Общество

Дмитрий Дрозд

Тюрьмы БССР: «Битые до потери сознания, с отливкой водой и охлаждением на морозе»

В рамках проекта «СССР: как это было на самом деле» продолжаем авторский цикл Дмитрия Дрозда «Тюрьмы БССР». Глава третья: «Расстрелы».

Один из редких в Беларуси памятников жертвам «необоснованных репрессий». Бобруйск

В плане вооружения до самого конца 20-х годов в белорусских исправдомах и с/х колониях был полный разнобой. Имелись винтовки системы Бердана (образца 1870 года выпуска), русские трехлинейные, австрийские, французские, японские, «винтовка Веттерли», американские винчестеры, карабины, револьверы «Смит-Вессон» и, конечно, «Наганы» Тульского завода.

Однако начинается постепенное перевооружение и всё чаще появляются новые образцы, причем, довольно часто предпочтение отдается немецкому оружию.

Глава первая: Минский концлагерь и другие новшества большевиков

После ревизии Могилевского Исправдома было решено: для администрации и охраны «требуется приобрести 15 револьверов системы «Наган» и 6 системы «Браунинг». Личное оружие полагалось и самим сотрудникам тюрем. Причем, даже самым незначительным, не говоря о тех, кто приводил приговоры в исполнение.

И когда был выбор, советские чекисты и работники тюрем предпочитали надежное немецкое оружие. Так 27 июля 1926 года временный начальник Минской тюрьмы Сидорович просил у начальства: «Прошу разрешения на право ношения оружия казенного револьвера системы «Маузер» за № 421939, а также прошу выдать разрешения на право ношения собственного оружия револьвера системы «Браунинг» за № 19989 заведующему типографией вверенного мне Исправдома т. Фридлянду».

Так что вопрос: «Откуда в Куропатах могли появиться несколько немецких гильз?», имеет убедительное документальное объяснение: у работников НКВД было как казенное, так и личное немецкое оружие. Естественно, для тяжёлой ежедневной работы палача в основном применялось табельное оружие, но в каких-то исключительных случаях  (например, отказ основного пистолета) в ход могло пойти и личное.

Но до начала массовых репрессий пистолеты охранников чаще использовались не для убийства людей. Так 11 апреля 1924 года был составлен акт на списание трех «нагановских» патронов за 1923 год, из которых два ушло на злоумышленников, покусившихся на потраву полей, а одним была убита бешеная собака.

25 мая 1924 года один патрон был использован при задержании бежавшего Петра Павлова. Самым оригинальным способом были расходованы патроны в Могилевском Исправдоме. 15 винтовочных боевых патронов – при «производстве бутафорных выстрелов на сцене театра Исправдома».

А вот уже в 30-х годах десятки тысяч патронов были использованы совсем для другой цели.

И в годы репрессий даже нахождение на таком необходимом для системы посту как начальник тюрьмы (приводил приговоры в исполнение) не гарантировало неприкосновенности. В то время, когда по всему СССР шла борьба с «польскими шпионами», доставалось всем, кто хоть сколько-то подходил под категории, определенные в приказе № 00485, утвержденном Политбюро ЦК ВКП(б) 9 августа 1937-го.

28 сентября 1937 года Гомельский городской комитете КП(б)Б исключил из партии Тимошевича Игнатия Ивановича. (1897 г.р., член партии с 1925, служащий, из крестьян). На момент исключения из партии Тимошевич уже был арестован, что, как правило, и становилось почти автоматической причиной исключения из партии. Для нас же интересна и должность, которую занимал арестованный, и причина ареста.

Товарищ Тимошевич был начальником Гомельской тюрьмы. Вроде бы человек занимал довольно высокую и ответственную должность в репрессивной машине БССР, однако партия и НКВД знало и помнило всё.

В данном случае, что он «перешел нелегально границу из Польши в СССР со шпионской целью и был связан с польской разведкой». Напомню, в упоминаемом приказе № 00485 одной из категорий были именно «Перебежчики из Польши, независимо от времени перехода их в СССР». Именно это и стало главной причиной ареста.

