Общество
Анастасия Зеленкова

Что говорят о Лукашенко жители деревни, где осталось всего два человека

О чем горюют жители Горенки.

Когда-то в деревне Горенка Краснопольского района было более 100 дворов. Сейчас жилым остается только один дом. Как коротают свой век супруги Николай и Мария Данченко, что думают о нынешней власти и чего боятся больше всего — в репортаже «Салідарнасці».

«Чернобыль всех разогнал»

Сказать, что деревня Горенка находится далеко – это не сказать ничего. Даже по хорошей Могилевской трассе со скоростью 120 км/ч ехать из Минска придется более 4,5 часов. В непролазных зарослях отыскать указатель на деревню без навигатора практически невозможно.

Ощущение брошенной деревни не покидает от самого въезда.

Где-то от домов остались только коробки, где-то кустарники уже захватили фундамент. Огромные под небо стволы деревьев очень мало напоминают некогда плодоносящие яблони и груши.  

То, что сразу показалось засеянными полями, на самом деле заросли травы — она повсюду.

Тишина сильно режет слух. Ни тебе привычного для деревни лая собак, ни кукареканья петуха — кажется, даже птицы здесь не поют. 

На этом фоне единственный жилой дом смотрится, словно картинка из другой книжки. Вокруг скошенная трава, цветочки вдоль забора, грядки. На воротах — расписание приезда автолавки, словно об этом событии жильцы могут забыть. На стене — странная табличка «Дом социальных услуг».

Как позже выяснилось, раньше в хату Данченко привозили социальную помощь для всех жителей деревни — одежду, продукты. Сейчас соседей больше нет, а табличка по-прежнему висит.

— Последнего соседа схоронили в 2013-м, — рассказывает дед Микола. — Старику 92 года было. Вот теперь одни с женой остались. А когда-то такая большая деревня была — 120 домов. Чернобыль всех разогнал. Кто сам уехал, кого дети забрали, кто поумирал.

Горенка после аварии на ЧАЭС подверглась радиационному загрязнению, хоть и не входила в зону отселения.

Самому мужчине 75. Он инвалид. Еще в молодости в Украине потерял кисть правой руки — взорвалась граната, которую поднял с земли. Всю жизнь Николай Данченко проработал в колхозе, был пастухом, сторожем. Жену привез из Украины в дом своего отца. Тут они и живут по сей день. Мария старше мужа на 5 лет.

Старики приглашают в дом.  

— Только у нас там все очень по-простому, — словно извиняется хозяйка.

«Як гэты Лукашенко на всех кричит. Ой, як кричит!»

Переступив порог хаты, сразу же оказываешься в каком-то ином измерении. Такое ощущение, что машина времени перенесла лет на 50, а то и больше, назад. Печь, железная кровать, репродукция «Три богатыря» на стене, фотография родителей — весь интерьер — словно из музея селянского быта.

В глаза бросается идеальная чистота — такое ощущение, что хозяева ждали гостей.

Через несколько минут на столе появляется типичное деревенское угощение — сковородка с яичницей со шкварками. Примечательно, что ни кур, ни свиней хозяева не держат — все покупают в автолавке. Даже молоко у них из пакета, но разливают его по кружкам как сыродой — продукты магазинные, а привычки все те же, деревенские.

— В прошлом году кур хорек подушил, — рассказывает женщина. — Тут вокруг леса зверей много. Собак не заводим, в соседней деревне их волки загрызли. Так что два кота — все наше хозяйство.

Дед Микола тут же вспоминает, как недавно в районе кто-то на машине сбил медведя.

— По телевизору даже показывали. Хотя раньше у нас тут медведи не водились.

Телевизор — это единственное, что связывает стариков с внешним миром. Раньше еще выписывали районную газету, но потом почтальонка отказалась ездить сюда ради них одних.

Не в курсе, как там хлопчык Максимка? — интересуются старики. — Может, нашли уже? 

Не сразу удается понять, о каком Максимке идет речь. Оказывается, горенцы активно следят за судьбой мальчика, которого ищут в пуще. Причем говорят о нем так, словно о хорошем знакомом, называют ласково по имени, и уверены, что мы, в Минске, должны знать все подробности истории.

Вскоре разговор переходит на другие новостные темы.

— А як гэты Лукашенко на всех кричит. Ой, як кричит! — замечает дед Микола.

Понять, хорошо это или плохо и на кого «кричит Лукашенко», сходу невозможно, поэтому пытаюсь уточнить:

— А как вы вообще к Лукашенко относитесь?

Старики на минуту задумываются, словно однозначного ответа на этот вопрос у них нет. Наконец, женщина прерывает молчание:

— Знаете, мы так думаем: если не будет Лукашенко, то кто нам тогда будет пенсии платить?

Вот-те на! Оказывается, это не просто политическая метафора про пенсионеров и Лукашенко, старики действительно уверены, что платит им именно президент.

