«Отстали от мамы, только когда жена сделала фото ребенка со свежей газетой и переслала следователю»

Вечером 9 августа 2020 года Павел пришел к избирательному участку, чтобы узнать результаты выборов — там никого не было:

— Была досада за белорусов, что, наверное, мы опять все упустим. С женой и детьми мы пошли на площадь. В этом время объявили предварительные результаты выборов, и мы узнали, что гражданин Лукашенко победил.

В центре сидели молодые люди. Они подняли руки вверх, показав знак «виктория». К ним подбежал милиционер и сказал: ребята, пожалуйста, уходите, потому что сейчас подъедет ОМОН.

Парни перешли к драмтеатру, сели на ступеньки и подняли пальцы вверх. Люди на остановке сделали то же самое. Тут подъехали автозаки, выбежали люди в масках и жестоко начали задерживать всех, кто там был. Мой сын — ему сейчас 6 лет — потом рассказывал, что видел, как воруют людей.

Павел с женой отвели детей домой, а сами вернулись в центр города.

— У нас уже были собраны рюкзаки на случай задержания — там были теплые вещи, печенье и строительные перчатки. Рассказывали, что в ИВС дают горячий чай в таре без ручек.

В центре было огромное количество народа. Мы насчитали всего лишь 18 омоновцев, видно, все остальные были, наверное, в Минске.

Помню, как женщина на площади кричала: «Верните моего сына!» Я так понял, что они просто гуляли, а сына избили и забрали. И к ней подходила патрульно-постовая служба, которая была не в курсе. То есть ОМОН сам решал, кого задерживать.

В тот же вечер была стычка с омоновцами, и она была не очень успешна для них. Через полчаса весь центр наводнили милиционеры в белых рубашках. А в последующие дни появились срочники со щитами, экипированные.

Павел участвовал и в других акциях после выборов. Последняя — после убийства Романа Бондаренко.

— Видел, как к парню, который стоял на ступеньках цирка, подошел наряд милиции. Он поднял руку и со всего размаха бросил телефон на ступеньки. Ему заломали руки. Собрался народ.

Подбежали омоновцы за руки и ноги его подняли, чтобы унести. Парень протянул руку со словом «помогите!» и схватил за запястье мою жену. Омоновец схватил мою супругу, и я полез в драку. Люди вытянули меня, и мы ушли с женой.

…12 августа 2021 года меня вызвал заместитель генерального директора РУП «Гомельэнерго» Андрей Николаевич Орышко и попросил меня зайти. У него в кабинете сидели два человека — оба в белых рубашках.

Один спросил: «Вы знаете, кто мы?» — «Нет», — ответил я. — «Мы из КГБ».

Они сказали, что должны изъять мой телефон. Я спросил, есть ли у них какие-то документы. — «Приказ президента».

Меня увезли в КГБ на допрос. Допрашивали восемь часов. Попросили описать все фотографии в моем Инстаграме. Спрашивали, умею ли я делать схроны и знаю ли я тех людей, которые могли повредить российскую станцию в Вилейке. Говорю: вы по телевизору показывали, что вы всех поймали. Они говорят: да, всех поймали, но кто это мог сделать?

Они смеялись, когда я называл Лукашенко гражданином. Я объяснил, что он не президент, против него большинство. Они заявили: нас в кабинете трое, мы за него, а вы против, получается, нас большинство.

Телефон мне вернули, сказали, вызовут через пару дней. В протоколе написали, что я хожу на антипрезидентские митинги с детьми и учу детей антиправительственным лозунгам. Я отказался подписывать. В итоге этот абзац убрали.

Через несколько дней сотрудники КГБ заявились ко мне в кабинет на работе и показали санкцию прокурора на обыск в доме, машине и гараже.

Дома уже были понятые. Мне сказали: ищем оружие и взрывчатку из Украины. Я удивился: «У нас нет границ с Россией, в отличие от Украины. Как можно привезти?»

