Беседка
Борис Бабанов, ”Новые Известия”

«Мы уже домолчались до того, что они и царствуют, и пытаются строить мир под себя»

Александр Гордон создает передачи, которые смотрит особая публика — интеллектуалы, ученые, люди, умеющие думать (не случайно он несколько лет назад даже создал «Партию интеллектуалов»). Недавно стартовал новый проект — передача «Гордон Кихот», где тележурналист дискутирует с людьми, которые ему лично неприятны. В интервью Александр Гордон рассказал о том, каково это — общаться с бесконечными раздражителями, а также о том, что бы он делал, если бы судьба избавила его от ТВ.

— Вы, кажется, хотели делать программу «Гордон Жуан», а вышел — «Гордон Кихот». Сервантеса, что ли, особенно любите?

— Нет, я люблю фамилию Гордон. Это, так или иначе, каламбур вокруг бренда. Поскольку я ничем другим, кроме этого бренда, торговать не умею, да и не хочу, вот и каламбурю потихоньку. И, кстати, не всегда удается протолкнуть название передачи. Сейчас удалось — вот я и радуюсь. Тем более что концепция передачи наглая, провокационная, я крайне субъективен и вызываю на разговор людей, которые по тем или иным причинам мне лично неприятны, ну или, с моей точки зрения, они в чем-то провинились перед человечеством. Все максимально субъективно — и концепция, и название.

— Почему вашими героями стали именно Сергей Минаев, Сергей Мавроди, Ксения Собчак — это те самые люди, что особенно провинились?

— Повторяю — выбор абсолютно субъективен. Мне редакторы предлагают, а я выбираю.

— Ну а критерии?

— Эстетические и этические. Других нет. Минаев — тот, кто выдает за литературу свои произведения, — то, что литературой не является. Собчак — девка умная, талантливая и хорошо воспитанная, но что-то ее занесло в другую сторону. И выясняется, что это банально из-за денег. Поймите, у меня нет задачи изменить жизнь, облик, характер персонажа, но у меня есть циничная задача поговорить с ним и со зрителями на такие темы, которые меня к 44 годам волнуют.

— А вам что-нибудь на нашем телевидении нравится?

— Я вообще легкомысленно отношусь к телевидению, и у меня нет чего-то любимого, хотя нет и такого, от чего я пришел бы в бешенство. Но есть пульт, с помощью которого можно переключать каналы. Я смотрю новости, футбол, смотрю плохие фильмы и сериалы, да любые смотрю, но их не запоминаю. Актеры плохие, режиссер плохой, сценарий штампованный, а я с удовольствием это смотрю.

— Как так?

— А вот, видимо, у меня есть какой-то комплекс, и я его таким образом излечиваю. Смотрю и думаю — вот есть же бездарные люди, не ты один. А хорошее по телевизору смотреть удается редко, времени нет.

— На Западе с телевидением лучше?

— Там пипл не все хавает, как у нас.

— Телевидение должно быть интеллектуальным или это все же развлекательный жанр?

— Телевидение должно быть разным. Я вообще-то с нетерпением жду, когда наступит цифровая революция и каналов станет больше, чем возможности за ними следить. Может, тогда и возникнет что-то новое по качеству. А пока всех все устраивает. Одних устраивает ситуация на телевидении, потому что можно его проклинать и жаловаться на него. Других — потому что там деньги платят. Третьих — потому что это инструмент влияния, проверенный и хорошо работающий. Четвертых — потому что они находят там то, что им нужно.

По мне, телевидение — это просто инструмент коммуникации для общества, чтобы оно хоть там существовало, в этом ящике. Выключишь сегодня телевизор — и все, никакой России вовсе нет. Потому что никаких горизонтальных связей нет. Откуда вы узнаете, что происходит в Сыктывкаре, если вам надо? Нет общего, нет общей мечты. Есть отдельные группы людей, которые рассеяны по пространству. И телевизор их связывает.

— Ну а лично для вас телевидение — это что?

— Более или менее честный заработок. У меня глаза не горят, когда я придумываю новую передачу или захожу в студию. В процессе, да, бывает, что завожусь. Но скорее эмоционально, чем творчески. Если бы меня судьба избавила от телевидения, прислав энную сумму денег на мой счет, я бы не скучал. Мне хочется верить в то, что я бы стал снимать кино.

