«Некому пасти свиней». Стукачи были не только в каждом доме и цехе, но и школьных классах

В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» продолжаем авторский цикл о закрепощении молодых людей и лишении конституционного права на бесплатное образование. Часть третья.

Есть популярная фраза, принадлежащая Сергею Довлатову, о 4 миллионах доносов якобы добровольно написанных гражданами. На самом деле, в 20-40 годах репрессивные советские органы не сильно нуждались в сигналах «доброжелателей» — дилетантов, которые на поверку чаще оказывались сведением счетов между соседями, родственниками, супругами, подчиненными и начальниками.

Здесь можно почитать часть первую и вторую.

На самом деле, всю эту грязную работу выполняли под руководством чекистов специально завербованные секретные осведомители, сотрудники, агенты и даже резиденты целых разведывательных сетей.

Да, ОГПУ-НКВД-КГБ все эти годы шпионил за своими гражданами. Этот спрут пронизывал все общество, моментально реагируя в докладных записках, отчетах и донесениях на всевозможные «антисоветские и контрреволюционные проявления» или «агитацию», часто выражавшиеся всего в одной неосторожной фразе.

Сейчас сложно сказать, на какую минимальную ячейку общества по советским стандартам полагался один осведомитель. Но в чекистских отчетах встречаются забавные вещи, когда оба гражданина, ведущие доверительную беседу наедине, после писали донос о ней своему куратору.

Осведомители были не только в каждом доме, мельчайшем воинском подразделении, отделе, цехе, но и в школьных классах. В это сложно поверить, но об этом свидетельствуют отчеты осени 1940 года о настроениях граждан, вызванных введением платного образования.

Например, ученица 5-й русской школы г. Борисова Гуликова сказала своим одноклассникам: «Сейчас стало очень много ученных, некому пасти свиней, вот поэтому правительством и изданы указы».

Ученик восьмого класса Реченской средней школы Любаньского района Тимофей Харитонович Кукреш заявил: «Сейчас школа стала не Советская, а царская». Когда ученики у подростка спросили: «Почему?», тот ответил: «Потому, что сейчас надо ломать Конституцию. Недаром раньше писали иностранные журналисты, что это не Конституция, а сбор дружины, и она не устойчива будет. Сейчас обратно, как и раньше, будут учиться богатые – дети профессоров и инженеров, а дети колхозников «осади назад!». Мне самому приходится бросать школу потому, что платить нет чем».

Были среди детей и совсем пессимистические отзывы. Ученица пятого класса 9-й средней школы Борисова Павро своей учительнице призналась: «Жить теперь стало невозможно. Лучше утопиться, чем жить. Все возвращается к старому. За учение платить, работать надо много, требования большие. Ну ее к черту такую жизнь».

Естественно, в обществе, где следили за учениками, под самым пристальным надзором спецслужб находились и учителя.

Учительница Жажелевской начальной средней школы Смолевичского района Симончик заявила: «Что-то стало делаться, обратно похожим на старую школу на старый лад. Многие студенты должны будут бросить учебу, так как не все родители не так уж материально обеспечены, чтобы платить за обучение и обучать своих детей в средней и высшей школе».

Учительница 4-й начальной школы Борисова М. Д. Френдель 4 октября обратилась к учителям: «Вы слышали про новый закон? Это дикость. Мой брат занимается в Лестехникуме, и он должен оставить учебу, потому что мы не в состоянии за него платить, он уже нам сообщил, что много студентов бросает учебу. Я просто возмущена новым постановлением об установлении платы за обучение. Это возврат к старому, теперь со всех средних школ будет отсев учащихся. Кто это сможет платить за обучение? Только те родители, которые занимают ответственные посты. Вообще дети комиссаров и других важных лиц учились слабо, поэтому они и решили издать такой закон».

Опасались работники образования и за свое будущее, поскольку сокращение учеников обязательно должно было привести к уменьшению учебных часов, лекций и вообще сокращению кадров. Преподаватель Минского Педучилища Борис Рубцов говорил: «Плачут студенты, поплачем и мы, ибо не будет работы».

Конечно, гражданам СССР было сложно поверить, что подобные законы приняты лично «отцом народов», и вина за них традиционно списывалась на вредителей. К примеру, начальник цеха фабрики им. Кирова Израиль Гиндил, исключенный из рядов ВКП(б) за прогул, в присутствии большого числа рабочих и секретаря парткома Аронина заявил: «Этот указ издан вредителями, как и раньше дети бедняков учиться не сумеют».

Впрочем, назывались и другие виновники этих жестоких для людей постановлений — традиционные для российского, а после совестного общества — евреи. 5 октября во время читки газет в колхозе «Борец Воли» Жодинского сельсовета в присутствии нескольких соседей Пётр Цибулько истолковал указы в контрреволюционном, антисоветском и антисемитском духе одновременно: «Это уже евреи постановили, они увидели, что мужики начали учиться и идти в город, поэтому они и постановили, что Вы, мол, мужики идите в колхоз и работайте бесплатно».

На замечание колхозника, сказавшего, что это неправда, он продолжил: «Это сделано только для того, чтобы с деревень не учились, это будет так, как было раньше. Евреи не только уговорили Сталина, а даже пригрозили ему террором, поэтому Сталин и согласился на это. В трудовые резервы отдают мужиков, эти люди будут только еврейскими водоносами, а евреи не пойдут».

Еще одним автором этих законов, как уже сообщалось в главе первой, назывался Гитлер.

Редко бывало так, чтобы народная реакция на партийные указы была настолько отрицательной. В отчетах осведомителей с трудом удавалось найти хоть что-то, отдаленно напоминающее согласие с «мудрой политикой партии».

К таким приходилось зачислять высказывания работницы Жодинского сельпо Александры Ероховец: «Это решение правительства неверное, потому что теперь может учиться тот, кто имеет деньги, а кто не имеет, тот не должен учиться. Разве дети виноваты, что их отец бедный, или не развит. С другой стороны, это постановление верное, потому что будет больше людей оставаться в колхозах, а то вся молодежь старалась уходить в город, а в колхозе оставались старики и подростки».

При этом все понимали, что именно для сельских детей теперь был закрыт путь к высшему и среднему специальному образованию. Студент Минского педучилища Хурс заявил: «Мужики как были неученые, так и останутся. У колхозников не то что денег, но и хлеба у многих нет».

Осенью 1940 года тысячи отчетов свидетельствовали об одном: граждане восприняли эти постановления как возврат к старым временам. И сотрудники силовых ведомств реагировали на подобное настроение народа традиционным способом — арестами недовольных за антисоветскую агитацию.

«Примеров таких высказываний со стороны антисоветских элементов в ряде мест выявлено значительное число. Нами в связи с этим дано указание городским и районным отделам НКВД: принимать срочные оперативные меры в соответствии имеющихся указаний к лицам, которые распространяют провокационные слухи и проводят антисоветскую агитацию в этом направлении», — писали чекисты.

Статья опубликована в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Продолжение следует…