Дракохруст: Россияне не считают, что на переговорах они получат больше, чем на поле боя

— Контрнаступательные операции ВСУ на юге Украины идут не первый день. Как бы вы оценили тактику официального Киева, объявившего режим тишины на фоне боев под Херсоном, и реакцию Кремля?

— Тактика и Киева, и Москвы, если говорить об информационной сфере, оказалась ожидаемой. Кремль говорит, что речь идет о каких-то локальных операциях, что украинское контрнаступление уже захлебнулось, российские войска дают им отпор.

Украинская сторона в свою очередь говорит, что мы взяли вот это, и вот это. В России на это говорят, что Херсон еще не взят. И, вообще, не будет взят.

В случае с Украиной есть характерная черта, в отличие от прежних ситуаций: украинские власти высказываются довольно осторожно. Нет заявлений, что мы уже все освободили, мы победили. От властей и от военных звучит посыл: давайте не будем торопиться, давайте не будем преждевременно говорить о том, чего еще нет.

А чем это закончится, какие будет иметь последствия, мало кто сейчас может сказать.

— Если говорить об осторожности Киева, чего здесь больше: чувства реализма у военных или опасения политического руководства давать рискованные обещания?

— Во-первых, здесь может быть и военное соображение. Что кто-то в подобных разговорах может проговориться. Соответственно, враг может воспользоваться этим.

Но я думаю, что есть еще одно возможное объяснение. Эта операция, судя по всему, достаточно рискованная. Стопроцентных гарантий того, что она завершится успехом, нет. Поэтому, возможно, украинскому руководству не хочется попасть в ситуацию разочарования и деморализации, когда людям говорили о достижении каких-то целей, а они в итоге могут быть и не достигнуты.

Поэтому и они осторожно высказываются, и рядовых граждан, блогеров призывают не говорить раньше времени о своей победе. Есть определенное продвижение, идут тяжелые бои. Но такого, чтобы уверенно сказать, что мы уже победили, еще нет.

— Пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков заявил, что «Россия готова вести переговоры с президентом Украины о том, как будут выполняться условия Москвы для прекращения специальной военной операции». С украинской стороны звучат предположения, что тем самым Кремль демонстрирует свою слабость и желание найти выход из непростой ситуации. Это проявление слабости или все же продолжение прежней линии? Мол, «спецоперация» идет по плану.

— По большому счету, это ни о чем не говорит. Если вспомнить все прежние заявления Кремля о переговорах, то они это говорили с самого начала, когда озвучили свои условия.

Были заявления и Леонида Слуцкого (председатель комитета Госдумы по международным делам — Ф.), и того же Пескова: мол, есть условия, украинцы должны их признать. Зеленский может быстро остановить войну, приняв эти условия.

Я не вижу в позиции Кремля ничего нового. Если бы они сказали, что готовы на встречу Зеленского с Путиным без каких-либо условий, это был бы какой-то новый аспект.

Я бы так сказал: россияне готовы воевать. Верят ли они в свою победу на самом деле или не очень верят, я не знаю. Возможно, здесь речь о зависимости от колеи. У них нет иных вариантов.

А может, дело и в том, что россияне не считают, что они проигрывают, не ощущают того, что единственным спасением для них являются переговоры.

По тем же правилам военной дипломатии стороны идут на переговоры, когда рассчитывают за переговорным столом получить больше, чем на поле боя. Когда такая ситуация складывается для обеих сторон, они идут договариваться.

А сейчас ситуация не такая. И, как мне кажется, ни для одной из сторон. Россияне не считают, что на переговорах они получат больше, чем на поле боя.

У них есть еще ресурс и определенные козыри. Как, например, всеобщая мобилизация. Назвать войну войной и начать воевать с помощью всех имеющихся ресурсов. Да, подготовка мобилизованных занимает много времени, но в любом случае людей призывного возраста в 147-миллионной стране очень много.

Второй вариант — ядерная бомба. Теоретически ее могут применить в определенной ситуации. Так что сказать, что россиян прижали к стенке, я не могу.

Кроме того, временами одна из сторон дает понять, что готова к переговорам, готова проявить гибкость, не говоря об этом напрямую. Но сообщая нечто отличное от того, что звучало месяц, два и три до этого. Какой-то новый акцент, аспект. Сейчас я его не слышу.

Не факт, что он в какой-то момент не зазвучит. Например, после того, как украинцы освободят Херсон. Или остановят российское наступление под Донецком.

