Почему перо рабселькора было сопоставимо по убойной силе со штыком

В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» продолжаем цикл, в котором рассказываем о доносах и доносчиках.

В первой серии цикла «Салiдарнасць» рассказывала, кто были эти люди: доносчики-стахановцы.

На это раз – о рассадниках вражды и ненависти

Советские газеты 30-х годов пронизаны невероятной агрессией, злобой и языком вражды. Они разжигают ненависть к целым социальным слоям, призывают к их безжалостному уничтожению.

Чтобы понять то время, обязательно нужно прочитать хоть несколько номеров, причем, не имеет значения общесоюзная эта газета, или районная.

Вот, к примеру, «Советская Белоруссия» за 15 октября 1937 года:

«Они вошли в зал суда с опущенными головами, пряча свой взор, боясь сотен гневных глаз. Девять бандитов, девять участников троцкистской диверсионно-шпионской, террористической организации предстали перед судом, держа ответ за свои кровавые дела.

Их преступления чудовищны. Они из кожи лезли вон, лишь бы напакостить белорусскому народу. Издеваясь и грабя трудящихся крестьян, они мечтали восстановить их против Советской власти. Они, эти продажные душонки, агенты и лизоблюды польской разведки, готовили повстанческие кадры для фашистской Польши на случай ее войны с Советским Союзом.

И вот они стоят перед судом – мерзкие убийцы, шпионы и диверсанты. Припертые к стенке неопровержимостью улик и фактов, они вынуждены признаться в своей чудовищной вине, в черном предательстве. Все девять участников контрреволюционной троцкистской, шпионско-диверсионной, террористической организации не случайно пошли позорным путем разбойников с большой дороги...».

О ком речь? О бандитах, на чьём счету десятки невинно убиенных граждан? Нет. На скамье подсудимых сидели девять бывших ответственных работников Жлобинского района: первый секретарь райкома партии Лехерзак Ю. М., председатель райисполкома Лютько С. П., районный прокурор Лейнов Г. К., заведующий районным потребительским обществом Царев П. И., заведующий райфинотделом Дукс В. П., уполномоченный по заготовкам Мельников П. М., директор хлебозавода Максимов С. М., председатель колхоза «Красный Путиловец» Евтухов К. Г. и председатель Доброщанского сельсовета Семенов И. И.

То есть обычный для того года показательный процесс над «вредителями». Обычный расстрельный приговор:

«Грозен и беспощаден народный гнев! Надо было видеть, с какой ненавистью и презрением смотрели присутствующие в зале суда трудящиеся на этих изуверов, сидящих на скамье подсудимых. Великим и благородным гневом закипали сердца трудящихся, славших проклятие врагам народа. Долго несмолкаемой бурей оваций встретили трудящиеся приговор о расстреле девяти бандитов. Приговор суда — это приговор народа».

Через 20 лет, 11 июля 1958 года, определением Верховного Суда БССР этот «народный приговор» был отменён, и дело прекращено за отсутствием в действиях обвиняемых состава преступления. Но важно другое: язык статьи. Главная газета страны задавала тон: как писать о «врагах». И этот тон голосами тысяч корреспондентов с мест повторяли все остальные газеты.

В те годы пресса использовалась не только для публикации судебных приговоров, но, по сути, являлась общественным средством публикации доносов на людей, чья вина ещё не была доказана в суде. В каждую газету стекалось огромное количество писем: как от просто обиженных граждан, так и от разветвленной сети корреспондентов.

Письма после проверки редакцией или публиковались, или передавались в партийные ячейки или органы следствия.

Например, только по одной газете «Калгаснік Беларусі» за три месяца 1933 года можно привести такую статистику: «За апошнія тры месяцы (сакавік-красавік-май) паступіла ў рэдакцыю 2382 допісы і лісты. З іх зьмешчана ў газеце 280, паслана на расьледаваньне 1162, на якія атрымана 552 адказы: 315 допісаў пацьвердзілася, па гэтых допісах 86 чалавек зьняты з работы, 59 аддана пад суд. На 940 лістоў і допісаў даны асабістыя тлумачэньні…».

В письме ответственного редактора газеты «Звезда» Д. Юркова на имя секретаря ЦК КПБ(б) Волкова от 26 августа 1937 года указывается, что из каждого района БССР от колхозников и селькоров поступает по 20-50 и более сигналов, «причем, значительная часть из них весьма серьёзны».

Именно после одного из подобных опубликованных в газете «Рабочий» (после стала называться «Советская Белоруссия») доносов семья автора этой статьи была отправлена в архангельские леса.

Донос (кстати, содержащий недостоверные сведения) под названием «Помещичье гнездо — в 4-х верстах от Минска» был напечатан в номере № 229 (654) 6 октября 1929 года. «Корреспондент», скромно спрятавший свою фамилию под буквой «Н.», информировал:

«В центре Советской Белоруссии, в четырёх верстах от города Минска, под боком у Комхоза (Коммунальное хозяйство), Окрфо (окружной финансовый отдел) и проч. органов есть имение Дрозды. Летом — здесь главный белорусский «курорт».

