Мозговая атака на подсознание. Начали рассматривать дело об убийстве Немцова

В понедельник, 3 октября, в Московском окружном военном суде началось рассмотрение дела об убийстве оппозиционного политика и бывшего первого вице-премьера России Бориса Немцова.

Его застрелили 27 февраля 2015 года около стен Кремля, а уже 7 марта было объявлено о задержании двоих подозреваемых по делу — Заура Дадаева (он, по версии следствия, стрелял в Немцова) и Анзора Губашева. Позже задержали еще троих подозреваемых, но заказчиков убийства Немцова на скамье подсудимых нет. Виновность исполнителей убийства политика рассмотрят присяжные, которые на первом заседании выслушали фабулу обвинения от прокурора и заявления подсудимых о своей невиновности. За процессом следит спецкор «Медузы» Илья Азар.

***

Перед заседанием пятеро подсудимых — Заур Дадаев, братья Анзор и Шадид Губашевы (второй — в вязаной тюбетейке), Темирлан Эскерханов и Хамзат Бахаев — общались между собой на чеченском в стеклянном аквариуме и улыбались пришедшим на суд родственникам. Один из родственников позже представился мне братом Губашева (почему-то только Шадида) и сказал: «Не могли они этого сделать».

Дело об убийстве Немцова рассматривается судом присяжных, которых отобрали со второй попытки: в августе 45 человек из 59 приглашенных на процесс взяли самоотвод. Еще до того, как в зал заседаний Московского окружного военного суда вошли 22 присяжных (12 основных и 10 запасных), к суду обратился адвокат Дадаева Марк Каверзин.

«Нахождение в зале людей в балаклавах (адвокат имел в виду приставов — прим. „Медузы“) и собаки априори создает атмосферу того, что [подсудимые] представляют общественную опасность. Это недопустимо в зале суда при присяжных, так как создает давление на суд», — заявил Каверзин. Его просьбу удалить из зала сотрудников органов и животное, впрочем, не поддержал ни судья Юрий Житников, ни адвокат потерпевших Вадим Прохоров, который сказал: «Против овчарки ничего не имеем».

Версия прокурора

Прокурором в процессе против предполагаемых убийц Бориса Немцова стала Мария Семененко, в прошлом также работавшая обвинителем на резонансных судах: скажем, в деле полковника Буданова (обвиненного в убийстве чеченки Эльзы Кунгаевой), деле об убийстве Анны Политковской и деле Никиты Тихонова и Евгении Хасис (признанных виновными в убийстве адвоката Станислава Маркелова и журналистки Анастасии Бабуровой). На процессах, где присяжных нет, прокуроры обычно говорят очень тихо — но Семененко, встав за трибуну в середине зала, обратилась к коллегии почти по-голливудски.

Прокурор пересказала фабулу обвинительного заключения. Согласно ей, в сентябре 2014-го бывший офицер чеченского батальона «Север» Руслан Мухудинов и еще несколько неустановленных лиц решили убить Бориса Немцова. Они предложили сделать это обвиняемым и Беслану Шаваеву (который погиб при задержании), посулив за это 15 миллионов рублей. С осени 2014-го за политиком велась слежка; для совершения преступления были куплены «боевые трубки» (телефоны, по которым велись переговоры), две квартиры на улице Веерной, а также дом в Одинцовском районе, который снял Бахаев.

По версии обвинения, подсудимые установили образ жизни, место проживания и частого пребывания Немцова, купили оружие и боеприпасы. Дадаев осуществлял общее руководство участниками преступления и стрелял в Немцова (орудия убийства, уточнила прокурор, в деле нет, так как обвиняемые увезли его с собой с места преступления), а остальные в основном занимались слежкой, в том числе в интернете.

В день убийства Немцова Дадаев, Анзор Губашев и Беслан Шаванов находились около дома политика, когда он на своей машине с водителем отправился в ресторан «Боско» в ГУМе. «Главный универсальный магазин, это вы знаете. В „Боско“ его ждала знакомая Анна Дурицкая, — рассказывала прокурор. — Там большие окна — все видно. Было холодно, они по очереди возвращались в машину погреться, потом увидели, что Немцов идет с девушкой на Большой Москворецкий мост. Был дождливый снежный вечер, почти ночь, но Дурицкую в белой одежде было хорошо видно. Они позвонили Дадаеву, и тот через переход прошел на другую сторону моста и произвел в Немцова три выстрела, потом увидел, что тот стал подниматься, и произвел еще три выстрела».

