Сергей Зажитько: "Ничто нам не мешает заняться сексом прямо здесь!"

Сергей — композитор, ответственный секретарь Киевской организации Национального совета композиторов Украины. Вопреки должности и роду занятий, никакого тебе фрака и серьезных мин: то он под роялем музыку исполняет, то уже под крышку его залез. Зажитько — большой любитель древней языческой ритуальной культуры — «за полнейшее раскрепощение». А чего еще ждать от самого сексуального композитора Украины, сочинившего такие произведения, как, скажем, «Фаллосипед» или «Плейболл». Но сначала о серьезном.

— Вам-то, наверное, видны изнутри проблемы Союза композиторов?

— Мы доим Министерство культуры, каких-то еще спонсоров, если повезет, чтобы хоть какая-то концертная жизнь у нас была. Это все происходит на стрессах, с трудностями. А Министерство культуры есть Министерство культуры, и тут все понятно…

— Мне вот непонятно… Есть такое красиво зданьице, где за плотными шторками что-то происходит. А что?

— Постоянная миграция денежных масс, но все это невидимо, за кулисами. Зашел как-то в министерство, стал себе насвистывать. Ко мне подошел один: «Ви знаєте, товаришу, у нас тут не свищать!» Я объяснил, что это отрывок из Бетховена. На что он мне сказал: «Ну, якби ви народну пісню свищали — це б ше можна було зрозуміти, а то Бетховена... Таке у нас не свищать — тут поважні люди сидять!» Все, что происходит там — меня мало волнует. Сегодня министр ушел, завтра — да здравствует новый министр. А вас так интересует тема министерства?

— Скажите тогда, как появилось первое ваше произведение с таким вот сексуальным подтекстом?

— О, вот это поинтересней! Первое подобное сочинение «родил» в 95-м году. Оно исполнялось на рояле, под ним, внутри его, сбоку, расческой по клавишам, карандашом — целый спектр таких себе необычных звучаний. Рояль был использован как ударный инструмент. Комично выглядело.

— У нас, знаете ли, привыкли: сидит чинный человек во фраке, при бабочке, со стула не встает и играет что-то красивое… А вы — под рояль…

— Это вы об академической музыке. А возьмите джаз или авангардную — там свободная подача материала. Бабочка, фрак и сросшесть со стулом — это все для классики, театр немых актеров.

— А что это за жанр, в котором вы играете?

— Это — перфоманс, иногда хэппенинг — представление, где участвует публика. В Голландии есть такое. Представьте: объявляется некое шоу, люди покупают билеты, заходят в помещение — а там пусто: ни актеров, ничего. Они стоят в недоумении, ждут, когда хоть что-то появится. Им подают графинчик, говорят: «Вы пока попейте, освежитесь». Все пьют, а напиток — синего цвета. К людям так никто и не выходит, но, в конце концов, появляется человек: «Извините, у нас накладка — наш актер заболел — мы вернем билеты». Публика недовольна, но, как оказывается, кульминация происходит дальше. Дома люди в туалете обнаруживают, что у них, извините, голубая моча. В этом-то и есть весь прикол. Это и есть хэппенинг, концептуальное искусство.

— Зачем все эти дополнительные штучки? Какого-нибудь Моцарта с Бахом люди и без того слушают увлеченно…

— Музыка — часть действа. Вот в опере никто же не говорит, мол, оставьте только актеров — там взаимодействует все вместе. Просто в ХХ веке уровень свободы в искусстве такой, что самовыражение художника уже может принимать радикальные формы. Цель авангарда — растормошить, шокировать, расширить сознание.

— Вот советский послеперестроечный человек: сознание зашоренное, есть свои сложившиеся стереотипы в искусстве. Ваше первое такое вот выступление. Были покинувшие зал?

— Публика сразу делится: на тех, кто это воспринимает с восторгом, и тех, кто наоборот. Равнодушных нет. Возмущенных было много. Меня начали гнобить в прессе. Был один музыковед, писал: «Это полный распад», «Зажитько — фурункул на теле украинской музыки». Позже он же перестроился: «Да, Зажитько — это мощь».

— А были коллеги, которые после выступления отводили в сторонку, говорили: «Ну что ты делаешь, постесняйся»?

— Говорили: «Ну, это же не музыка! Это трюкачество, не искусство». Нет, и сейчас есть часть возмущенной публики на моих концертах. Но и она все время идет. Возмутиться. Люди, которые на прошлом концерте чуть ли не плевали мне в лицо, сидят в первом ряду уже на следующем. Есть проблема музыкальной информированности людей — отсюда и узость, косность взглядов.

