Общество

Ирина Филипова

Правозащитник из Бреста: «Власти построили страну для себя, а не для людей. Но Беларусь изменилась»

Роман Кисляк рассказал «Салідарнасці», какие события ему пришлось пережить за прошедший год и почему он вынужден был бежать из родной страны.

Брестчанин в 2005 году ушел из Брестской областной коллегии адвокатов, чтобы полностью посвятить себя правозащитной деятельности. Отсидев сутки в 2007-м, Роман Кисляк стал одним из авторов первой в СНГ жалобы в Комитет ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин, об отношении к женщинам в белорусских ИВС, после чего там появился женский персонал.

Он выходил на митинги в защиту политических деятелей и других правозащитников, за что неоднократно был задержан и арестован.  

С 2018 года Роман стал одним из активистов движения против открытия аккумуляторного завода. Конечно, он не смог остаться не у дел и во время предвыборной кампании и после самих выборов.

— Меня с некоторыми другими активистами задержали 10 мая, практически в самом начале президентской кампании. Забрали  сразу после акции на площади, где брестчане кормят голубей в знак протеста против открытия завода. Тогда меня увезли в Кобрин и скрывали от родных мое местонахождение двое суток — то есть это было фактически насильственное исчезновение.

Мама где меня только не искала. Оказалось, что кроме меня задержали еще девять человек. Боялись, что мы создадим инициативную группу для выдвижения своего кандидата на выборы. Об этом в стриме у местного блогера Александра Кабанова заявил один из наших активистов еще в 2019-м. Они просто хотели еще раз обратить внимание на проблему завода, а власти испугались, что мы все-таки выдвинем своего кандидата, — рассказывает собеседник «Салiдарнасцi».

Он говорит, что история с заводом еще раз красноречиво продемонстрировала отношение белорусских властей к людям. Брестчане начали активно выезжать из страны еще до событий августа 2020-го.

— Толчком к отъезду стало осознание того, что власти построили страну для себя, а не для людей; осознание отсутствия возможности высказаться; глухота властей к нуждам людей; репрессивность государственной машины и отсутствие независимого справедливого правосудия.

Все это еще раз нам продемонстрировала и встреча Лукашенко с активистами. Я был на ней. Конечно, она не была никаким экспромтом, как это преподносили госСМИ, мол, шел мимо, увидел, подошел обсудить проблему. Списки для участия в этой «случайной встрече» заранее подавались в службу безопасности. Мы понимали, что мероприятие будет с подвохом, но приняли решение, что пойдем.

Из наших активистов пропустили всего девять человек, особенно резких вычеркнули. Остальные тридцать — представители разных организаций, в том числе отдела культуры, другие чиновники.

Кого-то я вообще видел впервые. Как потом признавались некоторые из них, им даже не сказали, куда их везут, то есть людей использовали вслепую, как «массовку».

Роман (крайний справа) на встрече с Лукашенко

Встреча была срежиссирована от начала до конца. Очевидно, что сценарий писался для того, чтобы попытаться сбить волну протестов. Там не было ничего случайного: все было известно, вплоть до того, кто где должен стоять.

После речи Лукашенко началась якобы дискуссия. В какой-то момент он внезапно предложил референдум. Это была не наша идея. Наоборот, мы говорили, что референдум  — слишком затратный вариант, и предлагали решить вопрос по-другому, например, через общественные обсуждения.

Но, что бы мы ни предлагали, он все время повторял: «мы же договорились провести референдум». Хотя у нас никто не спросил. Подставные «участники» в нужные моменты, когда обстановка накалялась, задавали отвлеченные вопросы, и мы уходили от главной темы.

Мы пытались уточнить, как будет вестись подсчет голосов, кто станет членами комиссий, не те ли люди, которые считают на выборах. Ни на один вопрос конкретных ответов не было. Я понимал, что передо мной разыгрывают спектакль.

Лукашенко вовсю использовал свои привычные трюки, то вдруг обратит внимание на семейную пару — «только посмотрите, как он приобнял свою жену», то еще к кому-то обратится по-братски, чтобы сменить тему.

Потом очень вовремя один «случайный» человек вдруг спросил: «Александр Григорьевич, а можно с вами сделать селфи?». Лукашенко одобрительно отреагировал на эту заготовку, и «массовка» сразу побежала фотографироваться. Но часть людей, в том числе я, никуда не пошли. Интересно, что не стал фотографироваться и тот самый человек, который всех на это подбил, — делится подробностями Роман.   

В тот день он видел Лукашенко уже третий раз в жизни.

— Студентом в 1996 году оказался рядом с мероприятием, в котором он принимал участие. Я подошел ближе и громко крикнул «Беларусь в Европу…». Продолжение крикнуть не успел, рядом со мной тут же нарисовались два парня.

Потом был участником первого Бала выпускников вузов, где был Лукашенко. И вот увидел его через двадцать лет. Лично на меня его харизма никогда не действовала. Как можно относиться к человеку, который тогда на встрече оговорился «Брест — не ваш город», потом, правда, понял и поправился, в смысле «не только ваш, а и мой тоже».

