На залп «Авроры» в октябре 1917-го минчане ответили запоем

94 года назад, 7 ноября (25 октября по старому стилю) 1917 года, исполком Минского Совета рабочих и солдатских депутатов напечатал и распространил среди жителей города приказ № 1 «К населению города Минска и окрестностей».

В нем сообщалось о победе вооруженного восстания в Петрограде и переходе власти в руки Совета. Как свидетельствуют сохранившиеся в Национальном историческом архиве Беларуси документы, минские большевики несколько поторопились и выдали желаемое за действительное…

Согласно протоколам заседаний Минской городской Думы за 1917 год, как до переворота, который позже будет назван Великой Октябрьской социалистической революцией, так и после Минск даже с натяжкой нельзя было назвать революционным городом.

Власти больше были озабочены решением насущных социальных проблем, хотя и политику стороной не обходили. Например, в августе 1917-го в городском театре состоялось первое заседание Минской городской Думы (МГД) нового состава, в которую вошли представители восьми партий и объединений. Гласные (депутаты) от партий Бунда, большевиков, меньшевиков и польских социалистов создали социал-демократический блок, выступавший «за скорейшее окончание войны и заключения мира на основах российской революционной демократии». Однако значительную часть заседаний городская Дума тратила на думы о хлебе насущном и прочих жизненно важных для города вещах.

С началом в 1914 году Первой мировой войны в городе стали закрываться предприятия. К концу октября 1915-го Минск превратился в прифронтовой город. Здесь размещались многочисленные военные учреждения, госпитали, штаб Западного фронта.

С началом осени 1917 года участились перебои с хлебом. Как заявил на одном из заседаний МГД гласный Хургинь: «Губернский продовольственный комитет не дал никаких хлебов ни на сентябрь, ни на октябрь. Предоставили право закупки 150 тысяч пудов ржи, закуплено только 25 тысяч, но они не получены...».

Народные избранники отмечают возросшую в городе спекуляцию. Некоторые из выступающих предлагают принять жесткие меры, вплоть до проведения обысков и изъятия у спекулянтов продуктов. Эта идея понравилась большевикам. Гласный Кузнецов от имени фракции большевиков присоединяется к этому предложению и указывает, что «у помещиков есть запасы хлеба, но они ничего не производят у молота, только привозят хлеб в город и продают его по высокой цене».

Вторая проблема, которая сильно бьет по жизни Минска — топливо. Довольно острая дискуссия возникает по поводу заготовки дров к зиме. Договоры с поставщиками не дают гарантий, что город дрова получит. Звучат предложения вырубить Комаровский лес, однако доктор Хойновский протестует: «Мысль о вырубке Комаровского леса дикая, это варварство».

За два дня до залпа крейсера «Аврора», послужившим сигналом к революционным событиям в Петрограде, минская Дума постановляет ввести с 1 ноября налог на кинематограф, повысить оклады учащимся городских училищ до 180 рублей и квартирных до 30 рублей и учредить Комитет народной трезвости. У проблемы пьянства наметилась тенденция к резкому обострению.

Справка Naviny.By

О количестве дореволюционных алкоголиков сведений не имеется. Однако по размаху питейной торговли и другим признакам можно предположить, что их было немало. Например, «Памятная книжка Минской губернии на 1914 год» сообщает, что в 1912 году «всех заведений для продажи питей было в Минской губернии 1727 (на 18 более, чем в 1911 году). В том числе: казенных винных складов 7, казенных винных лавок 546, трактирных заведений 119, пивных лавок 660, буфетов 59» и т.д.

Эстафета запрета было проложена и после Октябрьского переворота. На другой день после захвата власти, 8 ноября 1917 года, Петроградский Военно-Революционный комитет издал приказ, который запрещал производство всяких «алкогольных напитков». Виновных в неисполнении приказа грозили предать Военно-революционному суду.

