«Мы уже домолчались до того, что они и царствуют, и пытаются строить мир под себя»
Александр Гордон создает передачи, которые смотрит особая публика — интеллектуалы, ученые, люди, умеющие думать (не случайно он несколько лет назад даже создал «Партию интеллектуалов»). Недавно стартовал новый проект — передача «Гордон Кихот», где тележурналист дискутирует с людьми, которые ему лично неприятны. В интервью Александр Гордон рассказал о том, каково это — общаться с бесконечными раздражителями, а также о том, что бы он делал, если бы судьба избавила его от ТВ.
— Вы, кажется, хотели
делать программу «Гордон Жуан», а вышел — «Гордон Кихот». Сервантеса, что ли,
особенно любите?
— Нет, я люблю фамилию Гордон. Это, так или иначе, каламбур
вокруг бренда. Поскольку я ничем другим, кроме этого бренда, торговать не умею,
да и не хочу, вот и каламбурю потихоньку. И, кстати, не всегда удается
протолкнуть название передачи. Сейчас удалось — вот я и радуюсь. Тем более что
концепция передачи наглая, провокационная, я крайне субъективен и вызываю на
разговор людей, которые по тем или иным причинам мне лично неприятны, ну или, с
моей точки зрения, они в чем-то провинились перед человечеством. Все
максимально субъективно — и концепция, и название.
— Почему вашими
героями стали именно Сергей Минаев, Сергей Мавроди, Ксения Собчак — это те
самые люди, что особенно провинились?
— Повторяю — выбор абсолютно субъективен. Мне редакторы
предлагают, а я выбираю.
— Ну а критерии?
— Эстетические и этические. Других нет. Минаев — тот, кто
выдает за литературу свои произведения, — то, что литературой не является.
Собчак — девка умная, талантливая и хорошо воспитанная, но что-то ее занесло в
другую сторону. И выясняется, что это банально из-за денег. Поймите, у меня нет
задачи изменить жизнь, облик, характер персонажа, но у меня есть циничная
задача поговорить с ним и со зрителями на такие темы, которые меня к 44 годам
волнуют.
— А вам что-нибудь на
нашем телевидении нравится?
— Я вообще легкомысленно отношусь к телевидению, и у меня
нет чего-то любимого, хотя нет и такого, от чего я пришел бы в бешенство. Но
есть пульт, с помощью которого можно переключать каналы. Я смотрю новости,
футбол, смотрю плохие фильмы и сериалы, да любые смотрю, но их не запоминаю.
Актеры плохие, режиссер плохой, сценарий штампованный, а я с удовольствием это
смотрю.
— Как так?
— А вот, видимо, у меня есть какой-то комплекс, и я его
таким образом излечиваю. Смотрю и думаю — вот есть же бездарные люди, не ты
один. А хорошее по телевизору смотреть удается редко, времени нет.
— На Западе с
телевидением лучше?
— Там пипл не все хавает, как у нас.
— Телевидение должно
быть интеллектуальным или это все же развлекательный жанр?
— Телевидение должно быть разным. Я вообще-то с нетерпением
жду, когда наступит цифровая революция и каналов станет больше, чем возможности
за ними следить. Может, тогда и возникнет что-то новое по качеству. А пока всех
все устраивает. Одних устраивает ситуация на телевидении, потому что можно его проклинать
и жаловаться на него. Других — потому что там деньги платят. Третьих — потому
что это инструмент влияния, проверенный и хорошо работающий. Четвертых — потому
что они находят там то, что им нужно.
По мне, телевидение — это просто инструмент коммуникации для
общества, чтобы оно хоть там существовало, в этом ящике. Выключишь сегодня
телевизор — и все, никакой России вовсе нет. Потому что никаких горизонтальных
связей нет. Откуда вы узнаете, что происходит в Сыктывкаре, если вам надо? Нет
общего, нет общей мечты. Есть отдельные группы людей, которые рассеяны по
пространству. И телевизор их связывает.
— Ну а лично для вас
телевидение — это что?
— Более или менее честный заработок. У меня глаза не горят,
когда я придумываю новую передачу или захожу в студию. В процессе, да, бывает,
что завожусь. Но скорее эмоционально, чем творчески. Если бы меня судьба
избавила от телевидения, прислав энную сумму денег на мой счет, я бы не скучал.
Мне хочется верить в то, что я бы стал снимать кино.