Однако следователи здесь не забыли вспомнить и профессиональную деятельность арестованного. Оказалось, что Тимошевич «нелегально перешел границу с целью проведения шпионской работы для способствования… в побеге осужденных врагов народа». То есть уже в момент его перехода коварной польской разведке было известно, что в будущем Тимошевич займёт пост начальника тюрьмы.

Надо ли говорить, что «шпион» великолепно выполнил своё задание? Нелепость подобных обвинений не спасла жизнь начальнику Гомельской тюрьмы, и в одном из «сталинских списков» за 12 сентября 1938 года он прошел по 1-й категории – расстрел.

Глава вторая: Побеги

Мало кто знает, что должность начальника тюрьмы в советские времена заключала в себе и очень своеобразную обязанность — это участие в расстрелах. Например, Олег Алкаев, который был начальником СИЗО № 1 («Володарки») в наше время (с декабря 1996 по май 2001 года), автоматически возглавил и расстрельную команду. Её официальное название «Специальная группа по приведению в исполнение смертных приговоров». Уже через три недели после своего назначения в ночь с 30 на 31 декабря он участвовал в расстреле пяти человек.

Причем, по его словам, когда он занял свой пост, приговоры приводились совершенно диким способом. Приговоренного к смерти человека ночью вывозили в лес и расстреливали выстрелом в затылок на краю специально подготовленной ямы, которая и становилась могилой. Именно такой почерк убийства (пулевое отверстие в затылочной части и гильзы от «Наганов») был выявлен на всех обнаруженных в Куропатах черепах. Похоже, что этот сценарий не менялся 60 лет. Места подобных могил – одна из самых больших государственных тайн.

Менее чем за пять лет уже под командованием Алкаева было приведено в исполнение 134 приговора. В должности начальника СИЗО он смог добиться, чтобы привидение приговоров проходило более гуманным способом, для чего за пределами тюрьмы был создан секретный «Пункт исполнения приговора».

Во времена репрессий расстрелы чаще проходили или в самих тюрьмах, или на специальных расстрельных полигонах вроде минских Куропат, подмосковных «Коммунарки» и «Бутово», питерского «Левашовская пустошь», оршанского «Кабыляцкая гора» и сотнях других.

Место массовых расстрелов НКВД – Кобыляцкая гора в Орше

О том, что происходило в белорусских тюрьмах во время репрессий, мы сейчас знаем довольно много. Но каждый раз, когда открываешь подобные документы, испытываешь шок. После завершения всех массовых карательных операций НКВД («кулацкой», «польской», «немецкой» и др.) и после постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» началась своеобразная «оттепель».

С чем подошли к этой дате чекисты БССР? Сталину был отправлен доклад «О недостатках и извращениях в работе органов НКВД БССР, вскрытых в связи с проверкой кадров», в котором среди прочих ужасающих фактов приводились данные из доклада помощника наркома НКВД БССР старшего лейтенанта государственной безопасности Михаила Стояновского:

«На сегодняшний день по нашей республике без ДТО и без особых органов, мы имеем 2.800 арестованных, с которыми надо расхлебываться. Из этих 2.800 человек есть 1.200 арестованных, которые сидят от 9 месяцев до 2 лет. Этот груз – 1200 человек – будет представлять исключительную трудность по целому ряду моментов. Потому что документировать дела на лиц, которые арестованы 2 года тому назад, которые обвиняются во вредительстве, шпионаже и терроре, конечно, сейчас будет труднее.

Вторая трудность – это следующая: мы оформим этих 1200 человек, а они все 1200 – битые, да битые до потери сознания, с отливкой водой и охлаждением на морозе, и наоборот, – с отливкой водой, да в «парилку». Это даст большую трещину в авторитете наших органов. Ибо ни один арестованный, ни один обвиняемый, который прошел эту школу наших оперативных групп, в свое время молчавший об этом теперь молчать не будет.