Нашли у меня историю Польши на польском языке, сфотографировали. Изъяли ноутбук, телефон и бчб-картонку с надписью «Беларус беларусу брат. Прабач, дружа. Калі табе замінае мая машына, перазвані»

Смотрели личный дневник моей дочери. Заглянули даже в сливной бачок. Когда полезли к навесным потолкам, я предложил: может, вам дать тряпочку, пыль вытрете. Мне ответили: мы сейчас принесем оборудование и поднимем паркет, может, вы под полом что-то прячете.

Я профессиональный страйкболист. Из гаража у меня изъяли все снаряжение и бронежилет.

Тогда меня отпустили, а через несколько дней я вышел из детского сада и меня задержал ОМОН. Вылетели из машины, уложили на землю, надели наручники и закинули в бус. Поставили на меня ноги и поехали. Говорили: «Все, ты добегался, координатор плана «Перамога»».

Отвезли в ГУБОПиК, там меня допрашивал майор Ермошкин.

Сказали, что я собирал на своего директора компромат, чтобы потом передать в деструктивный чат. Спрашивали: кто тебя финансирует?

Вывели к омоновцам в автобус на часа три, потом обратно отвели: «Будешь сознаваться?» Говорю, мне не в чем сознаваться.

Отвезли в Следственный комитет. Следователь говорит: «Ты отсюда не уйдешь, поедешь в ИВС. На тебя заведено уголовное дело, ждем санкции прокурора на арест». Они так и не показали, что я якобы собирал на директора.

Ермошкин отвез меня в суд. Оказывается, я шел по улице, громко ругался, размахивал руками и не реагировал на замечания прохожих. Мне дали 15 суток.

Как и другим политическим, Павлу не выдали постельное белье и матрас.

— Нары представляют из себя решетку, которая впивается в тело. Нельзя спать днем, ноги вытянуть нельзя, спать можно с 22.00 до 6.00 только на верхних нарах. Ночью будят. Надо заглянуть в кормушку и назвать ФИО.

Меня постоянно перебрасывали из камеру в камеру. А пока я сидел, ко мне домой пришел СОП, создали комиссии в садике и школе.

После моей первой отсидки уехали жена и дочь. Вышел с суток, и узнал, что с работы уволили задним числом.

Павлу предъявили обвинение по статье 203-1 (часть 1 и 2).

— Якобы в феврале 2021 года я разместил в гомельском телеграм-канале данные на гендиректора «Гомельэнерго», но до суда не смогли показать, что именно я опубликовал.

В уголовном деле было два письма гендиректора Михаила Александровича Коваленко. В одном было написано, что он морально страдает и не спит ночами, потому что я на него собираю информацию, а во втором – что энергосистема Гомельской области под угрозой, потому что он не спит ночами.

Павел с сыном переехал жить к своей маме, а свою квартиру сдал.

— В октябре мне настойчиво позвонили в дверь: «Милиция, откройте!». На пороге стояли майор Ермошкин и как я понял, сотрудник Минского ГУБОПиКа. Сказали, что собираются провести обыск в моей квартире. Говорю: я ее сдал, там живут другие люди.

Павел дождался, когда придет мама, чтобы оставить болевшего ребенка с ней, и вышел из квартиры.  

— Внизу ждали омоновцы, посадили в машину. Ни о каком обыске речи не шло, завозят в ГУБОПиК. Опять спросили: «Ты будешь сознаваться?»

Увезли в РОВД, где оказалось, что я опять шел по улице и ругался. Мне якобы сделали замечание и предложили пройти в служебный автомобиль, но я стал убегать.

Павлу дали 20 суток, 14 из которых он сидел в одиночке.

— Потом ко мне в камеру посадили парня из Добруша. К нему пришли на работу и просто забрали – он даже не знает, за что. Следующий мой сосед — айтишник. Он смотрел телефон, остановился бус, говорят: покажи, что у тебя в телефоне. У него не было подписок на телеграм-каналы, но они зашли в поиск и увидели, что он смотрел каналы, признанные властями экстремистскими. Пока его везли, омоновцы смеялись: «А давай мы таксиста остановим!»

