Дракохруст: Не исключено, что проект форсированного поглощения Беларуси пока отложен

— Канцлер ФРГ Олаф Шольц заявил в итервью Die Welt, что перед началом войны в Украине Владимир Путин говорил ему, что он не видит Беларусь и Украину суверенными государствами. Казалось бы, ничего нового, вряд ли российский президент кого-то удивил своими откровениями. И все же, как вы считаете, останется ли осадочек у верного кремлевского союзника?

— Осадочек, безусловно, останется. Хотя, действительно, Путин этого никогда не скрывал. Вспомним август 2002-го, когда он в лоб сказал: «Давайте шестью губерниями в Российскую Федерацию, раздольную, богатую». Уже тогда это были не абстракции, не мечты.

Это было конкретное предложение. Теперь можно привести миллион подтверждений, что это было именно так. Интеграционная страда 2018-2017 годов, которая началась с заявлений Дмитрия Медведева.

К слову, и статья Путина о единстве российского и украинского народов — в ней львиная доля посвящена именно украинцам и россиянам, но в нескольких местах словно через запятую звучит: «С украинцами я еще объясняю, почему у нас общие корни, а с белорусами и так все ясно, с ними никаких проблем».

Также можно вспомнить концептуальное выступление российского президента за несколько дней до войны, в котором он сказал, что все постсоветские страны исторически нелегитимные. Мол, это все выдумка большевиков, которые сдуру дали маху с принципом самоопределения народов.

В свете той февральской речи процитированное немецким канцлером заявление выглядит двойственным. Из нее проистекает, что суверенными не могут быть и Казахстан, и Узбекистан, и Молдова. Все республики, созданные после 1917-го, в том числе и при участии большевиков.

Возможно, в контексте беседы с Шольцем Путин это и имел в виду. Что все постсоветские страны не имеют права быть самостоятельными.

Но в любом случае, нас интересуют не эти тонкости. А то, есть ли у Кремля расписанный по пунктам план лишения Беларуси независимости. Могу ошибаться, но я считаю, что расписанного по этапам плана с пунктами достижения целей у Путина, скорее всего, нет.

Вероятнее всего, есть набор, дерево вариантов. Условно говоря, экономически мы все больше и больше поглощаем Беларусь, в военном смысле мы ее фактически лишили суверенитета. Мы можем туда свои войска ввести, можем вывести — это от нас зависит, Лукашенко здесь никто не будет спрашивать.

И в экономике, повторюсь, есть и двухсторонние отношения, но есть и определенные расклады: Беларусь находится под санкциями, и у кого она просит открыть рынки, просит денег? У России.

Я думаю, пошаговый сценарий есть, он реализуется на наших глазах. Мы видим, как у Беларуси по кусочку забирают суверенитет. Такой план есть, независимо от того, что Путин говорил Шольцу.

Есть ли более прямой и более жесткий план? Около месяца назад российские СМИ писали о некотором кураже, мол, чтобы два раза не вставать, раз уж готовятся «референдумы» о присоединении «ЛНР» и «ДНР», Херсонской и Запорожской областей, Южной Осетии, то давайте уже заодно и Беларусь…

Не факт, что этот второй план форсированной политической интеграции однозначен, что его выбрали и что он уже реализуется. Скорее нет, чем да. С той же Осетией, если вспомнить, сначала этот проект запустили, понятно, что это было с санкции Кремля, а потом спустили на тормозах. Не исключено, что относительно Беларуси происходит то же самое.

Такой план, я уверен, также есть. Но какова степень его актуальности, запущен ли он в оперативной плоскости? Не думаю, несмотря на все слова Шольца. А вот план более плавной, постепенной интеграции, поглощения работает. Независимо от второго плана.

Форсированный план есть, к нему можно прийти пошагово, постепенно. Но, если для них сложатся удобные условия, они могут задействовать этот план «Б».

— И не только в благоприятной ситуации, но, наверное, и в результате какого-то форс-мажора.

— Всякое может быть. Это может быть связано и с участием Беларуси в войне. Сначала принудить Лукашенко послать войска, при этом из чисто военных соображений. Например, перекрыть пути транзита.

Потом возникает уже военная ситуация, прямое участие Беларуси в войне. А после этого можно создать иную политическую ситуацию. И если Беларусь и в этом стала как Россия, она уже не просто соучастница, а прямая участница войны, то этот форсированный план «Б» может возникнуть сам по себе. Раз уж белорусские войска воюют вместе с нами, они среди нас, то чего уж тут.

— Владимир Зеленский овучил очередной ультиматум. Он заявил, что если суд над военнопленными в Мариуполе состоится, то это будет еще одной красной чертой, закрывающей путь к переговорам. Ранее он уже выдвигал ультиматум по поводу «референдумов» о присоединении к России оккупированных территорий.

Российские СМИ сообщают о возможной приостановке подготовки «голосования». Как вы считаете, есть ли на самом деле эффект от подобных ультиматумов?