К слову, что-то у россиян уже идет не так. Были четкие разговоры о том, что в Херсоне и Запорожской области, в «ДНР» и «ЛНР» будут референдумы. Что их проведут 11 сентября, когда в России будет проходить единый день голосования. За оставшиеся дни организовать референдумы невозможно. Думаю, в этот день они не состоятся.

— К слову, оккупационные власти в Херсонской области заявили, что регион «готов к референдуму по вхождению в РФ», но из-за ситуации с безопасностью «была взята пауза».

— Возможно, я не так плотно слежу, но в той же Херсонской области уже созданы окружные и участковые комиссии? Я ничего не читал об этом. Да, они говорят: «У нас будет референдум». Но даже в диктаторской Беларуси это не делается на раз-два-три. На подготовку нужно время, есть определенный период агитации.

С другой стороны, «референдум» о присоединении Крыма к России в 2014-м провели достаточно быстро. Может и здесь так будет. Может и сейчас избиркомы создадут за два дня. Но как-то это неочевидно. По моему прогнозу, 11 сентября «референдумов» не будет.

И тут еще такой момент. В Херсонской области сейчас идут бои. В Крыму в 2014-м боев не было. «Референдумы» в «ДНР» и «ЛНР» в том же году также проходили не на пике боевых действий.

Под бомбами, в местах, где идут бои, такие мероприятия, как правило, не проводят. Можно, конечно, но это будет стоить огромных усилий. Да и куда им спешить?

Кроме того, я не исключаю, что россияне используют эту тему, как угрозу, которая, что называется, сильнее исполнения. Мы не знаем, какие разговоры об этом идут с Шольцем или Макроном, с американцами — на формальных и неформальных уровнях. Чтобы поставляли такое оружие, а не такое, чтобы давали меньше денег. Я не знаю, как и кому они пытаются продать свой отказ от «референдума», но думаю, что они этим занимаются.

И еще один момент. На днях в интервью ВВС один из британских генералов в отставке сказал, что если Москва проведет эти «референдумы», присоединит к себе захваченные территории, то этот шаг будет необратимым, и он поставит ее в качественно иную ситуацию.

Когда весной этого года российские войска вынужденно ушли из-под Киева, из Сумской и Черниговской областей, из-под Харькова и Чернобыля, какой-то катастрофической политической реакции у российского общества это не вызвало. Ну, ушли и ушли, это война.

А если и когда Херсонская область по внутрироссийским законам «станет» российской, как Калужская область, как Тыва, такой маневр, как под Киевом этой весной, здесь не пройдет. Это будет иметь большие политические последствия. Уйти просто так не получится, это российским обществом будет воспринято как поражение.  

— На прошлой неделе в Праге около 70 тысяч человек требовали отмены антироссийских санкций и снижения цен на энергоносители. Похожие акции под российскими флагами собрали сотни человек в Германии. Это тревожный звоночек для Украины и ее союзников?

— Пока что, на мой взгляд, беспокоится не стоит. Какая-то коррекция общественного мнения в европейских странах была неизбежной, по разным причинам.

Одна из них — огромное количество беженцев. Это нагрузка на европейские общества. И хоть украинцы культурно более близки, чем беженцы с Ближнего Востока, определенная дистанция все же есть. Кто-то с этим мирится, кто-то относится позитивно, а кого-то эта ситуация и раздражает. Это простая статистика.

И с другой стороны — три тысячи евро за тысячу кубометров газа. А еще несколько месяцев назад цена в тысячу евро казалась чудовищной. И для сравнения — 129 евро за газ для Беларуси.

Кто-то говорит, что зима будет тяжелой, но мы не сдадимся. А кто-то говорит, что это не наша война и почему мы должны жертвовать теми же ценами на газ.

То, что такие выступления происходят, это плохо, но это натуральное явление. Но на высокий политический уровень это не выходит. Нет каких-то очень серьезных дискуссий, нельзя сказать, что Европа об этом спорит, что она расколота.

Пока что этого нет. Позиция солидарная, большинство элит внутри европейских стран говорит о необходимости помогать Украине. И аргументация в данном случае не только гуманистическая: украинцы страдают, мы должны им помогать.

Аргументация в том числе и такая: мы должны помогать себе. Если Россия сломит Украину, мы станем следующими. И нам придется обороняться в условиях худших, чем сейчас. И это доминирующая позиция.

Ну а то, что в Праге вышло 70 тысяч — это демократическая страна. Все было тихо, спокойно. Никто никого не разгонял, ни в кого не стрелял. Люди просто высказали свое мнение.