Вскоре к нам привели еще одного парня из Добруша. Он проснулся от стука в дверь — глазок закрыт. «Милиция, откройте!» Открыл — получил удар в грудь щитом. Арестовали его за то, что препятствовал милиции.

Еще один арестант пришел с ночной смены с завода, слышал, что кто-то в дверь стучит. Сквозь сон думал, что еще на работе. Проснулся, когда дверь начали вырезать.

Это происходило накануне приезда гражданина Лукашенко на запуск Добрушской бумажной фабрики. Видно, зачищали Добруш. Их ИВС был переполнен, и арестованных перевели в Гомель.

Те, кто признавался, что ругались, махали руками и убегали от милиции, получали 10 суток. Те, кто не соглашался с обвинением, — 12. Для сравнения: человеку, который украл бутылку водки и палку колбасы, дали трое суток.

В один из дней привезли хлопчика в наручниках. Думаю, ничего себе, двух политических в одну камеру. Он потерянный. Говорит: «Здравствуйте, не знаю, как себя вести». Думал, уголовники сидят. Говорю: «Я такой же, как ты».

У него было 40 дней по бабушке, поминали в ресторане. Ему позвонили из милиции: знаете ли такого человека, нам срочно надо приехать опросить вас по поводу него. Приехали, попросили выйти на две минуты. Встал из-за стола, никому ничего не сказал и вышел. А ему говорят: «Проедемте в ГУБОПиК».

Он хотел предупредить маму, но получил отказ: «Мама подаст на тебя в розыск, и ей объяснят, где ты». Мама этого парня — сердечница. Он очень переживал.

И сам Павел нервничал во время суток.

— ГУБОПиК угрожал, что у меня заберут сына, если не сознаюсь в том, что мне инкриминируют. Судья сказал, что моим ребенком займется СОП.

Сына вывезли из Беларуси. Следователь позвонил моей маме и грозился завести уголовное дело о пропаже ребенка. Отстали только тогда, когда жена сделала фото ребенка со свежей газетой и переслала следователю.

После ареста Павел начал выяснять, что его ждет после суда.

— Адвокат был уверен, что дело выигрышное. А юристы, с которыми я консультировался, сказали, что по этой статье не было ни одного оправдательного приговора. Мне грозило до 7 лет, в зависимости от того, как будет квалифицирована статья.

Связался с известным фондом, который помогает белорусам, спросил, что мне делать. «Надо бежать», — ответили мне.

Я поехал в Могилевскую область, ночью переплыл Днепр — не вплавь, потому что был уже ноябрь. Детали раскрывать не буду, потому что этот путь еще может понадобиться другим.

В итоге я приехал в Украину. Координатор Львовского кризисного центра Алексей Францкевич помог мне решить вопросы с документами. После я уехал в Польшу. Сейчас в городе Лодзь, работаю электромонтером и доволен жизнью.

Что меня больше всего потрясло, когда на польской границе меня остановили и спросили, где буду находиться на время карантина. Ответил, что у меня нет карантина, я политический.

Вышел пограничник, спрашивает: «Вы белорус? Политический? Сидели в тюрьме?» Я ответил: да.

Он отвел меня в комнату отдыха сотрудников и говорит: отдыхайте, мы все ваши документы оформим. Показал, где можно взять чай и кофе. Говорит: ложитесь, спите, а мы найдем, где вам карантин пройти.

Я был просто поражен: сотрудники в свою комнату отдыха ко мне заходили, постучав в дверь! Меня посадили на автобус до Люблина и разместили в шикарном отеле, кормили три раза в день. Там я две недели на карантине просидел.

Я так благодарен сотрудникам этого перехода — дай Бог им здоровья! Накануне моей поездки Анджей Дуда выступил с обращением к полякам и сказал: белорусы — наши братья. На своем опыте в этом убедился.

Павел не теряет надежды вернуться в Беларусь.

— Все, кто поломал мне жизнь, должны понести наказание. У меня в Гомеле было всё.