«Это самый тяжелый момент для Лукашенко»

Политолог Валерий Карбалевич в комментарии «Салідарнасці» объяснил, по какой опоре режима, прежде всего, был нанесен удар экономическими проблемами, отметил, что у Александра Лукашенко нет четкого понимания, что дальше делать, а также спрогнозировал дальнейший ход событий.

– Как вы оцениваете итоги акции 22 июня? Кто вышел победителем: власти или гражданское общество?

– Подобные акции трудно оценивать в таких категориях. Но резонанс от этого события, особенно в Минске, видимо, будет значительный.

Эта акция – продолжение кризиса отношений власти и общества, который начался после 19 декабря и усугубился экономическими проблемами. Разрыв между властью и обществом стал приобретать публичные формы, что, на мой взгляд, принципиально важно.

– К чему могут привести акции молчаливого протеста «Революция через социальные сети»?

– Возможно много вариантов, многое зависит от того, как будет развиваться экономическая ситуация. Возможно, эти акции будут идти по нарастающей, особенно если вступят в резонанс с другими стихийными акциями протеста, такими как на границе. А возможно и наоборот: властям с помощью репрессий удастся сбить накал и акции пойдут на спад.

– Насколько серьезную угрозу видят власти в акциях молчаливого протеста? Лукашенко на пресс-конференции сказал, что их участники для него фактически дети – подростки 16-17 лет.

– Это бравада. Лукашенко болезненно реагирует на любую публичную акцию простеста. Власть воспринимает любую акцию как угрозу – в гораздо большей степени, чем может эта угроза на самом деле есть. Вы помните, когда раньше акции проводила оппозиция, то на них количество милиции и спецслужб было большим, чем самих участников акции.

Власти боятся любого публичного протеста. Потому что он разрушает обычную картину мира, которую пропаганда рисует для общества. Власти готовы терпеть недовольство людей на кухне, в общественном транспорте, в магазине, в бане, но даже самые маленькие акции протеста жестко пресекают, потому что это ломает всю идеологическую конструкцию.

Я бы еще хотел обратить внимание вот на что. В нашем обществе отсуствуют каналы коммуникации между властью и обществом. В результате власть не имеет полного представления о том, что реально происходит в обществе и каков потенциал протеста. А коль нет понимания, то возникает страх. А когда есть страх, то действует просто грубая сила: души, дави, бей по голове всех, кто сопротивляется.

– Можно ли назвать нынешнюю политическую и экономическую ситуацию, в которую попала Беларусь и Лукашенко, самой сложной для него за последнее десятилетие?

– Думаю, да. Если брать чисто экономические показатели, то в 90-е годы уровень жизни в Беларуси был еще ниже, чем сейчас после девальвации и кризиса. Но тогда была другая ситуация: в постсоветских странах все жили плохо. А теперь обвал случился после многих лет реального роста уровня жизни в результате того, что Беларусь стала офшорной зоной российских нефтяных компаний. Начался переход к потребительскому обществу, начался формироваться средний класс, для которого исчезла проблема выживания и актуальной стала проблема качества жизни. И вот после всего этого такой обвал – это очень болезненно для общества.

Удар пришелся в первую очередь по зарождающемуся среднему классу, который в середине 2000-х годов стал новой социальной опорой режима. Например, для меня очень важным показателем тяжелого положения среднего класса является обвал туристической сферы.

Когда идет экономический рост, а потом происходит падение, это воспринимается обществом гораздо болезненнее, чем когда было бедно и бедно. Разрушена стабильность, которую должен был гарантировать Лукашенко.

За многие последние годы это самый тяжелый момент для Лукашенко. Тем более Росссия фактически отказывается приходить к нему на помощь, отказывается увеличивать дотации. И одновременно он имеет кризис отношений с Западом.

– Какими могут быть дальнейшие шаги Лукашенко?

