Комментарии

Дмитрий Растаев

Секонд-хенд — не блошиный рынок

Когда глава «Беллегпрома» Татьяна Лугина заявила о необходимости дополнительного регулирования сферы секонд-хенд, независимые СМИ и соцсети отреагировали на это бурей эмоций. Причём эмоций суровых. Уж кто-кто, а белорусы знают, чем у нас оборачиваются разговоры о регулировании.

Фото voxpopuli.kz

Казалось бы, после холодного душа критики главе «Беллегпрома» следовало бы задуматься над своей позицией – но нет, не таковы белорусские начальники, чтобы прислушиваться к гласу какого-то там народца. «Vox populi – vox Dei», - это не про Беларусь, хотя нам и прожужжали все уши, что мы живём в «государстве для народа».

Прошло несколько дней, и, выступая на пресс-конференции, Лугина подтвердила свою позицию по секонд-хендам.

В чём же её претензия к несчастным секондам? Оказывается, в том, что их число увеличивается с колоссальной скоростью. «Растут как грибы. Открывается по 40 магазинов в месяц. Удивляешься, когда едешь в 8 утра и видишь толпу народа», – посетовала она.

Лугина пожаловалась также, что «под маркой секонд-хенда завозится абсолютно новая одежда с этикетками». По её мнению, «до 70% одежды в магазинах с секонд-хендом составляют новые товары».

Обиду высокой начальницы, что белорусы строятся в очередь не за продукцией «Беллегпрома», понять можно. Но вместо того, чтобы искать причину этого, она нашла крайнего – секонд-хенды. «Если хотят ввозить новую одежду – пусть растаможивают, платят ввозную пошлину. Почему новая одежда из Европы не должна облагаться налогами?» – задалась Лугина вопросом.

И вот тут мы должны объяснить, что такое секонд-хенд в цивилизованном значении этого термина. По европейским стандартам к секонд-хенду относятся не только вещи, бывшие в употреблении, но также уценённые вещи или не проданные в установленный срок в фирменных магазинах.

Секонд-хенд в Европе – не блошиный рынок, а целая логистическая система, кроме прочего включающая несколько видов сборки.

Есть так называемая домашняя сборка, когда сотрудники частных компаний или благотворительных организаций по сбору одежды обходят дома с предложениями сдать надоевшие, ненужные вещи.

Есть контейнерная сборка, когда в жилых районах близ супермаркетов и автостоянок выставляют специальные контейнеры, куда любой может бросить пакет с ненужной одеждой и обувью.

А есть магазинная сборка – когда фирменные магазины брендовой одежды после сезонных распродаж и смены коллекции собирают непроданный товар и продают его фабрикам сортировки секонд-хенда по очень низким ценам.

Это у нас одни брюки могут висеть в магазине сто лет, и никто на копейку им скидки не сделает. В Европе же сезон прошёл – и всё, надо уценивать, распродавать, потому что в следующем сезоне будут новые тренды, новые коллекции.

Но независимо от того, какой сборки секонд-хенд поступает на фабрику сортировки, он всё равно считается секонд-хендом, а не «новой одеждой», как заявляет Лугина. На фабрике его сортируют по разным категориям – в зависимости от качества и степени износа – а рассортированный товар упаковывают в специальные мешки. При этом в одном мешке могут оказаться как бывшие в употреблении, так и не ношенные, уценённые вещи.

Если белорусские секонды обяжут вскрывать эти мешки для пересортировки и растаможки, это парализует всю секонд-торговлю. Не говоря уж о том, что подобное новшество повлечет дополнительные затраты и скажется на конечной стоимости товара, которая резко подскочит, лишив секонд-хенд его изначального смысла – качественная одежда по доступной цене для малообеспеченных людей.

Но когда у нас думали о людях по-настоящему, а не на словах!

В цивилизованном мире, видя, что спрос на товар падает, производитель старается улучшить его качество, разнообразить ассортимент, провести ребрендинг – в общем, делает всё, что отвечает принципам здоровой конкуренции. У нас же, чуть что, сразу тянутся к рычагам государственного воздействия на конкурента. И это грустно.

Правда, под занавес конференции Лугина явила милость, заявив, что не надо никого заставлять силком покупать белорусское.

– Мы должны своими маркетинговыми инструментами дать понять населению, почему оно должно покупать белорусскую одежду. Будем этим заниматься, – пообещала она.

Что ж, флаг, как говорится, в помощь. Вот только я почему-то сомневаюсь, что эти инструменты окажутся эффективными в отечественных условиях.

Давно не «купляю беларускае» в магазинах одежды, но сегодня специально зашёл в бутик одного из беллегпромовских флагманов – взглянуть на ценники. Рубашка – 48 рублей, брюки – 57, пиджак – 140 рублей. Ну и как вот осилить такие цифры человеку, который получает всего 400? А у нас таких ой, как немало! Не верите – спросите у Румаса.

Если за 25 лет «процветания» мы допроцветались до того, что половина страны застыла у черты бедности и предпринимает недюжинные усилия, чтобы за эту черту не свалиться, никакие «маркетинговые инструменты» не заставят людей покупать рубаху за 48 рублей, когда такую же, а то и лучше, можно купить в ближайшем секонде за 4.

У меня для Татьяны есть рацпредложение. Почему бы «Беллегпрому», вместо того, чтобы бороться с чужими секондами, не создать собственную сеть магазинов уценёнки? Ведь столько всего белорусского не продаётся, зависает на вешалках, пылится на полках – так пусть лучше люди купят это добро со скидкой, чем его съест унылая беллегпромовская моль.

Дмитрий Растаев: «Белорусы, возможно, самая битая нация»

Что такое пещерный патриотизм, и чем он опасен для Беларуси