Сергей Алейников. Когда мы были дружбанами

Уж не знаю, стоит ли нам осуждать лучшего футболиста страны минувшего века, что свой «полтинник» он встречает в должности тренера команды шестого итальянского дивизиона. Во всяком случае, Сергей Алейников не выказывает ни малейшего сожаления по этому поводу.

Он вообще удароустойчив и, кажется, почти целиком проникся менталитетом среднего итальянца, научившись жить без глобально поставленных целей — просто радуясь каждому наступающему дню.

Между прочим, солнечному и теплому. И взвешивая на весах пасмурный белорусский климат вкупе с непредсказуемыми председателями клубов, озабоченными более всего тем, как не вылететь из высшей лиги, еще и подумать надо — что лучше. Синица в руках у него и так есть, так зачем же гоняться еще за одной — вдали от семьи, которая для Сергея, сдается, всегда была самым главным в жизни.

— Первый вопрос банален. Как будешь отмечать 50-й день рождения?

— Не знаю пока. 9 ноября мы с “Красом” играем на Кубок, 11 ноября старший сын защищает дипломную работу в Туринском университете. Наверное, соберемся после этого всей семьей.

— Удачна дата твоего рождения: 7 ноября вызывает много ассоциаций у тех, кто успел пожить в Советском Союзе...

— Скажу сразу: на демонстрации я никогда не ходил. И не потому, что был аполитичным ребенком, просто футбол занимал все время, мы даже в праздники гоняли мяч.

— Тогда расскажи о самом дорогом подарке, который получал на день рождения.

— Футбольный мяч.

— Вопросов больше не имею.

— Если мое детство ассоциируется с двором и мячом, то что в этом плохого? Думаю, многие родители сейчас хотели бы для своих детей такого безоблачного, по сути, детства, которое было тогда...

Знаешь, я вообще не думал о каких-то геополитических вещах лет до 15-16 — кроме футбола, меня ничего не интересовало. Нас возили на турниры, иногда там же водили в музеи. А что еще пацаненку надо — зайти в магазин, купить конфеты и сувениры домой.

— Тут все от магазинов зависит. Приехав как-то в возрасте 14 лет на гандбольный турнир в город Горький, я был поражен тем, что в СССР существуют гастрономы, в которых нечего купить, кроме консервов с морской капустой.

— Я подобного шока не испытывал. Наверное, потому что наши маршруты проходили далеко от Центральной России. Москва, Ленинград, Киев — а там все было. Или я просто удачно заходил в магазины, когда в них как раз завозили товары...

— Также хочу узнать об особенной гордости советских ребят, которые выходили играть с зарубежными сверстниками. Считалось, что в любой области, и в спорте тоже, мы на деле должны были доказывать преимущества социалистического образа жизни.

— Все это придумали политики и поддержали журналисты. А на самом деле никто из нас, естественно, не думал об этой ерунде. Нам что, выходя на матч со сборной ФРГ, надо было вспоминать Великую Отечественную войну?

Мне кажется, что спортсмену вообще не следует влезать в дебри каких-то взаимоотношений между кем-то или чем-то. Нужно просто сосредоточиться на собственном состоянии и подготовке к конкретному матчу.

Другое дело, что футбол живет не только игрой, но и тем, что вокруг него происходит. Поэтому точно так же нормально отношусь к той волне, которая зачастую поднимается в прессе, чтобы привлечь внимание к игре. В Италии это вообще заурядное явление, и никто уже не обращает внимания на задиристый тон, присутствующий в публикациях.

— Помнишь свою первую заграничную поездку?

— Конечно. С минским “Динамо” мы поехали в Иорданию. По дороге у меня и еще у кого-то из ребят затерялась сумка с формой, поэтому нам выдали новенькую экипировку, что сразу на порядок подняло боевой дух.

Мы ездили на Мертвое море. Я тогда еще не умел плавать, но там это не имело большого значения. Остался очень доволен как этим путешествием, так и всей поездкой.