В течение вот уже 11 месяцев хозяева имения, граждане Дрозды, сохраняют своё владение. Они сдают дачи, где отдыхают советские служащие. Среди последних есть — увы! — и работники Комхоза… Дачи растут. Строятся флигеля. Возводятся дома.

До революции Дрозды имели несколько десятков десятин пахотной земли и массив соснового леса. Земля и теперь осталась у Дроздов. Лес, хотя и перешёл в ведение земорганов, но пользуются им Дрозды.

Дрозды эксплуатируют бедноту, которая обрабатывает их землю. Не говоря о доходе, который приносят дачи, Дрозды ещё крупно спекулируют. Торгуют маслом, молоком, фруктами. В общем «снабжают» дачников полностью. Подоходный налог, который платят Дрозды, ничтожен.

Дрозд В. индивидуально обложен лишь на 140 руб., в то время, как с одних только дач он имеет несколько тысяч руб. в сезон. Почему Комхоз не муниципализировал эти строения, как он муниципализировал такие же строения в Веселовке? Ведь в Дроздах можно было оборудовать великолепный Дом отдыха! «Куриную слепоту» Комхоза нужно срочно излечить».

После подобной публикации в республиканской прессе судьба моей семьи была решена. Но это всего лишь один пример из десятков тысяч, которыми полны газеты 30-х годов. И вряд ли подобные «сигналы» вошли в число четыре миллионов довлатовских доносов.

Хотя в газеты писали и просто отчаявшиеся в поиске правды люди, и злобные жалобщики, но основной и постоянный поток информации шёл от сети рабселькоров. Так как газеты в то время были основным СМИ, то они в отличие от радио или кино пронизывали всё общество в самых отдалённых уголках. Спускаясь с общесоюзного уровня через республиканские и районные до уровня настенной газеты, которые выпускались в самых маленьких коллективах, будь-то колхоз или школьный класс.

Фото Виктор Перельман

В каждом таком коллективе обязательно создавалась редколлегия, в которую набирались корреспонденты. Здесь можно вспомнить стенную газету в пионерском лагере из фильма «Добро пожаловать или Посторонним вход воспрещён». Юный член редколлегии высмеял главного героя фильма, изобразив его в карикатуре, за что был подвергнут всеобщему презрению как доносчик и предатель.

Подобная сеть была очень удобна властям: не только регулярностью поставляемой информации, но и тем, что она, в отличие от отдельных доносчиков, была организована, а стало быть, и легко контролируема. Для рабселькоров различных газет проводились обучающие курсы, слёты, их можно было направить на освещение конкретных проблем в том населенном пункте, где они жили.

И, если проходила какая-то общесоюзная или республиканская кампания, например, по подготовке к посевной, то корреспонденты ориентировались на работу именно по ней.

Естественно, кроме «чернухи» рабселькоры являлись своеобразной сетью тогдашних «ольгинцев», которые формировали в СМИ заранее определенное партией «общественное мнение». Например, информируя с мест, как рабочие заводов и колхозов с пониманием и радостью встретили очередное повышение цен или снижение нормы хлеба.

Редакции проводили большую работу по вербовке рабселькоров и их обучению, стараясь максимально охватить все населенные пункты, предприятия, колхозы.

Несмотря на кажущуюся престижность «стать корреспондентом», эта работа была довольно опасной. Вполне понятно, что они воспринимались как стукачи. Хотя корреспонденты скрывались под псевдонимами, а редакции были обязаны под страхом уголовного наказания хранить их имена в тайне, вычислить их в небольшом коллективе или деревне было несложно. И в списках жертв «террористических актов», как тогда назывались любые нападения на представителей власти, было много рабочих и особенно сельских корреспондентов.

В 20-30-х годах перо рабселькора, как и мечтал Маяковский, было вполне сопоставимо по убойной силе со штыком. Своими «сигналами» они ломали человеческие судьбы, подводили людей под раскулачивание, высылку, увольнение, тюрьму и даже расстрел. Вполне предсказуемо находились люди, способные отомстить им за подобные деяния.

Естественно, доставалось от селькоров не только простым людям, но и местному начальству. Например, председатель колхоза «Заря коммуны» Редковского сельсовета Любанского района Ипполит Шуляковский «угрожал и пытался избить селькора Ращенко за разоблачение в стенгазете… селькора Статкевича (колхозника) доводил до слез. Угрожал селькорам Статкевичу и Вороничу, говоря: «Поставлю Вас с косами впереди, а сам стану сзади и тогда поотрезаю Вам пяты».

Председатель колхоза «Шлях Социализма» Крупецкого с/совета Добрушского р-на Кулиненко за заметку о том, что он колхозным хлебом оплачивает работу сторожа в своём личном саду, избил селькора Петра Бондарева.