Те, кого следствие считает непосредственными участниками убийства, после этого уехали в Чечню; остальные остались в Москве. Свое выступление перед присяжными прокурор закончила фразой: «Они думали, что за ними никогда не придут и не выявят ничего».

Против следствия

Расследованием дела об убийстве недовольны и адвокаты подсудимых, и юристы потерпевших — семьи Немцова, Вадим Прохоров и Ольга Михайлова, которые также участвуют в процессе. Заседание началось с выступления Михайловой: она зачитала заявление, в котором адвокаты дочери политика Жанны Немцовой от ее имени требуют возобновить предварительное следствие, поскольку «убийство [Немцова] не раскрыто, а [проведенное] расследование не является эффективным и всесторонним». В заявлении говорится, что реальные организаторы убийства не найдены, и указывается, что глава Чечни Рамзан Кадыров, депутат Госдумы Адам Делимханов и другие люди из окружения Кадырова, которых подозревают в причастности к преступлению, не допрошены.

Привлечения к разбирательству Кадырова требовали и пикетировавшие весь день здание Московского окружного военного суда активисты. Так, соратник Немцова, оппозиционный политик Илья Яшин стоял с плакатом «Кадырова на допрос — дело на доследование».

Кроме того, адвокаты потерпевших считают, что следствием не установлен мотив убийства Немцова — и что дело в целом неправильно квалифицировано. В заявлении, зачитанном Михайловой, они требуют сменить 105-ю статью УК («Убийство») на 277-ю («Посягательство на жизнь общественного деятеля»), поскольку Немцов раньше работал в Правительстве РФ, а на момент убийства был депутатом Ярославской областной думы. «Он был известен абсолютно всем жителям Российской Федерации, в том числе жителям Чеченской Республики», — сказала Михайлова.

С Михайловой и Прохоровой согласился адвокат Заурбек Садаханов, представляющий интересы подсудимого Бахаева (в 2011-м он однажды защищал соратника Немцова Илью Яшина). «Качество расследования — ужасное, — заявил он. — Ужас [заключается] в первую очередь в том, что мотив не доказан! Если речь идет о найме, то кто кому заплатил и где эти деньги?» Впрочем, по его словам, причастность к преступлению Кадырова и других руководителей Чечни «не прослеживается» — однако их все равно «можно было вызвать», чтобы удовлетворить потерпевших.

Линия защиты

Адвокат Каверзин, вставший за трибуну после выступления Семененко, сообщил, что его подзащитный Дадаев свою вину не признает, — и специально попросил присяжных обращать внимание на все неточности и нестыковки в версии обвинения. «Хочу, чтобы вы делали пометки в блокнотах», — пояснил он. Схожим образом выступил его коллега Муса Хадисов, защищающий Анзора Губашева: он отметил, что обвинение сразу начало «вкладывать в сознание присяжных виновность наших подзащитных», проиллюстрировав этот тезис тем, что понятия «боевые трубки» в юриспруденции не существует — и при этом оно неизбежно ассоциируется с убийством и насилием.

Анна Бюрчиева, представляющая интересы Темирлана Эскерханова, отстаивая невиновность своего подзащитного, напирала на его личные качества. «Человек за моей спиной невиновен и говорил это на всем протяжении следствия. Эскерханов жил совершенно своей жизнью, любил родину, любил маму», — объяснила Бюрчиева. Она добавила, что Эскерханов действительно был задержан в квартире на Веерной, но высказала сомнение, что он остался бы там сидеть, если бы был участником убийства.

Ярче же всех выступил Садаханов — адвокат Хамзата Бахаева. «Я буду защищать этого дядьку, — заявил он и указал на своего клиента. — [Обвинение] прозвучало как мозговая атака с целью влияния на ваше подсознание. Это всего лишь версии и предположения, и упаси нас бог на основании эмоций принимать решения, ведь за мной на скамье подсудимых пять человеческих судеб. Подмена понятий, подтасовка фактов — это для некоторых норма».

— Вы хотите сказать о недопустимости доказательств? — прервал его судья Юрий Житников.

— Ни в коем случае! Все заявление прокуроров заключалось в обещании предоставить доказательства, но оно на самом деле неисполнимо, так как доказательств этому обвинению нет и не будет в деле, — ответил Садаханов.