Вообще-то я легко влился в “Динамо”. Потому что, во-первых, перешел туда вместе с уже знакомыми ребятами из дубля, а во-вторых, в команде была довольно благоприятная атмосфера, и я не чувствовал никакого давления со стороны опытных игроков.

— М-да, начало 80-х — золотые годы белорусского футбола. Говорят, Малофеев тогда был совсем иным, нежели его запомнили большинство современников.

— Ну да, тогда он был нормальным — если так можно сказать... Хотя, наверное, это слово не очень подходит, можно черт знает что подумать о нем сегодняшнем. Просто ему удавалось поддерживать хорошую обстановку в команде. Я, во всяком случае, не чувствовал какого-то напряжения между тренером и футболистами. Может, потому, что всегда концентрировался исключительно на игре.

— Есть мнение, что основу успеха той чемпионской команды заложил не столько Эдуард Малофеев, сколько его предшественник Олег Базилевич — поклонник футбола рационального, подкрепленного отменной физподготовкой, где каждый знал свой маневр в той или иной игровой ситуации.

— Лучше всего на этот вопрос ответят опытные игроки — те, кто работал и с одним, и с другим. Они хоть сравнить их могут. Впрочем, не уверен, что кто-нибудь когда-нибудь этим занимался. За все время выступлений в “Динамо” даже не припомню случая, чтобы мы обсуждали тренеров.

— В Кубке чемпионов-1983/84 “Динамо” дошло до четвертьфинала, где уступило по сумме двух матчей бухарестским одноклубникам. И, честно говоря, о потенциале того состава остается только догадываться. Клубу ведь не пришлось потом сыграть ни с одним из общепризнанных европейских грандов...

— Очень не люблю вопросов из разряда “если бы”. Можно сказать все что угодно — и нафантазировать столько, что у болельщика от радости душа в пятки уйдет. Но разве это даст нам право считать мои догадки признанным фактом? Тем более что у каждого из нашей команды имелось бы на этот счет собственное мнение. Ну вот что бы сказал по этому поводу Пудышев?

— Что лишь досадная случайность помешала ему пригубить шампанского из Кубка чемпионов.

— Ну, это понятно. А Гоцманов?

— Он всегда хотел сыграть с “Ливерпулем”, который, к слову, в полуфинале одолел нашего обидчика из Румынии.

— Хорошо, отвечу так: в том розыгрыше мы вполне могли пройти в полуфинал. Матчи с румынами были абсолютно равными, особенно если учесть то, что команде никогда не приходилось начинать играть так рано, а у противника чемпионат был в разгаре.

Первую встречу мы сыграли в Тбилиси в начале марта, вели в счете практически весь поединок и лишь под конец, кажется, минуте на 88-й, пропустили. А в Бухаресте хозяева победили 1:0.

— Тем не менее можем ли мы признать “Динамо”-82 лучшей командой Беларуси за всю ее историю?

— Ну вот еще одно сравнение — как можно сопоставить его, скажем, с сегодняшней сборной страны? Хотя для меня очевидно, что нынешнее минское “Динамо”, конечно, не идет ни в какое сравнение с “Динамо” наших времен.

— Сколько игроков европейского уровня тогда было в клубе?

— Персонально никого выделять не буду, но пяти-шести футболистам было по силам выступать в ведущих клубах практически любого чемпионата Старого Света. Единственная проблема могла заключаться в том, что в Союзе мы привыкли играть в командный футбол, а на Западе больше ценят проявление индивидуальных качеств.

— Как считаешь, кто из чемпионов не раскрылся полностью?

— На ум сразу приходит Гуринович. Игоря рано сломали, и потом эти проблемы с голеностопом предследовали его на протяжении всей карьеры. Витя Янушевский, наверное, мог бы проявить талант в большей степени — очень хорошим футболистом был. Прокопенко? Он все-таки был в возрасте, когда “Динамо” стало чемпионом. Но определенно Сашу тормознула известная всем проблема...

— Не все сейчас, наверное, поверят, но в начале 80-х минский суперклуб мог вынести практически любую команду СССР — даже на чужом поле. Вы действительно тогда никого не боялись?