На самом деле, я увидел, что он постарел, причем, как физически, так и устарел еще больше в своих мировоззрениях. Он пытается употреблять модные слова и думает, что таким образом станет ближе к молодежи, которая вообще его не воспринимает. Он не понимает, что люди давно переросли власть, которая продолжает мыслить по-старому.

Появились те, для кого моральные ценности стали важнее материальных. Для кого принципиально, чтобы в стране работали законы и правосудие. Тогда и к властям есть доверие.

А так какое может быть доверие, когда мы каждую неделю после той встречи приходили на площадь к исполкому, чтобы узнать, когда будет объявлен обещанный референдум, и каждый раз нас встречал ОМОН.

Нам настойчиво предлагали зайти в исполком якобы для важной беседы. А там говорили, что надо изучить разные мнения,  выяснить, как проводить референдум и т.д., — просто утомляли пустыми разговорами.

Было понятно, что им дано указание любой ценой забалтывать народ, чтобы мы и протестовать не выходили, но и ни о каком референдуме, естественно, речи быть не могло, — говорит собеседник «Салiдарнасцi».  

9 августа 2020-го днем, в воскресенье, он пришел на площадь Ленина забрать ответ на свой запрос о проведении акции против аккумуляторного завода. И тут же был задержан ОМОНом.

— На следующий день 10 августа я услышал, как камеры набивали людьми. Начальник ИВС кричал в коридоре изолятора: «Где эти ***** Шарендо и Кисляк? Устроили революцию *****». Так я узнал, что Андрей Шарендо тоже задержан.

С их семьей я знаком давно. Оба очень много сделали для города и для страны. Полина — действительно женщина-кремень. Она всегда была такой, никогда ничего не боялась.

Помню, как в начале 2000-х она отказалась идти в суд, и милиционеры на руках ее носили по зданию суда. Андрей тоже железный человек, ей под стать.

В ИВС силовики на нас кричали, оскорбляли, ставили на растяжку. После стали перевозить в СИЗО, чтобы освободить здание для следующих, и я видел избитых. Перевозили нас жестко, в автозаках, рассчитанных на 10-11 человек, — по человек 30. Позже я узнал, что переполненными были все ИВС, не только в Бресте, но и в Кобрине, и в Жабинке, и в Дрогичине. Также люди рассказывали, что сидели в каких-то гаражах.

На подъезде к СИЗО образовалась очередь, и мы долго в ней стояли, теряя сознание от жары и духоты. Из автозака бежали под команды «Лицом вниз! Бегом!» и удары дубинок. Во дворе СИЗО всех поставили на колени, кричали, оскорбляли, кого-то избивали, я слышал удары по телу.

Потом была восьмиместная камера на 32 человека. Из еды на всех в тот вечер оказался только пронесенный мною пакетик сухариков. Делили на всех, — вспоминает Роман.

В СИЗО он пробыл четверо суток. О том, что происходило в городе в эти дни, знал по обрывкам впечатлений сокамерников и по непонятным звукам, доносящимся снаружи.

— Вдруг мы услышали женские голоса прямо под стенами СИЗО, которые кричали «От-пус-кай». Подробно о том, как протестовал Брест, узнал после выхода.

Потом в городе начались большие митинги. Я оказывал юридическую помощь тем, кто освобождался. Начались репрессии, стали забирать всех, кто собирался массово. Мне удалось снять на видео еще нескольких акций, а потом за политиками, активистами и правозащитниками начали охотиться, — рассказывает правозащитник.

Роман говорит, что не планировал никуда уезжать и продолжал оказывать людям помощь, однако в июле этого 2021-го к нему в дом пришли с обыском, который длился семь часов.

— Пять часов они обыскивали мою комнату, там очень много книг и документов. Меня туда не пустили — с сотрудником КГБ я стоял на крыльце все это время, а обыск проводили при маме. В комнате все перевернули — кровати, зеркало, книги. Забрали большую стопку каких-то бумаг и всю технику.

Комната Романа после обыска

После я уже понимал, что за мной следят, что слушают телефонные разговоры и что мои дни на свободе сочтены. До последнего не был уверен, что меня не задержат в аэропорту, — вспоминает брестчанин.

В Грузии, куда Роман прилетел, спасаясь от преследования, он стал членом Совета Белорусской диаспоры Аджарии, где продолжает заниматься правозащитной деятельностью.

— Я помогаю и тем, кто, как я, бежал, и тем, кто остался в Беларуси. Мы, уехавшие, понимаем, что теперь должны озвучивать на весь мир то, что не могут делать наши земляки внутри страны.

Несмотря ни на что, я очень рад, что Беларусь изменилась, что белорусы осознали то, что нам нужна новая страна. Мне кажется, самая важная битва у нас происходит за умы. Власти думали, что мы будем захватывать здания и объекты, и усиленно их охраняли.  А мы стали сражаться своим умом и осознали, что общество — это огромная сила.

Я понимаю, что имел в виду Виктор Бабарико, когда говорил, что победу у нас никто не украдет. Им не удалось и не удастся этого сделать. Да, нас вытолкнули из страны. Но я, как и большинство, считаю, что мы не в эмиграции, а во временной эвакуации. И мы обязательно вернемся, — уверен правозащитник. 

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 5(65)