— Как вам живется с ярлыком самого сексуального композитора Украины?

— Да оно так и есть — сексуальной символики в моих произведениях предостаточно! Возьмите хотя бы «Черные лебеди Серафима Тигипко». Там основной инструмент — длинная трембита. В какой-то момент две девушки подходят к ней и начинают как бы поглаживать с двух сторон, темп музыки убыстряется и в конце трембита опускается. Я с этим названием, про Серафима Тигипко, как-то проснулся.

— Что ж вы просыпаетесь с такими названиями!?

— Да черт его знает! С Тигипко какая связь? Да никакой! Просто был на слуху тогда. Еще одно мое произведение «Фаллосипед» — там девушка-мим под ударники входит в состояние транса, делает руками пассы, словно обхватывает, гладит огромный фаллос. Вокруг нее ходят кругами (это и есть момент колеса) четыре человека с пылесосными шлангами. Шланги здесь — инструмент, в них дудят. Так и название сложилось — с одной стороны — фаллос, с другой — круг, колесо. Есть у меня сочинения «Здесь», «Вот так» и «Еще». Хорошо звучат, если объявлять и играть их подряд: «Здесь…вот так…еще!» Есть сочинение для баяна — «11 маленьких музыкальных перверзий для Анастасии Гнатюк». Каждая перверзия имеет свое название: «Девственность», «В степях Украины»… Заканчивается все это «Оральным этюдом». Очень сексуальная музыка, которую завершает шум баянного меха, без клавиш — когда растягиваешь меха быстро, похоже на обычное в сексуальных делах пыхтение, в самом конце — длинный такой, протяжный выдох баяна, сами знаете, после чего бывающий.

— Как Союз композиторов относится к этому вашему ряду произведений?

— В вопросе сквозит отношение к Союзу композиторов как к тому, советского периода. А это стала демократичная организация — что хочешь, то и пиши. Некоторые фестивали даже просят включить произведения вроде «Фаллосипеда» в программу — мол, публика на них и идет (стучат, Зажитько вызывают за дверь). Знаете, какой вопрос мне задали? «Вы 50 грамм будете?» А вы говорите, Союз композиторов не изменился!

— Я вот вас слушаю — вроде серьезный человек, и понять не могу, какой процент стеба в ваших произведениях?

— Да в них все вместе! Тут и стеб, и элементы театра абсурда, и философия. Мне нравится языческая, дохристианская культура со всеми этими подобными ритуалами, сексуальной символикой. Я много слушал шаманской музыки, а пение эскимосов — это потрясающе, почти Бетховен...

— Как пришла в голову идея внедрить в музыку секс? У нас ведь секса не только в стране, но и в музыке не было…

— Мне интересно эпатировать. Нравится вызывать реакцию, пусть даже возмущение. А чем эпатировать можно? Тем, на что есть табу. Секс — сфера настолько табуированная, что просто иногда смешно. Скажешь, бывало, что-то откровенное, а человек съеживается: «Как ты можешь об этом говорить?» А естественность заключается в том, что если вы мне нравитесь, а я вам, то ничто нам не мешает заняться сексом прямо здесь!

— Ой, вы меня пугаете! Лучше-ка от секса перейдем…

— Да, давайте — музыка же не только на сексе держится, есть и другие формы…

— Да, о формах. Нужна ли такая организация, как Союз композиторов: твори себе, играй — зачем вступать куда-то?

— Если человек в шоу-бизнесе, то ему этот наш Союз до лампочки — он зарабатывает и без нас. Но таких немного: Злотник, Поклад… Если завтра Союза не будет — им от этого не холодно и не жарко.

— Кому жарко тогда?

— Тем, кто занимается академической музыкой. Для них это возможность продвинуть свое творчество.

— Двести человек в Союзе. Так много талантливых или так много желающих в него попасть?

— Количество не равнозначно талантам. Да и членов, конечно, столько не нужно. Человек вступает в Союз. Потом где-то теряется, перестает заниматься своей профессией, а все еще числится членом. Много дилетантов, случайных людей…

— Если бы у вас были полностью развязаны руки и вам бы дали любую сцену, какую бы композиторскую мечту там воплотили?

— Хотел бы вдоль какой-нибудь центральной киевской улицы вроде Крещатика рассадить музыкантов на крышах. Идешь по улице, а музыка сверху падает, догоняет тебя, меняется от фасада к фасаду. Форма существования музыки в концертном зале устаревает. Когда-то была музыка на воде, ее специально писали и исполняли прямо на лодках — звук от воды хорошо отпрыгивает. Почему бы этого не вспомнить? Красиво ведь!