— Что значит — боялись?

— Хорошо, заменим синонимом “опасались”. Скажем, в домашнем матче игроки БАТЭ зримо опасались футболистов “Барселоны”.

— Я не сказал бы, что они опасались, просто проявилась разница в классе. Иногда бывают такие моменты, когда ты выходишь играть против очень сильной команды — скажем, той же “Барсы”. Наступает мандраж, ты можешь не знать, что делать в ситуации, когда тебя все время заставляют бегать без мяча. И в конце концов многие игроки думают уже только о том, как не пропустить слишком много.

И здесь очень большое значение имеет характер спортсмена. Понятно, что можно проиграть “Барселоне”, даже если вся команда находится в защите. Но можно — и проявив при этом все свои лучшие качества. И более успешно команда выступит тогда, когда попытается играть сама, не оглядываясь на соперника.

Надо выходить на поле с мыслью только о том, что ты — лучший и тебе надо выиграть. Я вообще не знаю, что это такое — выйти на поле и бояться. У спортсмена не должно быть такого чувства.

— Так это в идеале. А у вас в команде все были такими бескомпромиссными или ты один?

— Никого не надо было накручивать. Вообще недавно я пришел к мысли, которой хочу сейчас поделиться. Раньше думал, что у нашей команды есть коллектив, где присутствует дружба и все такое, но со временем оказалось, что, по большому счету, никто ни с кем по-настоящему не дружил. Всех объединяло только зеленое поле, где каждый был готов сыграть за себя и за того парня.

Может быть, именно та атмосфера и дала соответствующие результаты — когда каждый хотел показать свой максимум и старался, чтобы партнер тоже проявил наилучшие качества.

Мы все время были вместе. Делить нам было нечего, и потому казалось, что и в обычной жизни будем лучшими дружбанами. Но затем выяснилось, что все это не так. Впрочем, так было не только у нас — в Италии у ребят после окончания карьеры тоже остаются теплые, дружески отношения, но не более того.

Даже простой пример можно привести: вот у вас в редакции много народа, и вы все думаете, что вы — дружбаны. Но если потом разой- детесь по разным местам работы, то я не думаю, что останется прежняя близость отношений.

— Кого бы ты назвал наиболее принципиальным противником минского “Динамо” в чемпионате СССР?

— Да я бы не сказал, чтобы кто-то нас особенно заводил. Может, на киевлян и московские команды настрой был выше. Но и только. Боролись за премиальные. (Смеется.)

— А они большие были?

— Знаешь, сейчас-то цифры уже и не вспомню. Может быть, старики получали чуть больше, чем молодые, но незначительно.

— Какой матч в составе “Динамо” ты назвал бы наиболее упоительным?

— Это как?

— Мне, например, особенно понравилось, как вы обыграли “Спартак” дома в 1983-м, уступая 0:2, или когда в Киеве в 1982-м победили местных динамовцев 3:2.

— Да, помню киевский поединок, мы тогда просто здорово сыграли, все до одного. А наш чемпионский выезд в Закавказье? Тбилисское “Динамо” тех времен тоже было не подарок — выиграло Кубок обладателей кубков, в его составе выступало немало мастеров самого высокого европейского класса.

— Но больше всего таких мастеров традиционно находилось в составе киевского “Динамо”, и именно они составляли основу сборной страны. Тебе легко было с ними общаться?

— Киевские ребята проходили хорошую школу, и если они видели, что игрок из другого клуба сражается на поле так же самоотверженно, как и они, то почему у них должно быть плохое отношение к нему? А вот если футболист берег ноги в игровых эпизодах, то у него неизбежно начинались проблемы. Или его ставили на место, или он просто переставал существовать для команды. Вопрос в любом случае решался быстро.

— Мы не можем пройти мимо чемпионата мира 1986 года и неожиданной отставки Эдуарда Малофеева прямо перед его началом...

— Это были политические решения, принимавшиеся на самом верху, и игроки в этой ситуации ничего не могли сделать.

