День карнавальной войны. Юлия Чернявская о портретах Сталина на ступеньках филармонии

Ну вот, докатилось и до нас.

Я уже писала здесь о том, что бы хотелось изменить в праздновании Дня Победы. Что в святой день надо бы поменьше шума. Что он не только радостный, но и скорбный — поскольку это день поминовения. Что он связан с историей каждой семьи — и отмечать его надо не массовыми гуляниями, не пьяными криками, не взрывами петард, а в своем кругу. Что в этот день (а лучше б не только в этот) надо дать как можно более фактических льгот не только фронтовикам, но и детям войны — последнему поколению, помнящему ее. В том же тексте я приводила примеры того, как День Победы отмечается в других странах: это не только Великая Отечественная, но и мировая война, у нас нет на нее «монополии», а числом жертв меряться неприлично.

Были надежды на то, что мы придем к более торжественному, более продуманному и более скромному празднованию. Увы, они не оправдались. Позавчерашний день оказался не почтительным поклоном перед Трагедией и Победой. Он оказался днем карнавальной войны.

Раньше у нас все-таки не было залихватского «можем повторить!». Не было младенцев, обвязанных гигантской гвардейской ленточкой. Не было детей и мам, «прикольно» выряженных в военную форму. Не было шашлычников в солдатских пилотках и активной продажи этих самых пилоток. Не было в Беларуси таких диких вещей, которыми в среду порадовал покупателей бобруйский магазин: салатов, оформленных фотографиями погибших героев, и кулинарного «Вечного огня» из желе и сливок.

В кошмарном сне не могли привидеться маленькие портретики Сталина в руках у людей (и отнюдь не пожилых), а главное — большой портрет Сталина, развернутый на ступеньках филармонии. Если я и видела в своей жизни портреты Сталина, то только на лобовых стеклах советского дальнобоя, да еще в 1990-х — в руках озлобленных маргиналов. Тогда было ясно: это агония самого плохого, что было в СССР. Спустя двадцать пять лет оказалось — не агония.

Минск, 9 Мая, 2018 год. Фото: Вадим Замировский, TUT.BY

Желание пронести портреты погибших дедов и прадедов по улице понятно, хотя лично мне достаточно вспомнить моего прадеда Василия Максимовича, замученного нацистами в Слуцке, и сестру моей бабушки, расстрелянную вместе с двухлетней дочуркой в Старых Дорогах… Да, люди разные: чья-то скорбь и гордость тиха, чья-то громка и шумлива. Однако нести фотографии своих близких рядом с портретом усатого упыря, уничтожившего половину своей страны; параноика, поверившего разве что другому параноику, который истребил миллионы людей… Люди, развернувшие этот портрет, вы осознаете, что не только нацизм, но и политика Сталина привела к гибели ваших близких? Про пакт Молотова-Риббентропа слышали?

Войну развязал Гитлер, но именно Сталин пересажал своих ведущих военачальников; на пару с Гитлером раскромсал Польшу; именно Сталин спрятался в первые дни (и потому о начале войны объявлял не он, а Молотов); именно он бросал людей без счета на вражеские амбразуры. Оружия было мало — вместо него были людские тела. Люди стали главным оружием, победителями и жертвами — мертвецами, инвалидами, заключенными нацистских лагерей, откуда часть из них перетекла в сталинские: ведь врагами и сообщниками нацистов считали и тех, кто был в плену, и тех, кто остался на оккупированных территориях. А почему они там остались? В среду выяснила: некоторые взрослые люди не помнят, не понимают… А потому что, несмотря на песню «Если завтра война, если завтра в поход…», страна была не готова к войне. Ведь война — не только фронт, но и организация эвакуации, например. Долгие годы после войны люди, виноватые только в том, что не смогли пробиться к эшелонам, идущим в тыл, жили с волчьим билетом «был в оккупации», что значило «был пособником врага». Презумпция виновности.

Я не открываю никаких секретов: это общеизвестные факты. Не писала бы о них, если бы позавчера не увидела: об этом многие забыли.

Ведь как, помня это, нести портреты дедов и прадедов рядом с портретом Сталина?

Недавно была в Грузии. Помню фразу молодого таксиста: «Сталын войну выиграл». Потом он наставительно поднял палец и добавил: «Адын». Но и в Грузии я слышала противоположные мнения куда чаще, чем это. А портрет Сталина видела не на ступеньках филармонии — только на блошином рынке (он продавался за пять лари — пять наших рублей).

