«Поступило заявление из Мариинки о пропажах у хористок каракулевой шубки и муфты»

25 октября (7 ноября по новому стилю) 1917 года выпало на среду. Погода в Петрограде в тот день стояла премерзкая.

Описывая тот день в своем дневнике, поэтесса и драматург Зинаида Гиппиус писала: «Пишу днем, т.е. серыми сумерками - одна подушка уже навалилась на другую: город в руках большевиков. [] Я выходила с Дмитрием [Дмитрий Мережковский - супруг Гиппиус]. Шли в аспидных сумерках по Сергеевской. Мзглять, тишь, безмолвие, безлюдье, серая кислая подушка».

С самого утра в городе перебои с электричеством. Как пишет американский журналист, автор знаменитой книги «Десять дней, которые потрясли мир» Джон Рид, повсеместно за хлебом и молоком выстраиваются длинные очереди, стоят преимущественно женщины. На улицах грабят. Дошло до того, что в боковых улочках стало опасно показываться.

«Около 11 часов утра, на Литейной против окон нашего Управления, вдруг, как-то неожиданно появились вооруженные ружьями рабочие вперемешку с матросами. Началась перестрелка, - они стреляли по направлению к Невскому проспекту, но противника их не было видно. В амбулаторию, находившуюся тут же в здании нашего Управления, стали приносить раненых и убитых. Стрельба эта продолжалась часа два, и потом все затихло, стрелявшие рабочие и матросы куда-то исчезли», - из воспоминаний Александра Зиновьева, Главного управляющего северо-западного Отделения Красного Креста

В 14.35 Троцкий открыл чрезвычайное заседание Петроградского совета.

«Часов до 4-х доступ к Зимнему Дворцу был еще возможен», - писал министр Временного правительства П.Н.Малянтович.

В целом же, жизнь шла своим чередом.

«Город жил нормальной жизнью, работали предприятия, ходили трамваи, досужая публика развлекалась и даже курс акций не упал», - из воспоминаний Джона Рида.

Что посмотреть?

Тем вечером Цирк Чинизелли анонсировал «Первоклассную цирковую программу», которая, судя по всему, началась, как и было намечено, в 20:00. (Уцелевшие в водовороте событий члены семьи Гаэтано Чинизелли и артисты труппы покинут Петроград, а затем и Россию, в 1919 году)

Ежедневная газета «Обозрение театров» 25 октября вышла с примечанием от редакции: «От редакции. Вследствие прекращения электрической энергии за недостатком топлива, вчерашний очередной № «Обозрения Театров» не вышел, а сегодняшний выходит в сокращенном виде».

В Мариинском театре дают сразу два спектакля памяти Петра Чайковского: «Эрос» и «Щелкунчик». Начало в 7 часов вечера.

В Александринке идет спектакль в четырех действиях «Флавия Тессини» драматурга Татьяны Щепкиной-Куперник.

«Есть имена, принадлежащие какому-то международному языку; где бы вы ни произносили их, - на бульварах Парижа или под синими небесами Неаполя, в туманах Лондона или в глуши российского губернского города, - везде они, как таинственный пароль и лозунг между толпой и искусством, - будут знакомы, понятны и более или менее дороги. К числу таких имен принадлежало и имя знаменитой певицы Флавии Тессини», - писала о ней Щепкина-Куперник.

Предупреждение гостям столицы!

Жизнь театралов к осени 1917-го изменилась. Нет-нет, абонемент, ложи, репертуар - все это еще было. Исчез былой блеск, бриллианты и дорогие аксессуары все чаще оставались дома, под замком. После Февральской революции в петроградских театрах начали нещадно грабить, и не только посетителей.

7 апреля, например, были украдены инструменты из оркестра Мариинского театра. Артисты подали прошение на имя Комиссара всех учреждений бывшего министерства Императорского двора Федора Головина, указав в нем, что «украдено 5 инструментов: кларнет, гобой, английский рожок, басс-кларнет и фагот».

«Положение наше безвыходное, - писали музыканты, - этих инструментов купить нельзя, потому что единственная фабрика, их производившая, находится в Германии и, по слухам, владелец убит на войне».

Согласно источникам, Головин распорядился выдать музыкантам деньги, чтобы заказать инструменты в Швеции.