— Вопрос из разряда твоих нелюбимых. Если бы малофеевская сборная поехала в Мексику, как бы она там сыграла?

— Думаю, хуже уж точно не выступила бы.

— Но вообще-то тот чемпионат принято считать едва ли не самым фееричным для советских сборных. На самом старте вы смели в пыль венгров, обыгравших, к слову, в “товарняке” перед чемпионатом самих бразильцев со счетом 3:0. После тех 6:0 в голову болельщика приходили самые радужные фантазии, и поражение в 1/8 финала от бельгийцев стало для всех настоящим шоком...

— Знаешь, потом, по прошествии времени, я разговаривал с одним из игроков бельгийской сборной — кажется, это было на ужине после конгресса УЕФА. Так он мне заявил, что в том матче нам однозначно ничего не светило. Мол, итог был предрешен заранее. И пусть говорят, что политика должна быть вне спорта. Кто видел ту встречу, знает: два мяча были забиты бельгийцами из явного положения “вне игры”.

— Был еще один культовый матч — финал чемпионата Европы 1988 года с голландцами.

— Если смотреть объективно, то голландцы во главе с Руудом Гуллитом и Марком ван Бастеном были, конечно же, сильнее нас. Но одна отдельно взятая игра может сложиться по-разному, в зависимости от всяких мелких, на первый взгляд, обстоятельств. Скажем, после тяжелейшего матча с итальянцами у нас был на один день отдыха меньше. А если бы Беланов тогда реализовал пенальти...

Но, безусловно, такие мячи, какой забил ван Бастен, так просто не залетают.

— Дасаева никто не укорял за тот гол?

— Траектория удара была невообразимой, и Лобановский предъявлял больше претензий к Рацу. Потому что защитник в штрафной площади в любой ситуации не должен поворачиваться спиной, а обязан стараться всячески сузить радиус действий форварда.

Но в том сезоне ван Бастен мог бить из любого положения — мячи все равно залетали в ворота. Он находился просто в блестящей форме.

— Логично предложить тебе назвать лучшего футболиста, против которого приходилось играть.

— Ну, о Марадоне мы говорить не будем, потому что это просто отдельное явление в мировом футболе. Из остальных выделю того же ван Бастена. На мой взгляд, это идеальный форвард. Рост — за 180, одинаково хорошо владеет ударом с обеих ног, отменно играет головой, отличный дриблинг. Несмотря на высокий рост, достаточно мобилен.

Из советских мастеров мне всегда нравились Федя Черенков, Юрий Гаврилов, Александр Чивадзе, Давид Кипиани, Володя Веремеев, Олег Блохин — он умел управлять своей скоростью, и таким талантом на самом деле обладали немногие нападающие. Пудышев, Прокопенко. Серега Гоцманов — ярко выраженный игрок бровки, действовавший нестандартно и креативно.

— А вот интересно, твоя нынешняя команда под загадочным названием “Крас”, играющая в шестом дивизионе чемпионата Италии, решает задачи высокого порядка?

— В каждой лиге есть свои проблемы, но, по большому счету, они отличаются только в одном — различном уровне технической оснащенности футболистов. В моей команде играют в большинстве своем студенты, и понятно, что они мастера не самого высокого класса. Но ребята получают в клубе небольшие деньги. Кстати, структура последнего полностью повторяет своих старших собратьев в элитном дивизионе, естественно, с поправками в сторону уменьшения — у нас тоже есть офис, поле и так далее.

— А кому, собственно, нужна такая структура в шестой лиге, откуда на нее берутся деньги?

— Это частная компания, которой нравится заниматься футболом. Он здесь настолько популярен, что ни у кого не возникает вопросов, почему люди вкладывают деньги в этот вида спорта. Куда же еще?

— Кроме тренерских денег, каким образом футболист с именем может заработать в современной Италии?

— Везде, куда меня приглашают, есть какие-то премиальные. У каждого телеканала они свои, но могу сказать, что так же происходит и в Германии, и в Англии, и в других футбольных странах.

— В Беларуси, слава богу, такого нет.

