. И. Микояна, того самого, который «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича» и сохранившийся в народной памяти главным образом как «микояновская котлета».

От созерцания иллюстраций этой волшебной книги начинается обильное слюновыделение. Хочется сьесть не только дымящееся харчо, с любовию изображённого неведомым иллюминатором, но и стол вместе со скатертью. Это был гастрономический оргазм, ворвавшийся в мою только начавшуюся жизнь вопреки теориям доктора Фройда, ох как напрасно проигнорировавшему кулинарную сторону либидо.

Милый сердцу китч «Лады» — между бутылками водок, шампанских и вин мельтешат мал-мала-меньше матрёшки обоего пола: безымянные румяные бабы и почему-то российские президенты. Не знаю, что символизирует матрёшка Путин, но реалистично-испитая физиономия матрёшки Ельцина довольно органично смотрится на фоне батареи бутылок, заговорщически ухмыляясь.

Рядом укоряюще кривит губы матрёшка Горби, как бы приговаривая: вот злонравия, мол, достойные плоды. Зря вы так, Михаил Сергеевич. Ну разве можно немедленно не выпить рюмку замечательной горилки с перцем, стручок которой так аппетитно плавает в кристально чистой «огненной воде»? И закусить «Огурчиком малосольным» (о, опять этот уменьшительный суффикс!).

Кстати, малосольные огурчики и квашеная капуста очень популярны среди швейцарцев. С высунутыми языками и выпученными глазами бродят туземцы среди непривычных деликатесов, вертят руках бублики с маком, обнюхивают тульские пряники, зефир и глазированные сырки — невиданные для местных продукты. На моих глазах рухнул миф о трезвости швейцарцев: практически всю водку скупают именно они.

Когда в «Ладу» заходит швейцарец, я испытываю подзабытое, щемящее сердце, ощущение родины — я чувствую себя хозяином, привечающим гостя: любезно и чуть-чуть снисходительно. Странно видеть жителей страны, купающейся в собственном супершоколаде, скупающих «Птичье молоко» и скромницу «Алёнку». Воистину, там лучше, где нас нет.

Вся вкуснота завозится в «Ладу» из Германии. Массовая эмиграция российских немцев на историческую родину — а следует помнить, что в подавляющем большинстве это выходцы из глубинки и деревень, где приготовление домашних разносолов имеет богатейшие традиции — породила там небывалый спрос на русские лебенсмиттель. Уж не знаю, на каких комбинатах готовятся все эти соленья-варенья, но мне представляется уютная домашняя кухня, только не 10 кв. метров, а 1010, где снуют у сотен столов и плит уютные старушки в домашних халатах, опрятных передничках и шлёпанцах — квасят, шинкуют, засаливают, пекут, а в перерывах гоняют чаи и вяжут внукам тёплые носки.

В «Ладе» незримо присутствует не столько русский, сколько советский дух: однажды кассовый аппарат закапризничал и отказался принимать бумажную ленту для чеков. Продавщица безуспешно меняла рулон за рулоном, подключился её муж — безуспешно. Постепенно собрались доброхоты-покупатели: стучали по кассе кулаками, переворачивали её, трясли, а те, кто с техникой не в ладах, осторожно давали советы. И показалось мне в этот момент, что я — в маленьком кооперативном, провинциальном магазинчике какого-нибудь Урюпинска, где знакомы все друг с другом триста лет, а за стеклом витрины промозглая погода, как в Урюпинске, и льёт мелкий противный урюпинский дождь. Кассу, кстати, бесхитростный наш интернациональный коллектив так и не уговорил работать в этот день, пришлось вызывать спеца.

Мой приятель Маркус повадился ходить в «Ладу» за водкой. Говорит, что дизайн бутылок сводит его с ума. Правда, в последнее время он избегает садиться за руль своей старенькой «Тойоты», и я подозреваю, что содержание в данном случае потихоньку берёт верх над формой.

Подруга Маркуса Ивонн пристрастилась к конфетам «Птичье молоко» и стремительно набирает вес — зло, борьбе с которым она посвятила десять последних лет своей жизни. Так русская гастрономия и бакалея начали решительный штурм устоев швейцарской цивилизации. Без экспорта мировой революции, без диктатуры пролетариата, но через жиры и углеводы. Через желудок к сердцу. Аараучан и не только. Такая вот хреновина, господа…