Через несколько недель директор театров Владимир Теляковский запишет в своем дневнике: «Опять поступило заявление из Мариинского театра о пропажах у хористок каракулевой шубки и муфты, причем шубка оценивается в 600 р. Удивительно, как хористы, жалуясь на недостаток содержания и заработка, имеют столь ценное платье».

Одновременно произошла кража и в Александринке, по поводу которой Теляковский написал: «Наблюдение за театрами стало небрежное. Из моей ложи в Александрийском театре пропали часы - и никто за это не хочет отвечать».

Случаи кражи бумажников у зрителей исчислялись десятками. Большинство случаев произошло в Мариинке, которую посещала более состоятельная публика.

Как добраться?

Вот как описывают театральный разъезд Петр Пискарев и Людвиг Урлаб в труде «Воспоминания о быте старого Петербурга начала XX века»: «Вслед за знатью и богатой публикой выходила публика попроще, ведь эта публика сидела в ярусах и на галерке. К этой публике спешили извозчики. А кому это было не по карману, шли на конку, а когда пошел трамвай - к трамваю. Кто жил близко или был победнее, добирался до дома и пешочком. Постепенно шум и суета на площади у театра стихали и к двенадцати часам ночи площадь принимала свой обычный ночной вид».

Сторговаться с извозчиком осенью 1917 года стало крайне сложно.

«Плата за проезд устанавливалась по соглашению. Извозчик назначал плату произвольно, в зависимости от обстоятельств. Это приводило к необходимости торговаться с извозчиками. Иной столько заломит, что человек только удивленно посмотрит на него и молча пойдет искать другого извозчика. Тогда извозчик, боясь потерять седока, едет тихо за ним и постепенно снижает цену», - из мемуаров Пискарева-Урлаба.

После спектаклей публика побогаче разъезжалась по дорогим ресторанам. Согласно ряду свидетельств, вечером 25 октября они работали как обычно.

Где поесть?

Лучшими заведениями в городе на 25 октября 1917 года считались рестораны «Кюба», «Медведь» и «Донон».

«Кюба», открытый в 1887 году в помещении, принадлежавшем ресторатору Ж.П. Куба, называли «местом встреч балетоманов и «золотой молодежи». Сам ресторан рекламировал себя так: «Заведение высшего разряда с образцовой кухней и великолепным обслуживанием гостей».

Среди его посетителей были Сергей Дягилев, Матильда Кшесинская, Айседора Дункан, Савва Мамонтов, Вацлав Нижинский и Федор Шаляпин. После октября 1917 года ресторан был закрыт.

«Медведь» был одним из самых больших, если не самым большим, ресторанов в городе: 2 зала на 100 и 150 мест, 29 отдельных кабинетов, персонал из 200 человек и оркестр 24 музыкантов. Его посещали знаменитые актрисы Вера Комиссаржевская и Мария Савина, Федор Шаляпин и князь Феликс Юсупов.

Как утверждают историки, прибывший в августе 1917 года в Петроград английский писатель Сомерсет Моэм раз в неделю закатывает в ресторане «Медведь» роскошные обеды, на которые в качестве почетных гостей приглашает Александра Керенского и его министров. Несмотря на введенный сухой закон, в «Медведе» рекой льется водка, а на закуску подают лучшую черную икру».

После октября 1917 года ресторан уцелел и продолжал работать до 1929 года. В 1938-ом в его помещении был открыт Театр эстрады.

«Донон» считался одним из самых фешенебельных ресторанов Санкт-Петербурга, а позднее Петрограда. В нем прислуживали татары и играл румынский оркестр.

Особенно популярен он был среди литераторов, которые даже устраивали так называемые «дононовские субботы». Среди завсегдатаев: Иван Тургенев, Михаил Салтыков-Щедрин, Николай Костомаров, Александр Блок.

Из воспоминаний Блока, 2 апреля 1917 год: «Мы с Добужинским оказались у «Донона» вдвоем. Туда же зашли случайно из Зимнего дворца Александр Бенуа и Грабарь, и мы очень мило пообедали вчетвером; сзади нас сидел великий князь Николай Михайлович - одиноко за столом («бывший» человек: он давно мечтал о революции и был замешан в убийстве Распутина). Подошел к нему молодой паж (тоже «бывший», а ныне – «воспитанник школы для сирот павших воинов»). На довольно обыкновенный обед (прежде так было в среднем ресторане) мы потратили по 12 рублей».

Для сравнения: квалифицированный мастеровой Путиловского завода получал в ту пору порядка 45 рублей в месяц.