— За это интервью, которое ты сейчас берешь, итальянская газета заплатила бы нормальный такой гонорар.

— Какой?

— Ну, с “Прессболом” мы как-нибудь договорились бы.

— Это уж как пить дать, хотя для белорусов ты давно уже стал типичным итальянцем...

— А типичный итальянец — это кто?

— Эдакий жизнерадостный повеса, который проживает в солнечной стране и может особенно не заглядывать в день завтрашний, радуясь сегодняшнему — с известной степенью утрирования, разумеется.

— Ты прав, здесь практически всегда хорошая погода, и жизнь действительно спокойная и комфортная. Море, свежие фрукты, работа — что еще надо человеку?

— Ну да, единственная неприятность — это журналисты, вечно мучающие лучшего футболиста минувшего века одним и тем же вопросом — отчего он не возвращается в Беларусь.

— Я так не сказал бы — никого особо не волнует, хочу ли я там работать. Ситуация достаточно банальна: когда закончил играть и приходил в федерацию, которая тогда еще размещалась на улице Кирова, все живо интересовались моими планами. Так продолжалось несколько лет. Затем, когда получил первый тренерский диплом, все тоже проявляли к этому событию большой интерес, но предложений о трудоустройстве не поступало.

Шло время, контактировал я, разумеется, и со старым руководством федерации, которое недавно ушло в отставку. Но предложений опять-таки не было, все заканчивалось одними разговорами. Может быть, потому, что когда у меня твои коллеги спрашивали о феномене БАТЭ, я всегда говорил, что этот клуб появился не благодаря деятельности федерации, а вопреки.

Построить на деньги УЕФА искусственные поля — это не те действия, которые можно назвать настоящим развитием вида в стране. Когда дети, как и в старые времена, тренируются под мат-перемат тренеров, зарабатывающих, по существу, копейки, — это тоже не развитие.

Отдавая должное старому руководству федерации, замечу, что оно отвечало на мои замечания чаще всего посредством собственного печатного органа. Мол, если Алейников захочет с нами работать, то пусть представит свою программу, мы ее рассмотрим и тогда сделаем соответствующие выводы.

Но мне не очень-то хочется представать каким-то энтузиастом, который пишет программы и представляет на чье-то рассмотрение. Я — профессиональный тренер, и давайте общаться тоже профессионально: ваше предложение — я его рассматриваю.

— Так было же одно — из Витебска.

— Ну да, тогда меня выставили чуть ли не рвачом. Мол, приехал денег срубить. Но это абсолютная чушь, мы вели речь о суммах, которые зарабатывают местные специалисты, ничего экстраординарного.

Потом я встречался с руководителями федерации на жеребьевке чемпионата Европы в Польше, и в разговоре мне было сказано: “Как отнесешься к тому, что мы предложим тебе поработать с одной из молодежных сборных?” Я ответил: “Вы вначале предложите, а тогда и будем говорить более предметно”. — “Хорошо, мы тебе позвоним”. Звонят до сих пор.

Я не очень понимаю логику поступков людей. Поначалу даже обижался, однако потом рассудил, что на обиженных воду возят. У каждого в жизни своя дорога, и если у меня есть возможность работать здесь, то почему я должен ее игнорировать?

— Но здесь есть свои трудности. Наверняка почти невозможно неитальянцу пробиться в высший эшелон, не располагая прочными связями в руководствах клубов.

— К жизни надо относиться проще: если трудно попасть в сильнейший дивизион, эту действительно почти закрытую касту, то почему нельзя работать в другом месте, где тебя захотят увидеть? Если ты себя там хорошо зарекомендуешь, то появятся и новые контакты, и новые возможности. Все же непредсказуемо. Знаю только, что предложений о трудоустройстве не поступит, если будешь сидеть на одном месте и вообще ничем не заниматься.

— То есть считаешь, что и после 50 лет человек может сделать крутой поворот в судьбе?

— А чем отличаются 50 от 40?

— Пока не знаю, но “полтинник” — это звучит солидно.

