Шрайбман: Лукашенко заинтересован в том, чтобы накал противостояния в регионе не спадал

– Спектр сценариев развития белорусского кризиса на ближайшие годы настолько широк, что любой конкретный прогноз не имел бы большого смысла, – пишет Артем Шрайбман на Carnegie.ru. Можно лишь говорить об основных трендах, которые сейчас выглядят устойчивыми.

При сохранении сегодняшней внутренней политики мало что способно в обозримом будущем вернуть протестную энергию образца 2020 года.

Для этого понадобилась бы либо продолжительная оттепель, то есть устойчивое понижение — к которому бы привыкло общество — цены протеста; либо по-настоящему глубокий экономический кризис, способный запустить цепочку забастовок и паралич системы; либо другой сильный эмоциональный триггер вроде внезапной вспышки государственного насилия такого размаха, который бы радикализовал сторонников протеста вплоть до готовности к силовому сопротивлению. Если чего-то подобного не произойдет, оппозиция будет влиять на ситуацию лишь опосредованно — через лоббирование внешнего давления на Минск.

Конституционная реформа выглядит как пролог к контролируемому транзиту власти. Иначе для Лукашенко не имело бы смысла ослаблять фигуру президента и усложнять систему, вводя в нее новый орган — ВНС. Но пока заявленные планы реформы не выглядят как четкие гарантии.

Да, Лукашенко, судя по всему, обозначил путь своего плавного ухода с президентской на новую, надзорную должность. Однако, пока власть в стране контролируется им единолично, он может при желании сойти с этого пути или затягивать передачу полномочий под разными предлогами — от сложной ситуации внутри и вокруг страны до отсутствия подходящего преемника.

Обратить транзит вспять после появления второго президента, пусть даже сначала полностью лояльного, будет сложно. Все, включая Россию и белорусскую номенклатуру, станут воспринимать Лукашенко как уходящую фигуру, а политический вес преемника будет неизбежно расти.

Учитывая характер Лукашенко, можно ожидать, что он попытается активно вмешиваться в работу новой власти. У нового президента в такой ситуации будет выбор — вечно подчиняться не самому популярному предшественнику, то есть вести себя явно не по-президентски, или бороться за свою автономию, а заодно за международное признание и внутреннюю легитимность.

По опубликованному проекту конституции, силовые ведомства и исполнительная вертикаль остаются в руках президента. Это значит, что он формально сможет поставить Лукашенко на место или инициировать его отстранение от власти.

Достаточно будет предварительно заменить ключевых чиновников и силовиков на своих людей — и даже изначально выступавшее на стороне Лукашенко Всебелорусское собрание способно одним голосованием отправить его на покой, как в 1964 году пленум ЦК КПСС сместил Никиту Хрущева с постов первого секретаря партии и главы правительства СССР.

Понимая эти риски, Лукашенко может откладывать новые президентские выборы до последнего и оставаться в сегодняшнем кресле вплоть до 2024–2025 годов, если позволит ситуация. События в Казахстане в январе 2022 года и стремительный выход президента Токаева из-под контроля Нурсултана Назарбаева наверняка ослабили энтузиазм Лукашенко в отношении подобных экспериментов. Стало ясно, что даже многочисленные формальные и неформальные гарантии статуса первого президента не являются страховкой в кризисный момент.

Впрочем, проект новой конституции позволяет лично Лукашенко совмещать посты президента и главы ВНС и переизбираться президентом еще на два срока после 2025 года. Таким образом Лукашенко получает формальную возможность сохранять интригу и подобрать преемника тогда, когда он будет готов, а не в увязке с каким-то строгим дедлайном.

Траектория внешнеполитического курса Минска более предсказуема, по крайней мере до транзита власти. Восстановить докризисный уровень отношений с Западом для Лукашенко невозможно без какого-то нового, острого, скорее военного конфликта в регионе с участием России. Тогда, возможно, Минску удалось бы снова продать Евросоюзу и США свое дистанцирование от Москвы.

И даже в этом случае планка требований к Лукашенко была бы выше, чем в 2014 году, из-за накопленного негативного багажа.

Однако, судя по все более тесной белорусско-российской военной интеграции, возможный региональный конфликт скорее приведет к сближению Минска и Москвы, а не к дистанцированию. Без региональных катаклизмов путь к полной нормализации отношений с Западом для Лукашенко закрыт даже в том случае, если он освободит всех или большинство политзаключенных и допустит какую-то разрядку в стране. Так можно ослабить санкции, восстановить дипломатические отношения там, где они были нарушены, но вряд ли достичь чего-то большего.

Несмотря на общий позитивный фон в отношениях Минска с Москвой, на море братской риторики, сближение позиций по Крыму, подписанные программ интеграции и усиление военного сотрудничества, базовое противоречие интересов в этой асимметричной паре никуда не ушло. Лукашенко хочет больше экономической поддержки при минимальной или отложенной институциональной интеграции, Москва ожидает обратного. Пока не возникнет новых поводов для торга, это противоречие может оставаться незаметным.

Разногласия, однако, обостряются, когда одна из сторон вспоминает о том, что ей надо от союзника. Чаще импульс исходит от Лукашенко из-за потребности в рефинансировании существующих кредитов. Сейчас проблема может возникнуть из-за того, что для Минска по политическим причинам закрыты западные рынки капитала, а в ближайшие два года предстоит выплатить больше $7,5 млрд по долгам.

Даже если конъюнктура спроса на белорусские экспортные товары останется такой же благоприятной, как в 2021 году, в дело вступят западные секторальные санкции, которые бьют как раз по важным экспортным отраслям. Поскольку ликвидных резервов у страны около четырех миллиардов долларов, потребность в новых кредитах от России очевидна, и правительство в Минске это признает.

Здесь и заложен конфликтный потенциал отношений двух стран. Запас символических уступок у Лукашенко почти исчерпан, на серьезные он, кажется, все еще не готов. А Москва, хоть и опасается белорусского разворота на Запад в случае дестабилизации режима, в последние годы уменьшает, а не увеличивает помощь Минску.

Два важных вопроса для формата и управляемости белорусского транзита: 1) насколько уступчивой будет российская власть, когда Лукашенко в очередной раз придет за кредитами, и 2) будет ли одним из условий этой поддержки передача реальной власти новым людям в Минске.

Ответы на них напрямую зависят от регионального и мирового контекста. Чем конфликтнее отношения между Россией и Западом, тем сильнее в Москве окопная логика восприятия своих соседей и готовность их защищать от западного давления просто из принципа. Но демонстрация боевого братства в отсутствие боя перестает быть такой убедительной. Когда между большими игроками наступает перемирие, в Москве громче звучат бухгалтерские голоса о том, что инвестиции в белорусский режим, в общем-то, не окупаются.

Малая вероятность нового этапа полноценного внешнего балансирования изменила и вектор интересов Лукашенко в этих геополитических раскладах. Раньше он выполнял какие-то миротворческие функции в регионе и стремился делать это на мировом уровне, пытаясь превратить Минск то ли в новую Женеву, то ли в Хельсинки.

Сегодня Лукашенко заинтересован в том, чтобы накал противостояния глобальных игроков в регионе не спадал. Поэтому он не стесняется подогревать этот котел, угрожая разместить у себя российские ракеты «Искандеры», ядерное оружие и проводить еще больше военных учений, а также втягивая Москву в свои споры с Евросоюзом и соседями — вроде миграционного кризиса. Но, как и с проектом моста между Востоком и Западом, успех попыток Лукашенко стать надежным бастионом Востока зависит в большей степени не от него самого, а от того, будет ли на эти услуги спрос.