Интересно, что именно с убийством селькора связан один из первых сюжетов советской мифологии. В деревне Дымовка Ново-Одесского района в Украине 28 марта 1924 года был убит из обреза селькор Григорий Малиновский. Убит родным братом Андреем.

Убийство, широко раскрученное прессой, вызвало огромный резонанс по всей стране. Деревню переименовали в Малиновку и поставили там памятник герою. Революционный поэт Демьян Бедный откликнулся стихотворением «Памяти селькора Григория Малиновского» с пламенными строками:

Сырость и мгла.

Ночь развернула два чёрных крыла.

Дымовка спит средь простора степного.

Только Андрей Малиновский не спит:

Сжавши рукою обрез, сторожит

Брата родного…

«Злые убийцы себя не спасут.

Смело вперёд, боевые селькоры!

Всех подлецов — на селькоровский суд.

Сыщем, разроем их тёмные норы!..»

В 1926 году был создан немой художественный фильм «Убийство селькора Малиновского» («Дымовка»). Лев Троцкий разразился статьёй «Каленым утюгом!» («Правда» N 239, 19 октября 1924 г.), в которой писал:

«Дело об убийстве селькора Малиновского имеет огромное политическое и культурное значение... Это уже не первое убийство низового рабочего или сельского корреспондента… По этому поводу в кое-каких белых изданиях раздавалось уже не раз злорадное хихикание: вот, мол, уничтожили свободу печати, теперь пожинайте плоды...

С этой презренной и бесчестной «свободой», которая полностью зависит от текущего счета в банке, мы покончили после октября 1917 года раз и навсегда! Да, у нас монополия печати находится в руках той партии, через которую трудящиеся осуществляют свою власть, свою диктатуру. Печать есть одно из важнейших орудий классовой диктатуры...

Конечно, мы не допустим агитации, направленной против господства трудящихся… Но мы должны всеми силами и средствами обеспечить свободу критики и обличения всего того, что мешает диктатуре трудящихся, подрывает эту диктатуру, искажает ее и компрометирует в глазах той или другой части рабочих и крестьян. Это и есть наша свобода печати…

С этой точки зрения разветвленная сеть рабкоров, селькоров и военкоров представляет собою необходимую и неотъемлемую часть живой, хотя и неписанной конституции государства рабочих и крестьян… Нужно живое обличение живых безобразий сегодняшнего дня, кара виновных и повседневное воспитание общественного мнения. Эту работу могут выполнить только рабкоры и селькоры. Им должна быть обеспечена полная свобода…».

Заканчивалась статья традиционно: угрозами в адрес врагов:

«Рабкоры и селькоры — это глаза и уши трудового государства. Кулацкие попытки ослепить и оглушить власть трудящихся должны и будут пресекаться со всей беспощадностью... Против бандитских обрезов найдется оружие покрепче в арсеналах советского государства. И если жадная, неистовая кулацкая рать будет и дальше замахиваться на рабкоров и селькоров, революционная диктатура пройдется по этой братии каленым утюгом и научит ее держать руки по швам перед советским строем, советским законом и советской моралью. Рабкоров и селькоров в обиду не дадим!»

Естественно, обвиняемых в убийстве Малиновского, расстреляли.

Фото Коммерсантъ

Правда, у современных историков есть иной взгляд на произошедшее в Дымовке. Мелкий уголовник Григорий Малиновской стал жертвой бытовой разборки и вообще не был селькором. Им он «стал» уже после смерти для пропагандистской кампании по популяризации движения рабочих и сельских корреспондентов.

Кстати, Феликс Дзержинский вообще возражал против публикации в прессе информации об убийствах селькоров, считая это вредным.

«Несмотря на репрессии и шум в газетах, количество убийств растет… Репрессии необходимы, но ни их, ни самих убийств не надо рекламировать. Эти убийства говорят о том, что вопрос взаимоотношений с деревней и в деревне серьёзно осложнился и обострился и что метод борьбы со злом селькорами требует пересмотра, ибо он фактически обанкротился», — писал он в Политбюро ЦК ВКП(б).

Дзержинский уверял, что честный селькор в своей борьбе со злом фактически обречён.

Рискованная работа рабселькоров была востребована властью. Государство делало всё, чтоб оградить своих информаторов от мести их жертв. Покушения на жизнь рабселькоров, приравненные к терроризму, почти всегда заканчивались приговорами к высшей мере.

Благодаря этой государственной поддержке, рабселькоровская сеть достигла невероятной силы, создав чуть ли не параллельную карательную организацию, по своим возможностям мало уступающую НКВД.

В середине 30-х годов эта разветвлённая сеть достигла 1 миллиона «штыков»! Правда, с ростом количества невероятно упало качество самой информации. И, если изначально проверки подтверждали 80% фактов, озвученных рабселькорами, то после эту проверку выдерживало лишь 30% доносов.

Статья опубликована в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Продолжение следует…