Сергей Дроздовский: «Будущего у такой жизни нет»

Политзаключенный, который передвигается на инвалидной коляске, — о том, как он провел полгода в заключении, и кому мешала ликвидированная властями организация, которая отстаивала права людей с инвалидностью.

31 июля Сергей Дроздовский вышел, как он сам говорит, на условную свободу. После того, как правозащитник провел под домашним арестом полгода, ему изменили меру пресечения под поручительство.

Коллегу Сергея — юриста «Офиса по правам людей с инвалидностью» Олега Граблевского выпустили из СИЗО №1 на тех же основаниях.

Справка

3 февраля стало известно о задержании представителей Просветительского правозащитного учреждения «Офис по правам людей с инвалидностью», директора Сергея Дроздовского и юриста Олега Граблевского.

Им предъявили обвинение по статье 209 Уголовного кодекса — «Мошенничество, совершенное организованной группой или в особо крупном размере». Правозащитников признали узниками совести.

По словам Сергея, изменение меры пресечения было для него ожидаемым.

— 6 месяцев — это порог для следствия, когда необходимо или обвинения предъявлять, или новые обстоятельства найти, — объясняет в интервью «Салідарнасці» Сергей Дроздовский.

Говоря о своих чувствах в связи с отменой домашнего ареста, правозащитник отмечает:

— Нельзя сказать, что распахнулись двери, и я почувствовал запах свободы. Но поначалу я растерялся. Неужели сейчас могу взять телефон и позвонить друзьям? Могу поехать в парикмахерскую. Кстати, первым делом туда поехал.

— Мы с вами три дня договаривались об интервью. Чем вы заняты первые дни на «условной свободе»?

— На меня обрушился большой объем информации. Я узнал много новостей, Мне обвалили мессенджеры звонками. Не успеваю пообщаться. Друзья уже начали обижаться, что я не со всеми встретился.

Буквально накануне я узнал от адвоката, что «Офис по правам людей с инвалидностью» ликвидирован.

Моя вторая работа — в «Белорусском обществе инвалидов». Пока я был под арестом, накопилось много вопросов, которыми нужно заняться.

Кроме того, предстоит решить множество бытовых проблем.

— Для многих ваших коллег-правозащитников то, что вас и Олега Граблевского арестовали, было неожиданным, поскольку ваша организация – «Офис по правам людей с инвалидностью» оказывает безвозмездную правовую помощь, адвокатирует изменения законодательства, проводит просветительские мероприятия по изменению отношения к людям с инвалидностью. Вы думали о том, что вас могут арестовать?

— Арест для нас был неожиданностью. Я не согласен с обвинениями, не вижу оснований нас сажать под арест.

Как юрист, считаю, что даже если к нам есть претензии, они могли разрешиться в административном порядке.

Кому-то не нравится допустим, наша деятельность. Защита прав человека находится в дискурсе: человек и государство. По-другому никак не работает. Есть человек и его права. Если они нарушаются, мы заявляем об этом. Сейчас это называют деструктивными высказываниями.

Но простите, если права человека нарушаются, то это вопрос спора и дискуссий. К большому сожалению, у нас даже в суде нет возможности доказывать нарушение прав.

В Беларуси нет закона о дискриминации. Как можно прийти в суд с таким иском? И мы об этом говорим. Конечно, это кому-то неудобно. Наверное, у кого-то может вызывать большое раздражение.

Мы постоянно твердим о том, что надо прописать запрет дискриминации, нормы, как защищать человека – жертву дискриминации.

Мы правозащитная организация. Мы стоим на том, что права человека неделимы, универсальны и распространяются на всех.

— Каким был ваш день под домашним арестом?

— Просыпался по будильнику, готовил завтрак, фоном шел телевизор — «Дискавери» и подобные каналы, потому что другое сложно смотреть. С 11 до 12 у меня была прогулка, которую я не пропускал. Я имел право гулять в районе 200 метров от дома.

Были дни, когда я посещал врачей. Для этого нужно было просить разрешения у следователя. С ним я должен был согласовывать любые свои контакты, поскольку домашний арест предусматривал запрет на коммуникацию.

Я изначально заявил, что моя инвалидность обуславливает большой набор дефицитов и потребностей, которые я сам восполнять и обеспечивать не могу.