— То есть кино вы
любите больше, чем телевидение?
— Нет, не люблю. Хорошему кино нужен хороший зритель. На
хорошем фильме зрителю работать надо. Так что я пойду на плохой фильм. Сидишь
себе — и тебя волокут куда-то спецэффектами, звуком, сюжетом, актрисами
симпатичными. Серьезное кино… Я вот даже не знаю, как можно смотреть его хотя
бы раз в полгода, это же все равно, что каждый день читать «Войну и мир».
— А какое кино,
по-вашему, серьезное?
— Ну, это обычный «джентльменский набор». От Бергмана до
Феллини, еще Данелия. Лучший фильм всех времен и народов — данелиевский «Не
горюй!». Попал он в меня абсолютно. Сколько его показывают, столько я его и
пересматриваю.
— И глаза горят?..
— Глаза горят у меня вообще от другого — от женщин,
например…
— Женщинам с вами
везет?
— Категорически нет. Со мной везет только тем женщинам,
которые меня никогда не видели. И я утешаюсь тем, что таких большинство.
Видимо, я просто не совсем правильный человек. И вот они страдают от того,
какой я есть. А я бы и рад измениться, но не знаю — как.
— Значит, вам везет с
ними?
— Могу сказать, что да — везет. Но у меня глаза еще и от
вина горят и от пения в пьяном виде. В трезвом виде не пробовал, думаю, что и
не получится.
— Почему?
— Да потому что петь же не голосом надо, а чем-то другим, а
оно — что-то другое — спит до тех пор, пока не выпьешь. Как выпьешь —
просыпается…
— И тогда?..
— Тушите свет. Обидно вот только, что люди страдают от моего
пения.
— И не подумал бы,
что вы поете. Выходит, ничто человеческое вам не чуждо, и готовить умеете?..
— Я все время готовлю. Большую часть обедов, ужинов, хотя не
могу сказать, что завтраков, потому что я с утра не ем. А еще люблю рыбалку. Но
это бывает все реже и реже. Очень трудно с годами ловить новые ощущения. У меня
в голове, в сердце, рыбалка — куда большее ощущение, чем просто пойти ловить
рыбу. И поэтому испытываешь разочарование. Ну а потом ведь и мошки тоже, да и
холодно, или не клюет. Все как-то не так, как там, в голове.
— У вас актерское
образование — не жалеете, что не играете постоянно в театре?
— Нет, хотя поставить что-нибудь к зиме я бы согласился,
если не поеду, конечно, снимать кино в Израиль. Но играть — нет. Я уже очень
плохо чувствую себя перед глазами зрителей, перед камерой.
— Вы кажетесь смелым
человеком. Это так?
— Так я свое уже отбоялся. Может, потому, что давно не
пугали. А потом мы уже домолчались до того, что они и царствуют, и пытаются
строить мир под себя. И в этом есть огромная часть нашей вины. Да, уход головой
в песок — замечательно, но это не ведет к изменениям. А вот такое сотрясание
воздуха разговорами с ветряными мельницами если и не раскроет глаза людей, то
определит их позиции — за или против. По мне этого и достаточно.
СПРАВКА
Телеведущий Александр Гордон родился 20 февраля 1964 года в
поселке Белоусово Калужской области.
В 1987 году окончил актерское отделение Театрального училища
имени Щукина. Затем в течение года работал в театре-студии имени Рубена
Симонова.
В 1989 году уехал в США. Сменив множество профессий,
оказался на первом русскоязычном телевизионном канале Нью-Йорка RTN-WMNB, где
работал старшим корреспондентом.
В 1993 году создал собственную компанию Wostok
Entertainment, благодаря чему в 1994 году в России на канале ТВ-6 начала
выходить его программа «Нью-Йорк, Нью-Йорк».
В 1997 году вернулся в Россию. Был автором и ведущим
программ «Частный случай», «Процесс», «Собрание заблуждений». На радиостанции
«Серебряный дождь» вел программу «Хмурое утро». С 2001 по 2003 год на НТВ вел
научно-популярную программу «Гордон». В 2006—2007 году вернулся на «Серебряный
дождь», где вышла его программа «Хмурое утро. 10 лет спустя».
С 2005 года работает на Первом канале. В 2002 году снял
художественный фильм «Пастух своих коров».
Оцените статью
1 2 3 4 5Читайте еще
Избранное