— Неужели ж из своего кармана достает? — пытаюсь понять логику.

— Главное, что вовремя, — заключает женщина. — Раньше, еще и добавлял. А сейчас вот что-то давно не было добавки. А ведь обещал.

Впрочем, и этих пенсий старикам, по их словам, хватает. Их потребности столь минимальны, что еще и детям с внуками на подарки остается. Время от времени те навещают родителей — кто-то живет недалеко, в соседнем районе, кто-то уехал работать в Россию.

Маленький мирок единственных жителей Горенки настолько изолирован от всего света, что складывается впечатление, будто никакие катаклизмы им не страшны. Тем не менее, как оказалось, стариков очень волнуют проблемы мирового масштаба.

— Вы видите, что Трамп с этим корейцем творят! Боже, как посмотришь — так страшно становится, — сокрушается дед Микола по поводу недальновидной политики Северной Кореи и США: — Мы все про одно думаем: пусть будет, как есть, только бы не было войны! 

О том, что этой фразой «троллят» всех «памяркоўных» белорусов, дед Микола не знает, поэтому говорит это искренне и от всего сердца.

— Ну, кажется, в ваших лесах можно не одну войну пересидеть, — успокаиваю его.

— Мы-то да, кому мы нужны? А вот вы там, в Минске..., — видно, что старик искренне жалеет нас и сочувствует городским жителям.

Он рассказал, что даже в войну немцы не стали соваться в Горенку. Приехали немецкие разведчики, посмотрели, что вокруг лес и нет дороги — на том и уехали. Зато здешние места облюбовали партизаны. Но это уже другая история, которую дед Микола знает по воспоминаниям более пожилых односельчан.

Для старика мы, городские, словно инопланетяне. Он удивляется, как это можно жить на девятом этаже и «неужели на такую высоту вода закачивается»? Расспрашивает, где были, и понимающе кивает: «Брюссель? Знаю-знаю, где НАТО».

— Сын в Германию ездил. Говорит: «Папа, там так хорошо и красиво». А я все смотрю, что по телевизору делается, как людей взрывают, и думаю: только б не было войны, — эту фразу старик произнесет еще не один раз.

Вот уж действительно генетический код!

«Радиация? Ну так все эти грибы собирают. А здешние яблоки люди в совхоз сдают»

Пока мы беседовали, хозяйка принесла к столу две тарелки жареных грибов.

— Ешьте-ешьте, столько в этом году грибов в лесу! — искренне пригласила женщина. — Сама вот собирала. А такие боровики были!

— А вы радиации не боитесь? — осторожно, чтобы не обидеть, поинтересовалась я.

— Да, все говорят, что радиация. Но все равно и грибы собирают, и ягоды. Все едят — и живые, — заверила хозяйка единственного на всю деревню дома.

— У нас вот там колхозный сад был, так люди на машинах за яблоками и сейчас приезжают, потом в колхоз их сдают, — поддержал ее дед Микола. — Вы тоже себе наберите.

Поблагодарив, я отказалась, сославшись на отсутствие времени.

Никаких замеров радиации горенцы, естественно, не делали. В конце концов, говорят, разве бы стал колхоз пасти коров на загрязненных территориях?

— Неделю назад тут пастухи колхозное стадо пригоняли. Дед к ним каждый день ходил. Скучно ему одному. А сейчас холода пришли, коров погнали — совсем мой старик загрустил. Хорошо, вы вот приехали.

Стадо коров недалеко от Черикова

Наведываются в эти места и рыбаки (как раз в мой приезд около речушки был замечен чей-то автомобиль). В общем, время от времени люди появляются. Но ненадолго. Чаще, конечно, весной на Радуницу.

В соседних деревнях тоже жителей осталось немного.

— В Дубровке два двора осталось, два холостяка там живут, в Новом свете тоже двое доживают, — перечисляет хозяин. — А куда нам, старикам, деваться?

В этот момент вспомнилось, что еще в Минске я планировала расспросить жителей Горенки, как они относятся к заявлениям Лукашенко о необходимости восстанавливать малые деревни. Однако, оглянувшись вокруг, понимаю, что более нелепого вопроса, сейчас сложно и представить.  

Поблагодарив за гостеприимство, мы засобирались домой.

— Ой, так скоро, — огорчился дед Микола. — Посидели бы еще. На Радуницу к нам приезжайте, тут веселее будет. 

Уже около машины нас догнала хозяйка с огромным мешком.

— Я яблок пересыпала своих, забирайте. А себе мы еще наберем, — простодушно от всего сердца вручила гостинец женщина.

Глядя в сторону мужа, который то и дело отворачиваясь, вытирал глаза, она тихо шепнула:

— Расстроился дед, что уезжаете. Грустно ему. Вы уж не забывайте нас.

Обнявшись на прощанье и сев в машину, мы обернулась, чтобы помахать — старики плакали оба уже не в силах сдерживать слезы.