Я ограничен в способах приготовления еды. Тем более, у меня в общежитии общая кухня. Перевязки сам не делаю. Люди, которые помогают мне с уходом, имели ко мне доступ. Готовили еду и помогали с бытом.

Что было самым сложным для вас под домашним арестом?

— Как бы эти люди ни думали, что домашний арест — это очень хорошо. Ты спишь в своей постели, смотришь телевизор — сиди, жуй печеньки. При этом ты понимаешь, что находишься под принуждением в неволе, и ты не можешь самостоятельно что-либо решать, предпринимать. Тем более, если ты вообще не согласен с тем, за что тебя туда поместили.

Самое ужасное для человека в такой ситуации — это полный запрет коммуникации. Наверное, не замечаешь до этого, сколько в жизни общения в разных формах. Еще был информационный голод, поскольку новостей из телевизора не узнаешь.

Еще меня угнетало то, что я не могу работать, все мои обязательства были не выполнены. Может быть, кому-то оторваться от работы на полгода — это хорошо. Меня же это мучило.

Думаю, морально и психологически больше страдала моя семья, чем я. Все держались, но я подозреваю, что родным это далось тяжело.

— Домашний арест вас изменил? Произошли ли какие-то перемены внутри?

— Любой человек под домашним арестом 24 часа в сутки наедине с собой. Ко мне приходили, но время было ограничено. Общения было мало.

Я интроверт и спокойно обхожусь без людей. Но в той ситуации все это воспринималось как принуждение. Это не я хочу сидеть под арестом, а меня заставляют. И если я не подчинюсь, то будет еще хуже.

Что касается перемен, то я остался прежним. У меня не возникло ни стокгольмского синдрома, ни комплексов.

— Что будет дальше с вашей организацией, помогавшей уязвимым людям? Вы будете оспаривать ликвидацию?

— Мое нахождение на условной свободе не ограничивает меня в работе. Я не должен совершать административных правонарушений. Это означает, что от имени незарегистрированной организации я выступать не смогу. Самое главное для нас сейчас — безопасность нашей команды.

Узнав о ликвидации Офиса, нам с Олегом позвонили много людей. Оказалось, наша организация делала то, что казалось незаметным. Информационная работа, работа по продвижению прав человека в сфере инвалидности, образовательные проекты.

В это ситуации, когда Офис по правам людей с инвалидностью ликвидировали щелчком пальца, мы не будем делать вид, что ничего не произошло. Мы расходимся в другие организации и проекты.

В будущем, когда появится такая возможность, мы будем восстанавливать Офис. Сейчас оспаривать решение о ликвидации — это все равно, что бодаться с бетонной стеной. Возможно, позже, когда мы все отдышимся.

У нас такое скопление негативных событий, что честно признаюсь никто не готов тратить свою жизнь на это. Очевидно, что офис закрыт принудительно, мы не согласны с причинами. Мы под следствием — и это определяющий факт. Как можно строить планы?

— Сергей, каким вы видите свое будущее и будущее нашей страны?

— Я, наверное, большой оптимист. Сегодня невозможно жить и продвигать законы и нормы, которые никак не вписываются в мировое сообщество. Это может длиться какое-то время. Но в принципе, это нечто невозможное.

Страны первого мира успешны, потому что их уровень жизни — результат сложных человеческих взаимоотношений. Цивилизационный выбор очевиден.

Государство не может существовать без верховенства права. Права человека являются главной концепцией. Конвенции – это то, о чем договариваются, когда их пишут, утверждают, выполняют. Это не просто с неба упавшие скрижали.

Если права человека будут выполняться, верю, мы начнем жить лучше. Тогда я буду спокоен за наше будущее. Испытывая ежедневное беспокойство под домашним арестом, я понял, что так жить нельзя. Это режим ожидания чего-то, но это не жизнь.

В романе братьев Стругацких «Град обреченный» такой сюжет: высшие силы создали местность, которая полностью изолирована от мира и развивается сама по себе. Там все вроде как у всех, но нет творчества. Не рождаются художники, не появляются поэты, нет артистов, нет полета мысли.

У нас похожая ситуация. Будущего у такой жизни нет.

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 5(71)