— Если честно, то не думаю. Какие-то механизмы есть, они скорее носят военный характер. Возможно, политического. Мы не знаем, какие переговоры идут между Сергеем Шойгу и американским генералом Марком Милли, между американскими и российскими дипломатами, между Шольцем и Путиным.

И потом, оба ультиматума связаны с отказом от переговоров. А Зеленский сам сказал, что любая война заканчивается переговорами. И что значат эти угрозы? Что война будет вечной, что она закончится тольько тогда, когда кто-то капитулирует? Пока, как мне кажется, россияне настроены на этот же вариант, только они говорят о капитуляции Киева. Так что, мне сложно сказать, в какой степени угроза перестать разговаривать может на них повлиять. 

Опыт истории показывает, что проведение разного рода линий делает их, фигурально говоря, менее красными. Сегодня одна линия, а через неделю новая, все это делает подобные заявления менее убедительными.

Безусловно, мы не знаем, может где-то за кадром россияне хотят этих переговоров. Но мне так не кажется. Не кажется, что они заинтересованы сегодня вести хоть какие-то переговоры, за исключением фактической капитуляции Украины.

А украинцы не собираются вести переговоры о своей капитуляции — независимо от того, проведут ли россияне «референдумы» и «суды». Можно угрожать тем, что для другой стороны является ценностью. Тем, что вы у той стороны можете отобрать. А что в данном случае Зеленский может отобрать у россиян из того, что им было бы нужно? Пока ничего.

— И еще одна громкая тема недели. Смерть Дарьи Дугиной, дочери идеолога «Новороссии» Александра Дугина. Оставим за скобками самые разные версии и догадки и сосредоточимся на самом факте произошедшего — что это было?

— Я бы рассматривал происходящее в более широком контексте. Мне кажется, происходит расширение рамок этой войны. В начале казалось, что та же украинская сторона придерживается правила: «Мы не трогаем российскую территорию, мы только освобождаем свою».

Сейчас я бы рассматривал происходящее в одном ряду с атаками и на военные объекты в Крыму, и на объекты на материковой части России.

Может, это сделали украинцы, возможно, это сделано в контексте украинских событий — неизвестно кто. Но здесь я рассматриваю и Крым, и убийство дочери Дугина по принципу «на войне как на войне».

Никто не давал вечных обязательств ограничивать войну такими вот рамками. А может и давал, но потом отказался от них, решив вести войну разными методами. Я бы это рассматривал так. Как в версии, что это сделали украинцы, так и в версии о какой-то странной освободительной армии.

В любом случае это эхо происходящего в Украине и расширение рамок войны. Я отбрасываю все неполитические версии, в них нет смысла. Но если допустить здесь политический мотив, то это однозначно говорит о расширении рамок войны, ее театра. И события в Крыму и в Подмосковье в таком случае идут через запятую.

— Российский обозреватель Иван Преображенский высказал мнение, что последние события в Крыму вывели из спячки «глубинный народ» в России. Что эти события заставили россиян осознать, что война пришла и в их дома.

До недавнего времени взрывы гремели в крымских городах, а сейчас прогремело под Москвой. Это может окончательно пробудить «глубинный народ»?

— Сложно сказать, насколько низкий радар у этого «глубинного народа». То есть, воспринимает ли он это как серьезный вызов. И если так, то я не исключаю, что Иван Преображенский прав. Но я думаю, что первичной реакцией этого «глубинного народа», какой она и всегда была, и я бы сказал, у многих народов, это еще большая поддержка войны.

Потому что тут действует логика «на нас напали». На нас напали, и мы должны защищаться. То, что вы, ребята, напали полгода назад, это неважно, это «спецоперация». А тут на нас напали. А раз на нашу, русскую землю напали, то…

Я разговаривал с социологами, знаю, что по данным опросов одним из мотивов, и он достаточно сильный, от самого начала, от 24 февраля, был мотив объединения вокруг флага. Мы «за», потому что это война России, мы — русские люди, мы поддерживаем то, что делает наше государство.

Даже если нем было никакой войны на территории России, а была агрессия, нападение, колониальная война. А когда очевидной становится война и на территории России, ответка, что называется, то она воспринимается не как ответные действия, а «на Россию напали».

Конечно, далеко не все так думают. Некоторая часть может рассуждать прямо противоположно. «Довели, вот к чему привел Путин — уже и на Россию напали. Нужно заканчивать это войну, выступать против нее». Такой механизм также есть и будет. Но мой прогноз, исходя из опыта войн, первый механизм — объединение вокруг флага, находящегося под атакой, — на первой стадии будет сильнее. Мы увидим это по опросам.

Хотя, повторюсь, сложно оценить, как это все воспринимает народный радар. Понятно, что жители Крыма, отдыхающие, которые вынуждены были оттуда бежать, сегодня находятся в шоке. Но Россия такая большая, что не факт, что импульс от этого дойдет до всех и будет всеми воспринят в качестве «на нас напали».