– Думаю, что четкого понимания, что дальше делать, у него нет. Нет ясной программы выхода из кризиса. Считаю, он будет пытаться реагировать на конкретную ситуацию. Будет использоваться тактика пожарной команды: где возник пожар, там его и гасить. Будут метания, прыжки из стороны в сторону. Будет балансирование между усилением административных шагов и шагами в сторону рынка, на которых настаивает Россия и МВФ. Будет балансирование между репрессиями и удовлетворением каких-то требований, как это было с автолюбителями, проведшими акцию «Стоп-бензин».

Пытаясь объехать очередную мину на дороге, власть одновременно дергает за разные рычаги. Ломать существующую систему, судя по недавней пресс-конференции, Лукашенко боится.

– Почему, несмотря на нажим Запада и сложную экономическую обстановку, Лукашенко не выпускает политзаключенных? Чего он ждет?

– Во-первых, еще не начался торг. Запад не предложил за освобождение политзаключенных какую-то конкретную цену.

Во-вторых, он хочет дать показательный урок обществу: все, кто будет посягать на власть, столкнутся с жестокими репрессиями. Особенно сейчас, когда растет недовольство, проходят акции протеста.

– Запад постепенно вводит точечные санкции. Чего можно ожидать с их стороны дальше?

– Я не думаю, что можно ожидать чего-то большего, чем точечные санкции. Нынешние действия Запада – попытка сохранить лицо. Мол, мы потребовали освободить политзаключенных, Лукашенко этого не выполнил, тогда мы делаем следующий шаг. Шаг этот скорее символический, чем реальный.

Реальным рычагом влияния на Лукашенко мог бы стать вопрос о выделении кредита МВФ. Те суммы, которые запросила Беларусь – это серьезный пряник. Но захочет ли его предложить Запад – другой вопрос.

– Будет ли вмешиваться в дальнейшие события Россия?

– Она никогда и не прекращала вмешательство. У нее много инструментов, один из которых выделение кредита. Кредит дан не просто так, а под конкретные условия приватизации. Если Беларусь не выполнит их, возможна задержка с переводом очередного транша.

Россия активно давит. Насколько я понимаю, российское руководство дало свободу своим СМИ. Они говорят о ситуации в Беларуси что хотят, активно освещают наш кризис, что также есть формой давления на белорусскую власть, о чем и говорил Лукашенко, ругая российские СМИ.

– Когда придет в себя после репрессий оппозиция? Есть ли для этого условия?

– Условия есть. Но пока оппозиция исчезла из политической жизни и не является игроком даже в условиях экономического кризиса. А вот ли придет ли она в себя – вопрос сложный. Это вопрос политической воли, политической самоорганизации. Пока не видно, чтобы она приходила в себя.

– Отдельные профсоюзные лидеры говорят: да, рабочие недовольны, но на улицы не выйдут. А вы как считаете?

– Предсказать выход людей на улицу невозможно. К любым предсказаниям в ту или иную сторону, что вот сейчас все повалится или что белорусы на улицу никогда не выйдут, нужно относиться скептически. Выход людей на улицу связан с психологией. А просчитать социальную психологию невозможно.

Кто мог просчитать взрыв народных восстаний на Ближнем Востоке в этом году? Никто! Ни в самих арабских странах, ни внешние наблюдатели не могли предположить, что арабы вдруг выйдут протестовать за демократию! Накануне украинской помаранчевой революции тоже было много скептических экспертов, которые говорили: украинцы, да на улицу?! Да такого не может быть!

Поэтому я осторожно отношусь как к скептическим, так и к оптимистическим прогнозам.

– То есть вы считаете, что ситуация может качнуться как в одну, так и в другую сторону?

– Да. Возможно, Лукашенко найдет деньги, заткнет каким-то образом дыры, и люди потихоньку приспособятся к новой ситуации. Привыкают ко всему, и протест пойдет на спад. А может все произойдет наоборот.