Адвокат рассказал присяжным, что Дадаев служил замкомандира в спецбатальоне внутренних войск РФ. «Он каждый день рисковал жизнью и своим здоровьем, чтобы мы с вами в Москве жили спокойно, а сегодня его хотят сделать убийцей, — возмущался Садаханов. — Гособвинение назвало подсудимых организованной преступной группой, но какая это может быть ОПГ, если некоторые из них познакомились в суде? Дадаев по версии обвинения — исполнитель заказа Мухудинова, но ведь тот всего лишь водитель командира батальона. Может ли извозчик выступать заказчиком для замкомандира батальона? На мой взгляд, нет. Можно бесконечно говорить, но подведу итог: мы надеемся на ваше справедливое решение, ведь у Бахаева шестеро несовершеннолетних детей!» Впрочем, судья вновь прервал его, отметив, что данные о личности подсудимых на данном этапе процесса «могут оглашаться при присяжных только в той степени, в которой это необходимо для установления личности».

Позиция обвиняемых

Выступили на заседании и сами подсудимые. Никто из них свою вину не признал. После задержания Дадаев и Анзор Губашев давали признательные показания, но позже оба от своих показаний отказались. Сейчас подсудимые придерживаются версии, что Немцова планировал убить только погибший при задержании Шаванов. По данным «Росбалта», Губашев на суде расскажет, что 27 февраля 2015 года он «просто возил знакомого по Москве, не подозревая, что тот намерен совершить преступление».

Пока же больше всех говорил брат Анзора Губашева Шадид, представивший свою версию ареста обвиняемых. Он уточнил, что Дадаев был «похищен» 5 марта, а он вместе с братом — 6 марта (прокурор сказал, что подсудимые были задержаны 7 марта 2015 года). Судья снова прервал его, сообщив, что действия следственных органов в присутствии присяжных не обсуждаются. «Соответственно, были пытки и все прочее, но это я не буду сейчас говорить, — продолжил Губашев. — Мы не следили по интернету за Немцовым, так как у нас с братом не было ни компьютера, ни знаний, чтобы это делать. Утверждают, что я следил за Немцовым на личной машине, но я все время работал в области на своей машине. Прокурор говорит, что мы арендовали дом, но мы еще с 2005 года снимали дом у нашего знакомого, пенсионера, и все русские в деревне нас знают. Это все неправда. Я почти два года [под арестом], и только сейчас у меня появилась возможность донести свою правду».

Подсудимый Эскерханов и вовсе заявил, что ему «вообще ничего не понятно». «Я россиянин, но я чеченец. Мне никто ничего не объяснял, мне не дали ознакомиться с делом [в полном объеме], и я с первого дня прошу, чтобы мне нормально, деревенским чеченским языком объяснили», — сказал Эскерханов на русском.

Специально для Эскерханова прокурор Семененко еще раз — на русском языке — повторила, что он обвиняется в «осуществлении слежки, проживании на квартире, где проходила подготовка и обсуждение преступления, и перевозке других участников преступления».

— Я слышу ее, но я не понимаю ее, если честно. Я всех слышу, но не понимаю. Это две большие разницы, — ответил Эскерханов и, немного помолчав, добавил: — Я не совершал то, что на меня пишут, я этого не делал. Ложь это все, это сплошная ложь.

— Как же вы говорите, что это ложь, если вы ничего не понимаете? — осведомился судья.

— Ваша честь, вы все против меня делаете! У меня русский язык как компот, но получается, вы все [что я говорю, используете] против меня.

— Эскерханов, вы обвиняетесь в умышленном причинении смерти Борису Немцову, — громко сказал судья Житников.

На это подсудимый ответил что-то на чеченском языке, и судья пригрозил удалить его из зала заседаний. Позже адвокат потерпевших Прохоров объяснил, что Эскерханову отказали в праве на переводчика на основании того, что тот 17 лет проработал в правоохранительных органах, а значит — должен знать язык.

Закончилось заседание жалобой адвоката Бюрчиевой на то, что шестой присяжный постоянно пишет кому-то сообщения в мобильном телефоне, а также просьбой заменить шатающийся стул.

— Устраним проблему, если мешает, — пообещал судья.

— Конечно, мешает! Он же весь шевелится! — возмутилась адвокат.

Суд приступит к исследованию доказательств обвинения 4 октября.