Рудковский: Мы имеем дело с ярко выраженной сталинизацией режима

Петр Рудковский, фото Беларускі калегіум

Количество политзаключенных в Беларуси преодолело мрачный рубеж в 1000 человек. И это число продолжает расти. О том, почему так происходит, и как ситуация может разрешиться в будущем, Филин поговорил с академическим директором BISS Петром Рудковским.

— Стоит ли надеяться, что после референдума этот процесс хотя бы замедлится? Или будет продолжаться в том же духе?

— Ранее я придерживался мнения, что после обезглавливания протеста или вытеснения из страны знаковых фигур репрессии могут пойти на спад. И даже какая-то форма диалога может быть. К сожалению, я очень сильно просчитался в своих ожиданиях.

— А в целом, как Вам видится логика властей — вроде бы уже все загнано под плинтус, едва ли не любой человек может стать героем «покаянного» видео из-за банального репоста в соцсетях. Так стоит ли продолжать закручивать гайки? Или без этого уже никак?

— Мы имеем дело с ярко выраженной сталинизацией режима. На первые роли вышли люди, которые верят, что порядок в стране можно навести исключительно силой и сталинской дисциплиной.

Есть два момента, которые не дают остановиться властям. Первое — ощущение угрозы со стороны общества. Она никуда ни делась. И чиновники, и сам Лукашенко понимают, что недовольство не уменьшается. Оно присутствует не только в обществе, многое указывает на то, что и внутри системы. 

Второй момент — ресурсы. Репрессивная система дорогая. Для того, чтобы поддерживать лояльность, готовность выполнять крайне сомнительные не только в моральном, но и в правовом отношении приказы, нужны достаточно серьезные материальные стимулы.

Пока экономика вполне стабильна, проблем нет. Но когда она начнет шататься, будет сложно платить зарплаты, материально стимулируя репрессивную систему. И когда зарплаты начнут платить как придется, это будет заметно ослаблять мотивацию участвующих в репрессиях силовиков.

Таким образом, на этих двух моментах завязана динамика репрессий.

— Как долго могут сохранять эффективность методы запугивания, как, например, объявление редакций и каких-то сообществ «экстремистским формированием»?

— Правда в том, что сам смысл таких понятий, как «экстремистская организация», «экстремизм» или «терроризм» начинает размываться в ситуации, когда власти с такой легкостью привязывают эти термины к чему угодно. Сами эти понятия начинают терять свое первоначальное значение и эмоциональный накал.

Недавно я слушал передачу Максима Каца, в которой он проводил параллели между восприятием терроризма в России в конце 90-х и в наши дни. В 90-х, когда под грохот взрывов Путин обещал бороться с терроризмом, его слова вызывали аплодисменты. Но в ситуации, когда заключенного Навального, который выкрывает коррупцию во власти, называют экстремистом и террористом, смешивая эти понятия, это приводит к их девальвации.

Что-то очень похожее происходит и у нас. Любое проявления несогласия объявляется экстремизмом или даже терроризмом. В итоге в обществе постепенно притупляется эмоциональное восприятие этих терминов.

— Вообще, есть ли пределы страха в обществе? Когда репрессии приводят к обратному эффекту, на примерах других стран.

— Нужно помнить, что такой взрыв недовольства может произойти достаточно быстро и внезапно. Если приводить примеры, то это Румыния времен Чаушеску. В октябре-ноябре 1989-го в стране проходили протесты, но казалось, что все под полным контролем властей, что румынское общество тотально запугано. Не говоря уже о номенклатуре: во время очередного съезда партии выступление Чаушеску шестьдесят четыре раза перебивали аплодисментами. Но известно, что стало с румынским вождем уже через месяц.

Опять же, Назарбаев. Бен Али в Тунисе, если вспомнить 2010-й. Омар Аль-Башир в Судане. За несколько месяцев до этих историй ничто не предвещало, ничто не говорило о том, что общество готово хотя бы пискнуть. Но внезапно оно может не только пискнуть, недовольство людей чревато жестким взрывом.

— Насколько эффективной Вам видится позиция США: все разговоры об отмене санкций только после безоговорочного освобождения политзаключенных?

— Действительно, Вашингтон принципиально и достаточно остро относится к такого типа режимам, как белорусский. Но здесь я бы смотрел на ситуацию через призму того, что в бизнесе называется стартовым условием.

В данном случае стартовым условием является безусловное освобождение всех политических заключенных. Но если бы власти выпустили 75% заключенных, это могло бы стать той самой уступкой, повышающей шансы на начало каких-то разговоров.

То есть, это означает, что стартовая позиция не всегда может и должна быть выполнена. На определенные формы компромиссов приходится идти, в том числе с такими режимами, и даже с террористами.

Тем не менее добиться каких-то уступок при помощи косметических изменений вряд ли получится. Псевдодиалог под началом Воскресенского или амнистия двух-трех человек на фоне ужасного морального унижения оппонентов, не сработает.