Поротников: «Никакого «ультиматума Медведева» не было»

Руководитель проекта Belarus Security Blog Андрей Поротников в интервью Белгазете объяснил, чего стоит опасаться в отношениях с Кремлем?

— Какие вызовы встали перед Беларусью в свете «ультиматума Медведева»?

— Никакого ультиматума не было — давайте правильно подбирать формулировки. Медведев сказал следующее: двусторонняя интеграция возможна в пределах только тех полномочий, которые не переданы Евразийской экономической комиссии. Москва очень четко расставила приоритет: ЕАЭС, а не белорусско-российские танцы с бубнами. Медведев очень четко сказал, что координация экономической политики возможна только в тех рамках, которые не переданы в ведение ЕАЭС. Не надо перевирать его слова — не было никакого ультиматума.

— Речь идет о возвращении к союзному договору 1999г. со всеми атрибутами и последствиями?

— Именно поэтому там процитированная мной фраза и прозвучала: союзный договор может быть исполнен (если будет исполняться) только в тех пределах, которые не вступают в противоречия с обязательствами, взятыми участниками в рамках ЕАЭС.

— Как тогда вы охарактеризуете нынешние действия Кремля в отношении Беларуси и свистопляску вокруг компенсации за налоговый маневр?

— Москва добивается большей лояльности Лукашенко за меньшие деньги. Все разговоры про углубление интеграции по самое не хочу — это способ сбить ценник белорусской стороны, ухудшить переговорные позиции Минска.

— Это единственная задача Кремля сегодня?

— Нет, не единственная. Вторая задача — в случае провала переговоров и в случае наступления очередного финансово-экономического кризиса в Беларуси перевести всю ответственность за последствия на белорусскую сторону: мол, мы предлагали — они отказались.

— А какой смысл в перекладывании ответственности?

— Как какой смысл? Не платить деньги! Для Москвы принципиальным является (снова возвращаемся к словам Медведева) интеграция в рамках постсоветских площадок, в которые она уже вложилась: ЕАЭС и ОДКБ — а не белорусско-российские отношения. Условно говоря, если страна — основатель ЕАЭС испытывает большие экономические проблемы, это бьет по самой идее постсоветской интеграции. Москве надо каким-то образом объяснить: сама по себе идея интеграции хороша, а вот процессы, происходящие в белорусской экономике, — локальный эксцесс местного исполнителя. И всегда могут подчеркнуть: мы предлагали — они отказались.

— Значит, Лукашенко прав, говоря о том, что все разговоры об объединении двух государств — дурные и притянуты за уши? Москва просто-напросто не вынашивает подобных планов.

— Какие планы есть у Москвы, мы не знаем; как показывает практика, по каждой проблеме там обычно разрабатывают несколько планов. Но то, что это надуманная и притянутая за уши риторика — и только риторика, а не конкретная программа действий, — абсолютно очевидно.

— Уже не один год экспертное сообщество, и не только экспертное, обсуждает возможную аннексию (аншлюс, поглощение) Беларуси Россией. Вы утверждаете, что время и шансы на аншлюс безвозвратно ушли. На чем строится ваша уверенность?

— Я помню, какая ситуация была 25 лет. Сегодня ситуация кардинально поменялась — и с точки зрения состояния белорусской государственности, структуры нашей экономики, и геополитической ориентации общества, поменялось и внутреннее состояние самого российского государства. Сейчас нас разъединяет уже гораздо больше, чем объединяет, и чем дальше — тем больше мы будем расходиться.

— И сценарий «Крымнаш» для Беларуси больше не актуален?

— Проблема с российской политикой, как и с белорусской, состоит в том, что она слабо предсказуема из-за фактора личности. Мы можем сколько угодно обсуждать некие рациональные побуждения и мотивы, но мы не можем предсказать, как в той или иной ситуации поведет себя один человек, который принимает решения.

Абсолютно нерациональной и вредной для национальных интересов стала позиция России по крымскому сценарию: изначально планировался вариант Приднестровья, однако все закончилось аннексией Крыма — просто Путин так решил. Проблема российской политики — в ее субъективности и непредсказуемости. Но если мы исходим из рациональных соображений, из баланса интересов и цены вопроса, то для Москвы на текущий момент нет никакой рациональной практической необходимости в аннексии Беларуси: Кремль теряет гораздо больше, чем приобретает.