Сталин не выиграл войну. Ее выиграли ваши родные. Многие из них потеряли близких в тридцатые годы. А на фронт пошли, потому что умели различать Сталина и свою землю. Неужели те, позавчерашние с портретами и портретиками, разучились?

Помню историю отца моей школьной подруги, известного литературоведа. Его арестовали юношей. Он сидел на Володарке. В первые дни войны заключенных вывели из города и расстреляли. Ему удалось спастись. И куда же пошел этот молодой человек? В военкомат, записываться добровольцем. Сражался с врагом, дошел до Берлина. А после войны его нашли и вновь посадили. Помню историю отца моего знакомого: он, сын двух «врагов народа», пошел в военкомат прямо после выпускного в школе. Его выучили на сапера: в смертники он — дитя расстрелянного отца и заключенной в лагерь матери — годился. В первые годы войны ему не давали в руки оружия. Потом дали. Получил ордена, медали. Дошел до Берлина. Сколько подобных историй слышали те, кто давал себе труд слушать рассказы родителей и дедов!

Минск, 9 Мая, 2018 год. Фото: Вадим Замировский, TUT.BY

Большинство из современников знает войну по российским сериалам. По лакированным фильмам середины 1970-х, когда Сталина начали тихо реабилитировать — и началось это с кино, в частности, с эпопеи «Освобождение». А фильмы 1960-х вы смотрели? «Хроника пикирующего бомбардировщика», «Женя, Женечка и «катюша», «Баллада о солдате», «Летят журавли», «Белорусский вокзал»… Там и тени Сталина не было. Где «великий» Сталин в «А зори здесь тихие?». Где — в прозе Василя Быкова, Вячеслав Кондратьева, Бориса Васильева и других лейтенантов той войны? Где — в песнях Окуджавы и Высоцкого: один был фронтовиком, второй — ребенком войны.

Тогда (да и много позже) в голову не пришел бы дикий слоган: «Можем повторить!» Повторить что? Нет, они не имеют в виду — обезвреживать мины под огнем противника, выносить раненых с поля боя, видеть развороченные животы друзей, плакать над похоронками, умирать от голода в блокаду. Победные финалы сериалов — единственное, что они знают о войне. И на этом строится их милитаристское сознание, направленное не на Победу, а на вражду и ненависть.

Как отпраздновали этот день мои знакомые? Кто-то поехал на могилу деда, кто-то повел маму и бабушку в кафе на праздничный обед, кто-то слушал колокольный звон в Хатыни, кто-то выпускал в небо белых голубей на «Яме»… Пели фронтовые песни, смотрели хорошие фильмы о войне, выпивали фронтовые «сто грамм», а не бутылку за бутылкой в разухабистой толпе.

Они не участвовали в «игре в войну», некогда популярной в советских дворах. Теперь в нее играют взрослые: в Сталина — так в Сталина, в солдат — так в солдат. Наряжают в пилотки не только шашлычников, не только детей, но даже и собачек. «По приколу», так сказать. Ну и из того, что они считают «патриотизмом».

Думаю, что пропыленную дорогами войны солдатскую форму имеет право носить только тот, кто ее заслужил; что гвардейская ленточка уместна в качестве медальной ленты только тем, кому была предназначена; что Вечный огонь из желе с кремом и фронтовые фото в обрамлении морковного салата с оливками — невообразимая пошлость даже по нашим временам.

Литературовед и философ Лидия Гинзбург писала: «Пошлость — это, в сущности, искажение ценности, неправильное обращение с ценностью. Пошлость либо утверждает в качестве ценности то, что <…> не ценно, либо унижает ценное, либо ценности, выработанные в недоступной ей культурной среде, применяет не там и не так, как следует; вырывает их из органической связи».

В среду мы наблюдали все эти виды пошлости по принципу «три в одном». Портрет Сталина — это утверждение в качестве ценности не просто не ценного — а преступного. Унижение ценности — это салаты в бобруйском магазине. А ценности, примененные не там и не так, — это и младенец, перепоясанный гигантской гвардейской лентой; и массовые переодевания в военную форму — тех, кто пороха не нюхал. Особенно умиляют семьи, где все члены семейства — от мамы и папы до детишек, включая совсем крошечных, в униформе цвета хаки, а детки постарше маршируют с игрушечными винтовками. Это почтение к погибшим? Нет, это карнавал. Карнавал милитаризации.

9 Мая — день особый: и праздник, и день поминовения. Недаром даже в советское время пелось: «со слезами на глазах». Деды и прадеды его заслужили. Теперь его должны заслужить и мы — памятью сердца, тактом и вкусом.