Вот несколько фирменных блюд ресторана «Донон»:

    Шницель «Министерский» - 1 руб. 50 коп.

    Котлеты «По-царски» - 1 руб. 75 коп.

    «Сюпрен де вой яльс» с трюфелями - 1 руб. 75 коп.

    Волован «Тулиз Финасвер» - 1 руб. 75 коп.

    Цыплята по-венгерски - 1 руб. 75 коп.

    Рябчик - 2 руб., бекас - 1 руб. 50 коп.

После октября 1917-го заведение было закрыто, снова возобновило работу в начале 1920х, но вскоре закрылось навсегда.

Сезон осень-зима 1917 года

Осенью 1917 года в моде были детали туалета, сделанные из меха. Именно не меха - они были по карману далеко не всем, а детали из него. На гравюрах и фотографиях того периода видно, как дамы старательно следуют этой тенденции. Но хорошо одеваться столичным модникам в 1917 году становилось все труднее.

«Знаменитые петербургские модные дома в большинстве своем закрылись, лишь немногие, как дом Лидваль, специализировавшийся на пошиве мужского платья, клиентом которого был, в частности, князь Ф. Ф. Юсупов [один из организаторов убийства Григория Распутина], с перебоями продолжали свою деятельность до начала 1918 года», - пишет искусствовед Юлия Демиденко в статье «Петроград.Мода.1917».

Однако, по словам историка искусства и костюма Ольги Хорошиловой, многие дома моды и портновские мастерские все еще работали.

Женским платьем занимались один из любимых портных императрицы Марии Федоровны Виктор Августович Бризак (Модный дом «Август Бризак» на Малой конюшенной, дом 8); ателье «Бо-Монд» (Невский, 60) и товарищество «Дамский портной» (Невский, 52).

Мужчин обшивали Торговый дом «Альфред» (Невский, 19); ателье «Ганри» (Морская, 19) и «Каплун и Сын» (Невский, 57).

Все они вскоре закроются. Вот как вспоминал этот печальный момент сам Август Бризак:

«Мы оставляли нашему персоналу: недвижимость, которой мы обладали уже более сорока лет, все товары, находившиеся в Доме моделей, включая склад с прекраснейшими мехами — шиншиллами, соболями, горностаями, не говоря уже об остальных; очень ценный комплект настоящих кружев, большое количество тканей, среди которых были многочисленные отрезы великолепных лионских броше, которые сегодня стоили сотню франков за метр и которые заказывались для придворных выездов и для пошива стильных платьев.

Кроме того, мы обязывались выплатить авансом каждому из наших рабочих и служащих, каковых было в то время около двухсот человек, полностью годовую зарплату».

Что и где купить?

Просто походить по магазинам 25 октября 1917 года было проблематично. Разбой и грабежи, захлестнувшие город еще весной не так испугали торговцев, как непредсказуемость большевиков. Днем в среду, пока Троцкий и Ленин выступали на заседании Петроградского совета, а труппа Мариинки репетировала вечерний спектакль, лавочники пытались вывезти из города свой товар или, на худой конец, спрятать его подальше до лучших времен.

О необходимости ликвидировать частную торговлю верхи всерьез заговорят в мае 1918 года на съезде Советов народного хозяйства. У торговцев Петрограда остается менее года, но они об этом еще не знают.

Да и никто вообще в тот октябрьский день еще не знает, каким будет их «завтра».

«Когда вечером, часов около 6, я шел домой, в той части города, через которую мне надо было проходить, все было тихо и спокойно, улицы были пустые, движения никакого не было, даже пешеходов я не встретил», - вспоминал Александр Зиновьев, главный управляющий северо-западного Отделения Красного Креста.

После 10 часов вечера Зинаида Гиппиус запишет в своем дневнике: «Была сильная стрельба из тяжелых орудий, слышная здесь. Звонят, что, будто бы, крейсера, пришедшие из Кронштадта (между ними и «Аврора», команду которой Керенский взял для своей охраны в корниловские дни), обстреливали Зимний Дворец. Дворец, будто бы, уже взят.

Арестовано ли сидевшее там Пр-во — в точности пока неизвестно. Город до такой степени в руках большевиков, что уже и «директория», или нечто в роде назначена: Ленин, Троцкий — наверно; Верховский и другие — по слухам. Пока больше ничего не знаю. Да что знать еще, все ясно».