О том, как Минская городская Дума отнеслась в событиям в Петрограде, можно узнать из постановления, принятого 9 ноября (27 октября) 1917 года:

«Дума считает выступление большевиков явным преступлением, отягчаемым вероятным срывом Учредительного собрания или отсрочкой его созыва и возможностью контрреволюционных выступлений. Нормальным исходом из настоящего кризиса был бы переход власти на местах к органам демократического самоуправления…»

Дума делегирует двух своих представителей в Комитет спасения революции (имеется в виду Февральская,— прим. ред.), имеющий задачей сплочение сил демократии и формирование твердой власти впредь до воссоздания в Российской Республике центральной власти, опирающейся на широкие слои демократии…»

В то же время словесное противостояние грозило пролитием крови. Между Комитетом спасения революции и Минским Советом рабочих и солдатских депутатов возник конфликт. Комитет не признает власти в Петрограде, а Совет получает из Петрограда депеши с требованием их выполнения. Большевики остались при своих взглядах, захватили оружие, и когда его потребовали сдать, заявили, что при попытке его отобрать «Минск будет стерт с лица земли». В результате Советы объявили Комитет спасения революции контрреволюционной организацией и тот отказался от вооруженного противостояния.

Однако городская Дума свою работу не прекратила и продолжала решать проблемы Минска. На заседании Минской городской Думы 6 декабря (23 ноября) сообщается о том, что муки в городе осталось на одну выпечку. Хлеба в городе нет, плохо с мясом. За керосином суточные очереди. Военно-революционный комитет обещал помочь, но ничего не смог сделать. В народе начались разброд и шатания на почве повального пьянства. На том же заседании гласные возмущаются состоянием города: «По улицам невозможно ходить, прямо на земле валяются пьяные горожане, шагу ступить нельзя, чтобы на них не наступить!». В ходе прений выясняется поразительная история.

Оказывается, что в течение полутора месяцев по Либаво-Роменской железной дороге в целях конспирации курсировал состав с 12 цистернами спирта. Поезд с крепким напитком предназначался для нужд фронта, однако по ряду причин застрял в Минске. Оставлять его на запасных путях или загонять в тупик было рискованно, и потому состав со спиртом постоянно перегоняли с одной станции на другую. Однако тайну дармовой выпивки раскрыли рабочие железной дороги. Как-то незаметно состав укоротился на две цистерны.

В своем постановлении Дума поручила Комитету народной трезвости провести расследование по поводу инцидента с пропажей двух цистерн спирта и обеспечить сохранность остальных. Чем эта история закончилась, в протоколах МГД сведений нет.

…21 февраля 1918 года войска кайзеровской Германии нарушили условия перемирия, перешли в наступление и захватили Минск. В городе был установлен жесткий оккупационный режим. Однако городская Дума и в этих условиях продолжала работу, не забывая о протрезвлении городского населения.

23 апреля 1918 года Комитет народной трезвости сделал по этому поводу доклад. В частности, в нем сообщалось:

«Запрет на спиртное действовал с 19 июля 1914 года до прихода немецких войск — 3 года 7 месяцев... 15 марта городская милиция по распоряжению главного управления конфисковала в ресторанах и других заведениях спиртное. Но по жалобе рестораторов немецкий комендант приказал все вернуть. Более того, командир немецкого корпуса разрешил свободную продажу спиртного. В настоящее время пьянство уже настолько развилось, что нельзя спокойно пройти по городу, чтобы не встретить тяжело пьяных».

Комитет предложил «запретить навсегда в чреве Минска продажу всех спиртных напитков, не исключая виноградных вин и пива».

…Советская власть также не уставала предлагать, запрещать и карать, чтобы искоренить пьянство. С первых своих дней она без устали издавала суровые приказы о предании военно-революционному суду за: сокрытие запасов вина и спирта, спекуляцию, подстрекательство к погромам винных складов и даже за появление на улице в нетрезвом виде. У населения на этот счет было собственное мнение.