В основном в применении этой «парилки» в сравнительно небольшой Гомельской тюрьме с 1 января по 1 октября умерли по неполному учету 150 человек, в большинстве следственно-заключенные, виновность которых еще не была доказана. Примерно за такое же время в Витебской тюрьме умерло 132 человека, Слуцкой – 46, Бобруйской – 42 и т.д…

В мае месяце 1937 года гомельским горотделом НКВД была арестована группа граждан из 15 человек по обвинению в принадлежности к «Бунду» и а/с агитации. Следствие продолжалось до ноября 1938 года. Половина людей из этой группы умерли во время следствия, а другая половина в ноябре 1938 освобождена из-под стражи и дело прекращено.

Учет осужденных и арестованных в тюрьмах находится в исключительно хаотическом состоянии. Оправданных и амнистированных очень часто не могут найти, и они продолжают сидеть и после оправдания. Установлены факты незаконного содержания в тюрьме… Только за последние два квартала 1938 года в народные суды не доставили 85 человек, так как их нигде не могут найти...»

Текст показателен сам по себе. Высокий чекистский начальник больше волнуется не о восстановлении честных имён безвинно арестованных и даже замученных до смерти, а о том, что эти факты могут подкосить авторитет НКВД и партии.  Сотни невиновных людей были замучены до смерти самыми изуверскими способами уже в ходе следствия.

Думаю, что многие помнят ещё со школы, как фашисты замучили генерала Карбышева, облив его на морозе водой. Однако эта история до сих пор не получила документальных подтверждений и больше похожа на советский миф, вроде подвига 28 панфиловцев. А вот подобные пытки в белорусских тюрьмах во время репрессий задокументированы самими чекистами и коммунистами.

Кроме доклада Стояновского эти факты приводились в записке по расследованию репрессий ещё во времена СССР: «Так, например, в НКВД Белорусской ССР арестованных затягивали в смирительные рубашки, обливали водой и выставляли на мороз, вливали в нос нашатырный спирт, издевательски называемый «каплями искренности».

На всех умерших после подобных пыток составлялись медицинские справки о смерти якобы от инфаркта, инсульта, воспаления лёгких. Именно их потом получали близкие жертв репрессий. Как и на тех, кто был после следствия приговорён к «десяти годам без права переписки», что означало расстрел.

Поскольку подобная циничная ложь была самой сутью советской системы, скорее всего, мы никогда не узнаем реальной причины смерти сотен наших соотечественников. 

Одна из медицинских справок о смерти заключенного — М. Орловского – инженера БВО в Смоленской тюрьме. Реальной причины мы никогда не узнаем. Уже после смерти 9.04.1938 Орловский… был приговорен к расстрелу как «польский шпион». В 1959 году дело было пересмотрено и прекращено… по отсутствию состава преступления. Орловский реабилитирован

Единственным комментарием может быть то, что сам Стояновский был арестован 03.01.1939, осужден 11.04.1939 Военным трибуналом войск НКВД Белорусского округа и расстрелян. Как и некоторые другие чекисты, руководившие НКВД БССР, которых мы вполне заслуженно можем называть палачами белорусского народа.

Как, например, майор государственной безопасности Иван Андреевич Жабрев. На пике своей белорусской карьеры, совпавшим с пиком Большого террора, он дослужился до должности помощника и заместителя народного комиссара внутренних дел БССР. После БССР Жабрев отметился ещё и в Украине. После чего за свои преступления 17.11.1938 был арестован, а 22.02.1939 осужден и расстрелян.

Один из палачей белорусского народа – чекист Иван Жабрев (архив СБУ). Расстрелян за свои преступления

А вот большинство из тех, кто сам фабриковал дела, пытал и обрекал невиновных людей на расстрел, чаще отделались увольнение, исключением из партии или незначительными сроками. А во время войны многие вернулись к любимой работе в особые отделы, получили новые звания, ордена и погоны. А после войны рассказывали школьникам о своём героическом прошлом.

Цикл опубликован в рамках проекта «СССР: как это было на самом деле». Глава четвертая – о современных побегах – скоро следует…

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 4.7(73)