— То есть кино вы любите больше, чем телевидение?

— Нет, не люблю. Хорошему кино нужен хороший зритель. На хорошем фильме зрителю работать надо. Так что я пойду на плохой фильм. Сидишь себе — и тебя волокут куда-то спецэффектами, звуком, сюжетом, актрисами симпатичными. Серьезное кино… Я вот даже не знаю, как можно смотреть его хотя бы раз в полгода, это же все равно, что каждый день читать «Войну и мир».

— А какое кино, по-вашему, серьезное?

— Ну, это обычный «джентльменский набор». От Бергмана до Феллини, еще Данелия. Лучший фильм всех времен и народов — данелиевский «Не горюй!». Попал он в меня абсолютно. Сколько его показывают, столько я его и пересматриваю.

— И глаза горят?..

— Глаза горят у меня вообще от другого — от женщин, например…

— Женщинам с вами везет?

— Категорически нет. Со мной везет только тем женщинам, которые меня никогда не видели. И я утешаюсь тем, что таких большинство. Видимо, я просто не совсем правильный человек. И вот они страдают от того, какой я есть. А я бы и рад измениться, но не знаю — как.

— Значит, вам везет с ними?

— Могу сказать, что да — везет. Но у меня глаза еще и от вина горят и от пения в пьяном виде. В трезвом виде не пробовал, думаю, что и не получится.

— Почему?

— Да потому что петь же не голосом надо, а чем-то другим, а оно — что-то другое — спит до тех пор, пока не выпьешь. Как выпьешь — просыпается…

— И тогда?..

— Тушите свет. Обидно вот только, что люди страдают от моего пения.

— И не подумал бы, что вы поете. Выходит, ничто человеческое вам не чуждо, и готовить умеете?..

— Я все время готовлю. Большую часть обедов, ужинов, хотя не могу сказать, что завтраков, потому что я с утра не ем. А еще люблю рыбалку. Но это бывает все реже и реже. Очень трудно с годами ловить новые ощущения. У меня в голове, в сердце, рыбалка — куда большее ощущение, чем просто пойти ловить рыбу. И поэтому испытываешь разочарование. Ну а потом ведь и мошки тоже, да и холодно, или не клюет. Все как-то не так, как там, в голове.

— У вас актерское образование — не жалеете, что не играете постоянно в театре?

— Нет, хотя поставить что-нибудь к зиме я бы согласился, если не поеду, конечно, снимать кино в Израиль. Но играть — нет. Я уже очень плохо чувствую себя перед глазами зрителей, перед камерой.

— Вы кажетесь смелым человеком. Это так?

— Так я свое уже отбоялся. Может, потому, что давно не пугали. А потом мы уже домолчались до того, что они и царствуют, и пытаются строить мир под себя. И в этом есть огромная часть нашей вины. Да, уход головой в песок — замечательно, но это не ведет к изменениям. А вот такое сотрясание воздуха разговорами с ветряными мельницами если и не раскроет глаза людей, то определит их позиции — за или против. По мне этого и достаточно.

СПРАВКА

Телеведущий Александр Гордон родился 20 февраля 1964 года в поселке Белоусово Калужской области.

В 1987 году окончил актерское отделение Театрального училища имени Щукина. Затем в течение года работал в театре-студии имени Рубена Симонова.

В 1989 году уехал в США. Сменив множество профессий, оказался на первом русскоязычном телевизионном канале Нью-Йорка RTN-WMNB, где работал старшим корреспондентом.

В 1993 году создал собственную компанию Wostok Entertainment, благодаря чему в 1994 году в России на канале ТВ-6 начала выходить его программа «Нью-Йорк, Нью-Йорк».

В 1997 году вернулся в Россию. Был автором и ведущим программ «Частный случай», «Процесс», «Собрание заблуждений». На радиостанции «Серебряный дождь» вел программу «Хмурое утро». С 2001 по 2003 год на НТВ вел научно-популярную программу «Гордон». В 2006—2007 году вернулся на «Серебряный дождь», где вышла его программа «Хмурое утро. 10 лет спустя».

С 2005 года работает на Первом канале. В 2002 году снял художественный фильм «Пастух своих коров».

Оцените статью

1 2 3 4 5

Средний балл 0(0)