— Никогда не обращал внимания на годы. Уверяю, что так поступают многие люди — если человек способен работать лучше других, то какая разница, сколько ему лет, хоть 60, хоть 70.

— Ты доволен своими детьми?

— Старший заканчивает университет в Турине, он инженер-программист и уже нашел работу. Младший учится в Триесте в университете на факультете международных отношений и коммуникаций.

— Кстати, как у тебя с коммуникациями? Компьютер зримо разделил поколения — до и после. 50 лет — это уже ощутимая граница для тех, кто в жизни не свяжется с этой загадочной штукой.

— Да вроде знаний хватает. Что мне надо для работы, нахожу. Через “скайп”, как сейчас, уж точно могу пообщаться. (Улыбается.)

— Тогда давай, пользуясь случаем, обсудим животрепещущий вопрос о преемнике Штанге. У тебя есть какие-то мысли на этот счет?

— Абсолютно никаких.

— А вот и зря: твои белорусские коллеги практически единодушно считают, что это место должен занять отечественный специалист.

— Когда назначали Штанге, я комментировал это событие и заодно спрашивал у журналиста: “Хорошо, мы берем иностранца, но какие задачи перед ним ставим?” До сих пор ответа не получил. В финальную часть топ-турниров мы не вышли. Может, Штанге что-то сделал для развития футбола? Что конкретно поменял?

— Считается, повысил престиж тренерской профессии в глазах руководства федерации. Если раньше на вашего брата смотрели как на недоразумение, то при Штанге к нему начали прислушиваться. Кроме того, за счет хороших спаррингов, которые опять-таки организовал немец, сборная поднялась на невиданную высоту в рейтинге ФИФА, что тоже нельзя отнести к минусам его работы.

— А что, наша федерация сама не могла организовать матчи с топ-сборными?

— Значит, нет. Видимо, здесь одних факсов маловато будет, нужны и личные контакты.

— Ладно, по этой позиции немцу зачет. А что будет дальше?

— Дальше будут искать достойного человека. Главная кандидатура — это твой партнер по минскому “Динамо” Георгий Кондратьев.

— Жора сделал результат с “молодежкой”, и, наверное, это логично. Но я не исключаю, что федерация вновь постарается прибегнуть к услугам зарубежного тренера. За маленькие деньги в Беларусь никто не придет, это понятно. Но готова ли федерация платить еще за одно возможное отсутствие результата?

— А его, скорее всего, и не будет — в группе с французами и испанцами. Даже Муринью отказался бы. Хотя...

— Поэтому и надо брать Кондратьева. У него есть опыт работы с “молодежкой” — командой, с которой надо трудиться на долгосрочную перспективу, причем даже не в этом, а в следующем отборочном цикле. Почему нет? Пусть работает. Главное, чтобы у него была такая же поддержка, как у Штанге. Я отнюдь не уверен, что Жору оставили бы у руля сборной, если бы его команда сыграла с Люксембургом так, как это получилось у Штанге.

Надо просто определиться, чего мы хотим достичь, и спокойно, планомерно работать в этом направлении.

— Все правильно говоришь, и за товарища вступился, что опять-таки приятно. Грустно только, что сам Сергей Алейников не участвует в футбольный жизни своей родины как тренер... Это не повторяемый в сотый раз вопрос лично к тебе, а скорее послание новому руководству федерации.

— Ну, понятно, что не старому.

— А ты знаешь, люди, которые снимают министерские пиджаки, почему-то сразу становятся понятнее, доступнее и добрее.

И мы вспоминаем наше интервью 2007 года, когда, бредя по городу, случайно наткнулись на некогда всесильного главу федерации Григория Федорова. И давно двум Сережам не приходилось встречать человека столь радушного и душевного...

Но странно даже не это, а то, что прошло четыре с половиной года, за которые в белорусской судьбе Алейникова практически ничего не изменилось. Он так и не начал писать историю своей тренерской жизни в стране, которая для многих ассоциируется именно с его фамилией.

Сергей Румас, поздравьте тезку с 50-летием...