— Буквально на днях Лукашенко убеждал народ, что вопрос об объединении Беларуси и России не стоит, но готов выполнять отдельные положения союзного договора. Как это понимать?

— Посыл очень простой: мы готовы и дальше участвовать во всех интеграционных процессах с Россией, но до определенных пределов; этот предел — политический суверенитет страны, который для Александра Лукашенко равнозначен сохранению его личной, ничем неограниченной власти. Позиция Минска не нова: она периодически повторяется последние лет пятнадцать.

— Официальный Минск снял ограничения на количество дипломатов в отношениях с США. Утопающий хватается за соломинку?

— Вернемся в декабрь 2018 года, к двусторонней встрече Лукашенко и Путина. Проблема всей постсоветской политики в том, что она очень тесно завязана на межличностные отношения руководителей: отношения строятся не между странами, а между их правителями. Лукашенко традиционно удавалось продавить Путина на выгодные для Беларуси решения, по крайней мере, добиваться выполнения значительной части пожеланий. Сейчас очень четко продемонстрировано: больше такой возможности нет. Очевидно, что у белорусской стороны до сих пор нет плана «Б». Отсюда и рождаются странные предложения: а давайте мы будем экспортировать нефть через порты стран Балтии. А зачем экспортировать через порты Балтии нефть по мировым ценам, если мы можем закупить нефть по мировым ценам у России — и не нужно наводить новые маршруты поставки?

Минск всегда исходил из того, что Запад — это прежде всего США. А уровень отношений с США задает формат и тональность отношений со всеми западными странами; невозможно иметь хорошие политические отношения с Польшей, имея плохие отношения с Вашингтоном. Поэтому Минск очень давно и активно вкладывается в развитие белорусско-американских отношений. Но при этом официальный Минск четко очертил красные линии: никакой демократии, никаких прав человека и прочей белиберды быть не должно. Давайте дружить семьями, давайте решать практически значимые вопросы, но про демократию и права человека мы не готовы ни говорить, ни делать.

Нынешний шаг властей — продолжение прежней политики: попытка сделать символический либо ни на что не влияющий с точки зрения сохранности и неприкосновенности сегодняшнего режима шаг навстречу Вашингтону, в надежде получить практические выгоды. Тем более что Минск вновь заговорил о новой кредитной программе с МВФ. США являются крупнейшим акционером МВФ, а согласно Акту о демократии в Беларуси, американское правительство обязано голосовать на всех международных площадках против предоставления помощи официальному Минску.

В данном решении прослеживаются две составляющие: политическая — попытка активизировать нормализацию отношений с Вашингтоном, вторая цель, рассчитанная на длительную перспективу, — развитие сотрудничества и получение финансирования от международных финансовых институций. Надо помнить, что Беларусь — единственная европейская страна, в которой нет американского посла. А любой крупный инвестор просчитывает политические риски. Как только он видит, что в стране нет американского посла, сразу возникает вопрос: почему?

И тут мы вспоминаем 2007 год, когда Александр Лукашенко выгнал американского посла. Если Лукашенко выгнал американского посла, то где гарантии, что инвестиции будут сохранены и защищены?

— Если абстрагироваться от заявлений, то как можно оценить действия официального Минска в свете белорусско-российского конфликта?

— Действия свидетельствуют о попытке белорусских властей усидеть на двух стульях. О том, что Минск не готов к открытому фрондированию с Россией. Я бы обратил внимание на целый ряд символических шагов и заявлений, которые были сделаны в последнее время.

С одной стороны, они должны успокоить проимперскую часть российского общества и политических элит, с другой — раздаются заявления, которые можно воспринимать как определенный реверанс перед Западом.

Но повторюсь: плана «Б» нет, белорусские власти не знают, что им делать. Думаю, в течение ближайших двух-трех месяцев план «Б» появится. А пока сохраняется внешняя хаотичность движений и заявлений, которую еще некоторое время мы будем наблюдать. Думаю, ближайший Высший Госсовет Беларуси и России скажет очень многое.