Почему России не удастся интегрировать захваченные в Украине территории

Об этом сообщило издание РБК, ссылаясь на пять источников в Кремле. Теперь в администрации президента России за работу с сепаратистскими «ЛНР» и «ДНР» отвечает не управление по приграничному сотрудничеству, а управление по внутренней политике, сообщили источники РБК.

Смена «куратора» указывает как минимум на особый порядок взаимодействия с «республиками» и «создание единого внутриполитического пространства», как максимум – на рассмотрение сценария возможного вхождения «республик» в состав России, указывают источники издания. На прошлой неделе пророссийские телеграм-каналы сообщали, что Кириенко посетил Донецк.

Российский политолог Кирилл Рогов в эфире Настоящего Времени рассказал, почему намерение России как минимум интегировать захваченные в Украине территории – это проигрышная перспектива.

— То, что у так называемых «ЛНР» и «ДНР» поменялся куратор, действительно говорит о том, что Россия собирается эти территории присоединять?

— Присоединять или не присоединять – это будет некоторое гадание. Но понятно, что это означает, что есть планы по некоторой интеграции этих территорий. Раньше они рассматривались как офшоры, которые находятся вне некоторого российского политического пространства. А сейчас это выглядит по-другому.

Я думаю, что эта новость – это попытка какой-то части администрации распространить здесь свое влияние, потому что до этого, по всей видимости, этот канал существовал совершенно отдельно. Он выходил на Путина через кого-то, и кто-то курировал эту систему, скорее всего, силовым бэкграундом.

А сейчас гражданская часть администрации президента пытается также сюда распространить свое влияние. Но, скорее всего, это будут два канала. И не факт, что администрация президента в лице Кириенко, гражданская ее часть, будет реально контролировать то, что здесь происходит. Скорее всего, это будет некая борьба двух каналов влияния, двух кураторов.

Но в любом случае это попытка более глубокой интеграции этого пространства, этих территорий в некий общий политический домен.

— Например, Абхазию много лет курировал Владислав Сурков, работая в администрации президента. Тут можно это как-то сравнивать?

— Я до конца не знаю, как происходило это кураторство и было ли оно главным и единственным каналом решения вопросов. Безусловно, в том случае местные элиты и местные администрации имели гораздо больший политический вес – они контролировали свои территории, у них были свои внутриполитические проблемы и какие-то сложности.

И это больше было в режиме торга. Здесь действительно мы сейчас не можем понять, как это будет происходить, потому что очевидно, что руководство «ДНР» и «ЛНР» имело свой канал выхода и этот канал был в основном военно-политический. Поэтому это разные ситуации. Их, на мой взгляд, не очень хорошо сравнивать.

— А что касается других регионов Украины, которые сейчас уже захвачены Россией? Оккупационные войска в Херсоне сейчас уже говорят в российских государственных медиа, что переход области обратно под контроль Украины невозможен. По-вашему, в Херсоне Путин планирует тот же сценарий, что и ранее в Донецке и Луганске?

— Я думаю, что этот базовый сценарий существует с 2014 года. Тогда была сделана ставка на то, что восточные области отколются от Украины в результате аннексии Крыма, в результате внутриполитического конфликта в Украине, который Россия стимулировала тогда.

Отколются и образуют Новороссию – это некоторый коридор, связывающий Россию с Крымом.

Этот план тогда не сработал в политическом формате, как надеялись в Кремле. И теперь его пытаются реализовать в совершенно катастрофическом для России военном формате. Здесь ничего не поменялось, просто эти цели объявляются постепенно.

Я думаю, что в отличие от того, что произошло в Крыму в 2014 году, когда там был проведен референдум под контролем российских войск без опознавательных знаков, херсонский референдум не имеет особого значения.

Понятен его смысл – это как бы прикрытие входа в Крым и попытка усилить контроль над этой территорией, попытка убедить местные элиты и население в необходимости и неизбежности сотрудничества с оккупационными войсками.

Но на самом деле на данный момент это все не имеет значения, потому что с точки зрения всего мира и как заявляют уже британские власти, я думаю, что это будет такая цельная позиция Запада, что оккупация будет считаться до того момента, пока российские военные не покинут все территории Украины, включая Крым, и не будет восстановлена территориальная целостность Украины.

— В тех границах, в которых она существовала международно признанной до 2014 года?

— Да, в границах 1991 года. Таким образом, эти референдумы, которые сейчас проводятся в Херсоне, могут иметь какое-то значение психологическое для установления более надежной оккупационной администрации в Херсонской области, но они не будут иметь какого-то международного значения.

Более того, они на сегодняшний день закрывают те возможности по решению проблем Крыма, которые существовали на момент стамбульских договоренностей, когда сторонами признавалось, что эта проблема откладывается на какое-то очень отдаленное будущее, то есть замораживается.

Сейчас, по мере того, как будут проводиться эти псевдореферендумы, будет ужесточаться политическая позиция и Украины, и Запада о том, что оккупация будет считаться до того момента, пока российские войска не покинут всю территорию Украины в границах 1991 года.

— Вы уверены, что это именно оккупация? Это не тот сценарий, когда Путин эти территории использует для торга: я Херсон вам отдам, а Крым вы признаете российским?

— Нет, здесь невозможен торг по поводу новых территорий. Вряд ли когда-либо будут признаны те территории, которые Россия захватила после 24 февраля. Конечно, торг де-факто будет происходить для перемирия, но это не будет концом войны и Украина не признает утрату Херсонской области, как и других территорий, которые сейчас захватываются в ходе этой войны.

— По-вашему, война не закончится до тех пор, пока Украина эти территории не освободит?

— Война имеет много разных видов. Обычно в таких конфликтах нужно различать конец войны – подписание каких-то мирных договоров и подписание промежуточных договоров, которые фиксируют перемирие, то есть когда войска прекращают военные действия на том моменте, где они находятся. Мне трудно гадать обо всех поворотах того, что может случиться: на это может влиять большое количество факторов, включая состояние войск и так далее. Но в политическом смысле в некоторой перспективе я не верю, что эти территории будут признаны.

А здесь надо понимать, что если это не будет признано, если это будет считаться оккупацией, то не будет идти речи о смягчении каких бы то ни было экономических санкций против России, которые тоже становятся рутинными и становятся все более таким утвердившимся порядком.

В этом смысле Россия не сможет по-настоящему интегрировать захваченные территории, с одной стороны. С другой стороны, она будет вынуждена тратить на них ресурс. А с третьей стороны, она будет постоянно терять в экономическом плане из-за санкций. И это проигрышная перспектива для России, даже если она сумеет подписать перемирие, зафиксировав его в тех фактических границах расположения войск, которые имеются сегодня.