Девушка с головой ребенка

Мы слишком увлеклись отрицанием хаоса вокруг нас, настолько, что стали беззащитны перед ним.

Всем уже известно, что случилось. Эта новость разлетелась по лентам информагентств словно взорванная бомба. Женщина в черном хиджабе с отрезанной головой ребенка. Она держит отрезанную голову за волосы, выкрикивая «Аллах Акбар».

А в момент задержания, когда полицейские валят ее с ног, голова четырехлетнего ребенка выпадает из рук подозреваемой и катится по асфальту возле метро «Октябрьское поле».

Эта жуткая сцена. Видеть её, осознавая, что это не какой-нибудь триллер, в котором режиссер специально делает акцент на перекатывающейся по асфальту голове ребенка, а реальная Москва, в которой ты еще утром спускался в схожий переход метро – это очень сложное чувство.

Это чувство паники. Чувство замешательства. Это чувство ненависти. Сожаления. Непринятия. Бессилия. Ты хочешь отреагировать максимально остро, чтобы выпустить из себя эту бурю эмоций.

Родители убитой в Москве няней девочки лечили ее от тяжелого недуга

И это нормально. Это единственная возможная реакция обывателя на подобные вещи. Шок. Искренний и неприкрытый. Нет ничего страшного в обнажении чувств замешательства.

Нет ничего страшного в искреннем признании своего бессилия что-то изменить. Нет ничего плохого в ощущении беззащитности перед подобными событиями.

Это нормально, когда страшно представить себя на месте родителей этой девочки. Это нормально, когда пару дней назад тебя пугала мучительная смерть шахтеров. Это естественная реакция человека на такие события.

Но мы не любим признаваться в своем бессилии. Мы не любим признаваться себе в том, что нас пугает мир вокруг нас. Мы строим ширмы безразличия и отрицания.

Это наша защитная реакция: не произошло ничего такого, на что стоит излишне реагировать. Но это случилось. Сегодня днем у метро «Октябрьское поле». Перекатывающаяся по асфальту голова четырехлетнего ребенка.

Да, когда мы пропускаем через себя эту историю, мы начинаем сопротивляться ей. Нам нужны доводы для того, чтобы принять внутри то, что мы живем в мире, где у метро стоит женщина с отрезанной головой ребенка.

Где шахтеры погибают мучительной смертью. Где взрываются самолеты. Где расстреливают в кафе. И так далее.

Много всего такого, что контрастирует с нашим каждодневным представлением о беспечности жизни. Мы хотим найти причину для того, чтобы вернуться в этот мир безразличия и отрицания. И находим её. Всегда и во всем.

Это будет «кровавый ислам». Это будет «кровавый Путин». Это будет «засилье мигрантов». На любой выбор. Дальше из этого выльется агрессия, национализм, радикализм.

Появятся комментарии обобщающие сегодняшнюю подозреваемую с любой женщиной в черном хиджабе и так далее. Нам так проще. Нам это нужно. Объяснить для самого себя свой шок. Защититься от него через общие выводы, комментарии, суждения.

Но общих выводов нет. Есть конкретное преступление и есть наша общая беззащитность перед этим хаосом. Дело ведь не в «исламе», «мигрантах» или Путине.

Дело в том, что мы слишком увлеклись отрицанием хаоса вокруг нас, настолько, что стали беззащитны перед ним. Мы больше не чувствуем искренней поддержки в моменты скорби потому, что сами же накинули на убийства и теракты нечто большее нежели естественный шок и боль.

Мы теперь выбираем кому сопереживать, а кому нет. У нас есть политические, социальные, культурные причины не сожалеть о том, что где-то там в Париже кого-то там убили.

У нас есть ровно те же аргументы, чтобы отрицать скорбь россиян по поводу взорванных в воздухе самолетов. И так при любом подобном случае.

Мы перестали считать себя теми, кому тяжело жить в этом мире. Теми, кто не справляется и сдается. Теми, кто заболевает и умирает. Теми, кому больно от признания страданий других. Мы готовы врать себе в чем угодно, лишь бы не ощущать это панику и беззащитность перед хаосом мира.

Эта перекатывающаяся голова четырехлетней девочки – одна из самых страшных вещей, которые я видел в этой жизни. Мне больно и страшно осознавать, что я живу в паре станций от того места, где это произошло.

И я в замешательстве. Я даже не могу себе представить, как сейчас тяжело родителям этой девочки. Мне хочется выразить им поддержку, но я не знаю, как.

Я не знаю, как в современной России выражать поддержку, не натыкаясь на уйму критики. На то, что они сами виноваты, что пустили эмигрантку в дом. На то, что кто-то там еще виноват, что эта эмигрантка появилась в России.

Я не знаю, как просто чувствовать скорбь и пытаться разделить её с другими. Я не знаю, как в России быть человеком, который признает свое бессилие перед хаосом. Кто ищет утешение в искренности, а не злобе. Кто хочет просто пережить это «здесь и сейчас», а уже потом искать причины и выстраивать параллели. Неужели мы настолько очерствели, что больше не можем просто чувствовать? Неужели нужны аргументы, чтобы до дрожи испугаться девушки с головой ребенка?